— Может, хватит изъясняться намеками?
— Хорошо, только я хочу рассказать, как я это себе представляю. Полиция не считается с чувствами влюбленных и супругов: мужчин и женщин содержат в разных тюрьмах. Такие вот дела.
— Что еще расскажешь? — спросил я.
Резкие ноты в моем голосе заставили его сжать рукоятку револьвера.
— Я прочитал о том, что вы, по-видимому, взяли у Бретта двадцать пять тысяч долларов. Вот это деньги, правда?
Мы обождали, когда он перестанет улыбаться. Теперь цель его визита стала ясна, но я хотел, чтобы он сам назвал ее.
— Понимаете, моей старухе позарез нужны деньги, — заявил он. — За день она выдувает бутылку джина. Это для нее вроде как лекарство. А у меня в кармане ветер гуляет.
— Все понятно, — сказал я. — Могу подарить сотню долларов. На эту сумму ты приобретешь столько джину, что ей с ним вовек не управиться.
Он потер грязным пальцем кончик своего крючковатого носа.
— Верно, только я-то рассчитывал получить совсем иную сумму.
Он передвинулся на самый краешек стула.
— Значит, так. Вы желаете остаться вместе. Никто, кроме меня, не знает, где вы находитесь. Вот я и подумал — а вдруг им придет в голову навсегда заткнуть мне рот?
В твоих словах есть логика.
— Вот именно. — Он подавил нервный смешок. — Кто же по доброй воле захочет предстать перед судом по обвинению в убийстве? Это дело серьезное. Я знал одного парня, обвинявшегося в убийстве. Он нанял известного адвоката, и тот ухлопал на подкуп присяжных целое состояние. Суд длился шесть дней. Несмотря на все усилия защитника, парня отправили в газовую камеру. Это страшный конец. Удушье длится три минуты.
Какое-то время в хижине не было слышно иных звуков, кроме шипения и потрескивания яичницы.
— Вот я и решил — ты примешь любые условия, лишь бы избежать такого финала, — продолжил Макс.
— Назови сумму.
— Ну, думаю, двадцать пять тысяч меня устроят.
— Ты сошел с ума! — воскликнул я, подавшись вперед и уставясь на Макса. — Это все, что у нас есть. Что мы будем делать без денег?
Он снова потер нос пальцем.
— Я надежно подстраховался. Мне нечего бояться.
Он потушил окурок и зажег новую сигарету, ни на секунду не отводя от меня взгляда.
— Конечно, я не надеялся на то, что вы легко расстанетесь с деньгами; я даже решил, что вы обязательно попытаетесь прикончить меня. Поэтому, уходя из дому, я оставил записку для моей матери; в ней я указал, куда я отправился и к кому. Если я задержусь, старушка прочитает мое послание. Она хоть и алкоголичка, но далеко не дура. Она сообразит, что ей следует сделать. Поэтому вам не стоит ссориться со мной.
— Ты не даешь никаких гарантий. Допустим, я удовлетворяю твое требование. Что тебе помешает после этого заложить нас?
— Я бы так не поступил, — серьезно сказал он. — Ты пришелся мне по душе. Обманув тебя, я ничего не выиграю. Дай мне деньги, и я забуду о твоем существовании.
Я понял, какие чувства испытывает крыса в тот момент, когда дверца ловушки захлопывается.
— Нет, не забудешь. Есть еще обещанные властями тридцать тысяч. Ты не откажешься от них, Отис.
Он отвел глаза в сторону. Макс знал о премии.
— Я должен вернуться. Не скупись, Джексон. У тебя нет иного выхода.
Веда сняла сковороду с примуса. Она взяла бутылку виски, налила жидкость в бокал.
— Развести? — спросила она.
Ее голос напоминал наждачную бумагу.
— Не надо, — ответил он, глядя на меня. — Что скажешь, Джексон?
— Дай ему деньги, — сухо бросила Веда.
Я повернулся и посмотрел на нее. Она еле заметно улыбнулась мне уголками рта, затем пересекла комнату, держа в одной руке тарелку с едой, в другой — виски.
— Что ж, хорошо, — произнес я, внутренне собравшись.
Улыбка Веды была сигналом для меня. Веда подошла к столу. Макс сначала навел револьвер на нее, потом, когда я поднялся, — на меня. Веда воспользовалась этим моментом. Она плеснула виски ему в лицо, бросила тарелку и схватила его руку, в которой он держал револьвер. Раздался выстрел. Я в два прыжка подскочил к Максу и ударил его в челюсть. Голова Макса дернулась назад, он слетел со стула. Я вцепился в револьвер, но Макс уже не представлял опасности. Я посмотрел на Веду. Побледневшая девушка стояла, прижав ладони к своему левому боку; меж пальцев ее сочилась кровь.
— Веда!
— Это так, ерунда! Свяжи его!
— Дай мне взглянуть!
— Вяжи его!
