Последняя фраза у громилы сама собой получилась немного вопросительной и заискивающей.
'На службе, на службе…'
– Виталик!
Зек прискакал торопливой трусцой и замер в полупоклоне, нависая над Иваном.
– Ты с ним в доле? По лодке?
Тот отвёл глаза и кивнул.
– Начальник, жить то надо. Надька беременная, а условий никаких. В землянке живём. Подниматься надо. Но я, – зек тщательно подбирал слова, – клянусь, что против… вас… никогда.
Выдав такую сложную для него фразу, он облегчённо выдохнул и автоматом выдал.
– Падлой буду.
На самом деле Иван вовсе не расстроился от такой самодеятельности мужчин. Он даже обрадовался – инициативный и предприимчивый человек стоил дорого. Особенно здесь.
'Уже и Серого с Гердом приплели, ну умельцы!'
– Сейчас в море выходить запрещаю. Пойдём весной. Вместе. Посмотрю я на этого вашего Васю. Кстати, как вы с ним общаетесь?
Олег заулыбался и пожал плечами.
– Да на пальцах. Чего там сложного!
– Вы молодцы, парни. И о деле думаете и о себе. Просто о приоритетах не забывайте, ясно?
Степанов радостно кивнул, а лоб Виталика покрылся морщинами.
– Олег, объясни ему, что такое приоритет.
Решение Маляренко не отпускать дельцов в пятый рейс, а перенести всё на весну оправдало себя уже через два дня – горизонт затянуло тучами и, хотя пока не пролилось ни капли дождя, все были уверены – вот-вот. Потом потянул ветер, а потом загромыхал горизонт.
Всю ночь из окна Ваня наблюдал за тем, как далеко в степи сверкают молнии. Ветер, дувший оттуда, был сух, горяч и никакими признаками влаги не обладал.
– Ванюша, иди спать.
Смуглое тело жены во мраке комнаты было не разглядеть. Иван вдохнул полной грудью.
– Аххххх…
Здесь, на берегу моря, этот сухой и тёплый ветер, с запахом сухой травы был большой редкостью.
– Как вкусно!
А утром ветер принёс совсем другой аромат.
– М. Танька, отстань!
– Ваня вставай!
– Ваня вставай!
'Маша?!'
Маляренко приоткрыл глаз.
– Чего?
– Горим!
Спешная пробежка нагишом по всему дому никаких результатов не дала. В доме явственно стоял запах дыма, но возгораний нигде не было. Завернувшись в первую попавшуюся тряпку, Иван выскочил на крыльцо и там, нос к носу столкнулся с очумелым часовым.
– Степь горит!
На вышке собрался весь 'генералитет' Севастополя: Иван, Олег и Семёныч. Внизу, на валу, пришибленно торчало всё остальное взрослое население посёлка. Видок и вправду был жуткий. От края до края горизонта рассветное тёмное небо было озарено. Огня видно не было, он был очень далеко, но дым, поднимающийся к небу сплошной стеной, уже начал ощущаться и здесь.
Это было страшно. Пожар был такого масштаба, что Маляренко ощутил себя меньше чем микробом.
– Смотри, Юрьево сигналит!
Удар в бок привёл Ваню в чувство.
'Нет, бля, мы ещё пободаемся!'
Маляренко посмотрел на далёкую рощу, стоявшую посреди степи прямо на пути огня, затем на 'каракумский' канал, отрезавший его посёлок от степи и, повернувшись к своим замам, по очереди крепко их обнял.
– Франц! Детей и беременных на лодку и в море! Мария Сергеевна, все женщины, которые здесь остаются – под ваше командование. Бегом сгрести всю сухую траву перед рвом! Маша! Стой! Сначала здесь – перед домами. Дальше к горлу – если успеете.
Иван стоял на вышке и, словно Наполеон, раздавал приказы.
– Семёныч, бери одного человека и завали отводной канал. Хрен с ним, с фортом. Новый построим. Пусть ров как можно больше наполнится водой. Потом, как закончишь, помогай Маше, ясно? Бегом!
На вышке остались они вдвоём с Олегом.
– Собирай всех остальных. Пойдём к Кузнецову.
Четырнадцать мужчин, вооружённые лопатами и вёдрами неслись бегом по предрассветной степи по хорошо знакомой дороге ведущей в 'колхоз'. Дым ощущался всё сильней, а ветер, дувший в лицо, становился всё крепче.
'Сгорит всё нахрен'
Немолодые мужчины хрипели, сплёвывали тягучую слюну, но темпа не сбавляли.
– Ходу, ходу!
Впереди показались огни факелов и большая толпа женщин и детей. Большинство малышни тащило в руках обитателей Кузнецовского птичника, а следом два Толиковских старика гнали стадо орущих и недовольных ослов, лупцуя особо упрямых плетьми без всякой жалости.
– Стоять! Кто здесь старший? Настя, ты?
Супруга Юры, с ребёнком на руках, подошла к Ивану. Было видно, что женщине очень тяжело. Глаза у неё были отчаянные и растерянные.
– Настенька. Идите к моему дому. Там найдёшь Машу. Скажешь ей, чтобы она провела вас на косу, к морю. Там вас никакой огонь точно не достанет. Обещаю! Верь мне! Всё будет хорошо. Скажешь Маше, чтобы они, когда закончат, тоже бежали на косу. Там гореть вообще нечему. Всё, солнышко, беги и береги себя.
Женщина быстро поцеловала старого друга в щёку и пошла дальше. За ней двинулся весь остальной табор.
– Крестника моего береги!
Все мужчины Юрьева занимались ровно тем же самым, что и женщины в Севастополе – сгребали сухую и пожухлую траву деревянными граблями. В этом им помогало несколько местных женщин, которые решили остаться. Увидев пришедшую помощь, Юрка немедленно отправил всех вновь прибывших, включая Ивана, таскать воду и тупо проливать все подчищенные участки земли вокруг рощи. Работы было до чёрта, да и гари и дыма заметно прибавилось, но люди необращали на это никакого внимания, лихорадочно работая граблями. Дышать стало труднее, и заслезились глаза. Маляренко молча кивнул, мол, задание ясно и, намотав на лицо майку, кинулся с вёдрами к ручью.
Хвала всем богам, что у Юрия Владимировича тоже имелась небольшая запруда, где он собирал воду для полива. Иначе полтора десятка мужиков вычерпали бы этот ручеёк в пять минут. Иван не помнил сколько раз он сбегал к запруде и обратно к защитной полосе. Башка полностью выключилась, а сердце снова начало щемить. Тяжело дыша сквозь повязку на лице, Ваня черпал воду, куда-то бежал, куда-то лил. Лил. Лил.
Давно уже рассвело, но плотная стена дыма и тёмное грозовое небо создавали иллюзию позднего вечера. Почти ночи.
– Ваня, воды мало осталось!
'Что он говорит?'
В ушах так шумела кровь, что понять, о чём говорит Кузнецов, Ивану было тяжело.
– Бросайте землю поливать! Надо…
Толстый устало опёрся на грабли. Он был насквозь мокрый от пота.
– Всё, что мы могли. Мы сделали. Надо…
Дышал он ещё тяжелее, чем Маляренко.
– Надо. Полить погреба. Там весь урожай и семена. Без них…
Мимо неслось мелкое зверьё и летели птицы.
– Вон оно. Пламя.
По степи тянулась алая нитка. Над ней, отсвечивая сполохами огня поднимался светло-серый дым.
