Эту нашу встречу я и сейчас помню до мельчайших подробностей. В маленькой мастерской Ротова, заваленной эскизами и готовыми работами, стоял отличный радиоприемник. Ротов любил работать под музыку, и пока мы разговаривали, приемник мурлыкал какие-то мелодии.
Ротов с карандашом в руке выспрашивал у меня подробности устройства яхты и управления ею. Я, как на допросе, рассказывал все, что знал о чертах характера моих героев, об их внешности, об их возрасте, семейном положении, образовании, происхождении, об их склонностях и привычках… На маленьких листочках ватмана, быстро работая карандашом и резинкой, Ротов набрасывал в разных вариантах портреты героев моей повести, их фигуры, их руки, их глаза, одежду и движения.
К концу этого памятного разговора, затянувшегося на несколько часов, я впервые увидел яхту «Беда» и ее экипаж такими, какими два месяца спустя увидели их читатели журнала «Пионер». И тогда же я понял, что не зря так упорно добивался согласия Ротова на эту работу. С тех пор и у нас и за границей многие художники брались за иллюстрацию этой книги, но лучшими, на мой взгляд, по-прежнему остаются первые иллюстрации, созданные Константином Павловичем Ротовым.
Врунгель печатался в журнале сериями, по шесть эпизодов в каждом номере журнала. Весь год мы работали с Ротовым, часто встречались с ним для обсуждения и уже вышедших и еще не нарисованных картинок. Конечно, мы подружились за это время. Человек высокой культуры и широких знаний, Ротов был веселым собеседником и своим весельем умел заражать окружающих. Во всем, что он видел, он сразу же умел находить смешные стороны и с удивительным мастерством передавал это смешное в рисунке. Особенно удавались Ротову на первый взгляд неброские, незначительные подробности, которые делали его рисунки не только смешными, но и правдивыми.
Работая с Ротовым, я тоже учился присматриваться к подробностям положений, в которые попадали мои герои, а порой пользовался рисунками Ротова, как прямыми подсказками.
Помню, например, такой случай: закончив подробное обсуждение английской главы повести, обо всем договорившись, мы разъехались — он в Дом творчества, рисовать, а я в командировку, на Север.
Когда я вернулся, журнал уже запустили в печать. Просматривая в редакции подписанные к печати листы, я остановился на одном рисунке: стоя на корме яхты, Врунгель и его команда вышибают пробки из бутылок с содовой водой. Тут мне бросилась в глаза неожиданная деталь, найденная Ротовым уже после нашего последнего разговора: в море падали подбитые пробками чайки. Эта отлично найденная деталь просилась в текст, но было уже поздно. Да все равно не хватило бы и места на нее. Зато два года спустя, когда повесть вышла отдельной книгой, в этой главе появилась фраза: «падают в море подбитые чайки…» Эта фраза, на мой взгляд, сделала сцену живее, выразительнее и смешнее.
Подобных примеров можно привести множество. Год работы с Ротовым был для меня отличной школой.
Этот теперь уже далекий год принес мне много радости. Мы с Ротовым часто смеялись, вместе радовались находкам, которые удавалось сделать, вместе огорчались железным срокам сдачи материала, которые и мне, и ему всегда казались недостаточными.
«Врунгель» начал печататься в январе 1937 года. Публикация сразу же вызвала горячие противоречивые отклики. Редакция получала много не всегда грамотных, но всегда веселых и искренних писем, обращенных к Врунгелю и к его авторам.
Были, впрочем, и другие письма, взрослые авторы которых выражали свое возмущение тем, например, что Врунгель не выпускает изо рта трубку и тем подает плохой пример детям, что Лом любит выпить, или тем, что автор сообщает учащимся заведомо ложные сведения по географии, физике и другим дисциплинам.
Эти огорчавшие нас свирепые наскоки слишком прямолинейно мыслящих людей не могли не сказаться на журнальном варианте текста. Так, Фукс, который был задуман как карточный шулер превратился в карточного фокусника, что, впрочем, мало повлияло на его характер и поведение. Были и более тяжелые потери: японская глава вызвала у редакции такие серьезные опасения, что одиннадцатый номер «Пионера» вышел без «Врунгеля», и решено было вообще прекратить публикацию повести. Только поток детских писем, в которых высказывалась тревога за судьбу отважного капитана и его экипажа, заставил редакцию вернуться к «Врунгелю» и в 12-м номере журнала закончить повесть.
Так или иначе Врунгель, урезанный и сокращенный, увидел свет. Мы стали готовить повесть к отдельному изданию.