Свирепое выражение ее лица потрясло меня.
— Хорошо, — сказал я и обыскал Макса. В брючном кармане у него лежал 0,25: пустой бумажник я бросил на стол. Я снял с Макса ремень и связал им его руки за спиной. Я стянул их так сильно, что выше ремня они немного вздулись. Затем я подошел к Веде. Задрав свитер, она разглядывала неглубокую длинную рану.
— Пустяки, — сказала она. — Намочи что-нибудь из одежды.
Пока я чистил и перевязывал рану, мы молчали. Я налил нам обоим виски.
— Смелости тебе не занимать, — сказал я. — Ловко воспользовалась моментом. Меня бы он не подпустил так близко.
— Ты думаешь, он и правда оставил записку для матери?
— Не знаю. Может, он блефует. Не знаю.
Мышца дернулась на ее лице.
— Это необходимо выяснить.
— Что с ним делать, Веда? Похоже, нам придется бежать отсюда.
— Не думай об этом, сейчас самое важное — записка.
— Да.
Я шагнул к Максу и встряхнул его. Он не сразу пришел в себя. Я ударил Макса сильнее, чем хотел. Наконец он застонал, через минуту открыл глаза. Когда он увидел, что я склонился над ним, его лицо стало одного цвета с грязной простыней.
— Ну, Макс, — сказал я, — ты разыграл свои карты. Теперь наш черед ходить. Где ты живешь?
— Не желаю с тобой говорить!
— Придется. Не вынуждай меня применять силу. Мы должны забрать ту твою записку. Тогда мы сможем подержать тебя тут с недельку, а потом, когда накал спадет, — отпустить.
— Ничего не скажу!
Я поднял его и начал бить. Время от времени я спрашивал Макса, где он живет; он неизменно посылал меня к черту. Я отдавал должное его мужеству и лупил Макса без удовольствия. После одного слишком сильного удара он отключился; я подул на свои костяшки и с ненавистью посмотрел на незваного гостя.
Веда стояла у стены с лицом бесстрастным и белым, как мел.
— Ты попусту тратишь время, Флойд.
Я плеснул воду ему в лицо. Он пришел в себя.
— Где ты живешь?
Я приготовился нанести очередной удар.
Макс извергнул из себя поток брани.
— Обожди! — сказала Веда.
Я посмотрел на девушку. Она схватила кочергу и сунула ее в печь.
— Мы теряем время, — сказала она, и уголки ее рта снова тронула улыбка.
Когда кочерга раскалилась докрасна, Веда вытащила ее из огня.
— Подержи его, — сказала она.
— Слушай, Веда…
— Держи его!
Я схватил Макса, он заорал. Веда медленно направилась к нам.
Макс оцепенел от ужаса. Я почувствовал, как холодеют мои внутренности.
— Я все скажу, — внезапно произнес он, и колени его подогнулись, так что фактически Макс повис на мне. Я чуть не потерял равновесие. — Не трогайте меня. Вам надо добраться до шоссе, ведущего в Алтадену. Мой дом — четвертый по левой стороне. Вы узнаете его по белым воротам. Записка лежит под подушкой.
Веда бросила кочергу и отвернулась. Я увидел, что ее трясет. Я посадил Макса на стул и поднял кочергу, которая начала прожигать дыру в деревянном полу.
— Я поеду сейчас, — сказал я.
— Хорошо.
— Будь осторожна.
— Никуда он не денется. Возвращайся скорей, Флойд.
Я коснулся ее плеча, но она отстранилась.
— Я мигом, крошка. Не подходи к нему. Не спускай с Макса глаз.
Я взял его 0,45 и сунул к себе в карман. Положил 0,25 на полку. Дойдя до двери, я обернулся. Макс сидел на стуле, глядя на Веду, а она смотрела на него.
Я открыл шкаф и вытащил оттуда две бутылки виски. Макс испустил сдавленный стон; я быстро прошел к двери, не взглянув на Отиса.
На улице было свежо и ясно. Луна только поднималась над предгорьем. Я постоял, потирая ноющие костяшки. Вспомнил выражение лица Веды. Я не сомневался — она воспользовалась бы кочергой. У меня мурашки пробежали по спине. Я быстро зашагал к «бьюику».
Через двадцать минут я уже был на шоссе, ведущем в Алтадену. Часы на приборном щитке показывали двадцать минут одиннадцатого, когда я остановился возле белых ворот. Дом нельзя было назвать роскошным, но я и не рассчитывал увидеть дворец. Луна освещала пострадавший от пожара сад, покосившиеся ворота и забор, напоминавший гигантскую пилу, у которой обломилась половина зубьев. Я испугался, как бы ворота не завалились от моего прикосновения, поэтому я обошел их и зашагал по засохшей грязи к двери. Сквозь щели закрытых ставен пробивался свет. Поднявшись по трем деревянным ступенькам, я нащупал кнопку, позвонил.