Мне пришлось снова взяться за перо, чтобы восстановить то, что осталось за рамками подписей под картинками.
Я думал, что работа эта не потребует ни усилий, ни сомнений. Но оказалось, что я ошибся. Предельная краткость, к которой приучил меня журнал, стала главной особенностью повести, и всякая попытка восстановить выброшенные при сокращении рассуждения, разговоры, описания природы и пр. в том виде, как они первоначально были написаны, кончалась явной неудачей: при чтении казалось, что повесть писали два автора, совсем непохожие друг на друга.
Пришлось заново шлифовать всю повесть так, чтобы восстановленные отрывки не казались заплатами на художественной ткани повести. Почти год ушел на эту работу. Ротов за это время успел сделать красивую обложку, цветную наклейку и заставку, которые принарядили и без того нарядную книжку, украшенную множеством отличных рисунков.
Редактор первого книжного издания повести Константин Федотович Пискунов предоставил мне широкую свободу. Он восстановил главу, выброшенную «Пионером», разрешил мне исправить все искажения текста. Книжка пошла в печать, и весной 1939 года 25 тысяч экземпляров «Приключений капитана Врунгеля» попали в руки читателей.
Мы с Ротовым и все друзья Врунгеля, а у него к тому времени было уже много друзей, ждали, что скажет критика? И критика сказала свое слово: в седьмом номере журнала «Детская литература» за 1939 год появились сразу две статьи о «Приключениях капитана Врунгеля». Автор одной из них предсказывал книге долгую и счастливую жизнь, автор другой — отрицал право повести на существование в виде отдельной книги, выход ее приравнивал к бедствию и предрекал Врунгелю скорую, бесславную гибель и забвение.
Некоторым показалось тогда, что именно эта вторая статья правильно предсказала судьбу книги. Шли годы. Книга хотя и не забывалась совсем, но не переиздавалась. Казалось, что Врунгель умер для читателя, но это только казалось. Врунгель жил в надеждах его верных друзей, веривших, что он еще поднимет паруса и поплавает по полкам библиотек.
Надежды эти сбылись: ровно через двадцать лет после первой публикации «Врунгеля» Ротов нарисовал новую обложку, а еще полгода спустя 200 тысяч экземпляров повести легли на прилавки книжных магазинов и на библиотечные полки.
В коротком предисловии к новому изданию 1958 года было написано, что книга значительно переработана. Это ошибка. Повесть осталась такой, как и была прежде, прибавились только рассуждения Врунгеля о дальнем плавании, о времени, несколько незначительных замен первоначального текста. Без этих замен нельзя было обойтись, потому что за двадцать лет, лежавших между первым и вторым изданиями, в мире произошли огромные изменения. Прибавилась, правда, еще целая глава, посвященная морской терминологии, включающая в себя и «Толковый морской словарь для бестолковых сухопутных читателей».
История этой главы сама по себе могла бы послужить темой для юмористического рассказа. Когда книга готовилась к печати, технический редактор просчитался и несколько страниц в книге остались незаполненными. Редактор книги предложил мне срочно расширить рукопись, а остальное место заполнить словариком морских терминов, который он уже составил и сдал в набор.
Я, конечно, не мог согласиться с этим. Расширить на несколько страниц рукопись, каждая строчка которой вынашивалась годами, я не мог. Помещать скучный морской словарь в конце книги не хотел — мне казалось, да и сейчас кажется, что такой словарь ухудшил бы книжку.
Сидя над корректурой набранного словаря, я раздумывал над тем, как выйти из создавшегося положения. И тут мне пришла на память забавная история слова «Анкерок», которым этот словарь начинался. Ухватившись за эту мысль, я стал вспоминать историю других слов русского морского словаря и скоро убедился, что для каждого из них можно найти смешное толкование. Так появился «толковый морской словарь», а вслед за ним и вся заключительная глава книги.
Пережив невзгоды, предсказанные и непредсказанные, «Врунгель» после издания 1958 года зажил новой счастливой жизнью. Тираж книг на русском языке давно перевалил за миллион. Она издана на многих языках народов СССР и за пределами Советского Союза. Сегодня английские, армянские, болгарские, венгерские, грузинские, индийские, латвийские, туркменские, югославские, японские и многие другие ребята читают «Врунгеля» на родных языках. Врунгель много раз менял и продолжает менять фамилию. Чехи знают его как Жванилкина, поляки как Залганова, немцы как Флюнкериха… Но как бы ни называли его, я верю, что добрый старый капитан всем читателям одинаково щедро дарит улыбки, и эта вера убеждает меня в том, что я не напрасно потратил труд и время на эту книгу.
