Гуго счастливо отделался от тюрьмы. Доминак говорил как-то, что бандита Гуго после выздоровления сразу же арестуют. Но потом выяснилось, что никто из «пострадавших» от Гуго не требовал его ареста и суда над ним: от боязни ли, ибо Гуго прослыл уже бессмертным и мог отомстить, или поверили ему, что, получив долг, он больше не побеспокоит. Помалкивал и всесильный Нибиш. «Разве будет судиться с Гуго сам Джордон Нибиш?» — так сказал Доминак.
Не знал Даниил Романович, что Нибиш совсем не хотел суда над Гуго, не хотел нового шума о воскресении мертвеца. Миллионер даже сделал кое-что по мелочи, чтобы полиция и газеты «забыли» о Гуго, не упоминали больше и имя Галактионова. «Так мне никто не помешает купить секрет Галактионова», — думал он.
Когда вчера Галактионов сказал Доминаку, что он решитель но не желает разговаривать Нибишем, Доминак только буркнул: «Пожалеете» и больше не произнес ни слова, не обмолвился и о Гуго, хотя знал, что завтра он будет выписан.
Даниил Романович остановился у газетного киоска, Он пос тоянно покупал рабочую газету «Бессмертие труда», интересовался, что пишут «Новая Атлантида» и «Патриот». Газеты «Бессмертие труда» в продаже не оказалось. На вопрос «почему?» продавец ответил:
— Конфисковали.
— За что?
Продавец пожал плечами, внимательно посмотрел на Галакти онова.
— Говорят, было что-то в защиту политических заключенных.
Галактионов пошел домой.
«Покажется ли сегодня Макс? — подумал он с грустной на деждой. — Вряд ли: сейчас ему не до меня… Сдержит ли, в случае чего, свое слово Адам Мартинсон, не испугает ли его обилие грязи, которая будет брошена в мой адрес? Встанет ли на мою сторону Арвий Шельба?»
Много тревожных вопросов возникло, но ответ на них могло дать только время.
СВЯТОЕ СЛОВО И ДЕЛО НЕ ЗНАЕТ ПРЕГРАД
Далеко в горах, раскинувшихся южнее Атлансдама, есть се ло, очень бедное. Редкие домики его, сложенные из камня и обмазанные глиной, расположены вдоль извилистой речушки. Кое-где по берегам этой речушки разделаны узенькие полоски земли, жители выращивают на них кукурузу. Кроме того, они разводят овец, но очень мало: в каменистых горах не хватает корма. Если правда, что Атлансдам заложен атлантами, пришедшими с какого-то острова, то жители этого села — аборигены, оставшиеся после завоевания их родины атлантами; они ушли сюда, в горы.
Несмотря на скудную жизнь, они полюбили эти каменные го ры, не променяли их на красивые шумные города, предпочли бедность и спокойную тихую жизнь горячечной суете горожан.
Священник, пришедший из этого села к аббату Рабелиусу, был тоже беден — об этом свидетельствовали старая обтрепанная одежда и пыльные разбитые сапоги. Но зато сам священник выглядел крепким мужчиной: щеки обветренные, глаза зоркие, зубы в тихой скромной улыбке молодо белели, руки, хотя и чистые, но грубоватые — вероятно, ему не хватает доходов, и он занимается тем же трудом, что и его паства.
Рабелиус принял гостя в своей квартире, обставленной поч ти по-светски. Когда монашенка, прислуживавшая у стола, поставила еду и вышла по знаку аббата, Рабелиус достал бутылку вина.
— Не потребляю, — замахал руками священник, и потускнев ший Рабелиус должен был спрятать бутылку в маленький шкафчик, вдавленный в стену.
— Я только для вас, отец Урбо, — сказал аббат. — Только для вас. Потому что вы с дороги, устали, и вам следует подкрепиться.
— Душу подкрепляет божие слово, а тело — яства, освящен ные им, — ответил отец Урбо, принимаясь за еду.
Рабелиус, улыбнувшись про себя, согласно кивнул головой и неохотно подвинул свою тарелку.
Когда с трапезой было покончено и сотрапезники прочли мо литву, началась беседа.
— Я никогда не слышал о вас раньше, отец Урбо, о чем очень сожалею, — сказал Рабелиус.
— Мы люди маленькие, — скромно произнес Урбо. — Каждому свое, и таковы наши заслуги перед богом, что мир нас не знает. Зато о вас мы наслышаны, и именно слава ваша привела меня сюда.
Рабелиус самодовольно улыбнулся.
— Говорите, отец Урбо, что вас беспокоит.
— Попечение о пастве, о душах заблудших, которые просят причастия, прежде чем принять смерть.
И отец Урбо рассказал:
В пятидесяти километрах от их села, в горах, содержатся заключенные, они приговорены к смерти. Заключенные просят отпущения грехов и причастия, они не хотят умирать, не поговорив с духовным отцом. Узнав об этом, отец Урбо выразил согласие провести обряд причащения, но заключенные не захотели говорить с ним, никому не известным священником, они желают иметь своим духовным отцом только преподобного Рабелиуса, имя которого внушает им благоговейные чувства. Знать, много у них на душе грехов, коль скоро им требуется непременно такое высокопоставленное лицо, как аббат Рабелиус.
Рабелиус слушал внимательно. Отец Урбо говорил истину. Вчера вечером к аббату приходил один из офицеров штаба в солидном чине полковника. Как перед самим господом богом, офицер сказал, что ему предписано уничтожить группу опасных преступников — они находятся в лагере, в горах, — и просил Рабелиуса пойти в лагерь к осужденным на смерть, или послать духовное лицо, совершить положенный обряд. Рабелиуе дал согласие, хотя ему и не хотелось ехать в такую даль. Он надеялся послать в лагерь кого-нибудь вместо себя. Но тогда пришлось бы посвятить в тайну еще одного человека! Нет, он не может поступить так.
Аббат, разумеется, будет хранить все это в великой тайне, как и положено, ни словом не обмолвится и отцу Урбо: о таких вещах можно сказать только епископу. Рабелиусу показалось странным то, что просьба заключенных, охраняемых зорко, дошла до Урбо. И он спросил, как это могло случиться.
— С божией помощью, — тихо ответил священник.
— Но ведь там — опасные преступники, вероятно, политичес кие! Они не верят в бога, — продолжал недоумевать аббат.
Но сельского священника ничуть не сбили с толку эти недо уменные вопросы: видимо, крепок он был духом и верой и многое знал.
Он сказал, что человек — каков бы он ни был — перед смертью своей обращается только к богу, и служитель церкви обязан стать посредником между ним и всевышним. Церковь единоспасающа для всех. Не будет правильным считать, что эти заключенные недостойны разговора с отцом духовным и заслуживают отвержения от церкви. Ватикан простил грехи даже Галилею.
Священник угадывал нежелание аббата пойти в лагерь к осужденным. Рабелиус и не скрывал этого: поскольку сельскому, священнику известно о предстоящей казни, пусть он и совершит отпущение грехов. Выход из положения удачный.
— Я не понимаю, отец Урбо, почему бы не пойти вам? — ска зал он. — Местность та, можно считать, вашего прихода, там пастырь… вы.
— Я с великой бы охотой, — ответил священник. — Я знаю свою обязанность. Близок ли путь сюда, но я не посчитался ни с чем во имя святого дела. Я пошел бы к ним. Но они не хотят меня. Как я услышал, есть у них некто по имени Зильтон, — Урбо, украдкой взглянув на аббата, заметил, как вздрогнул тот; священник опустил голову, пожал плечами. — Не знаю, кто он, а думаю — грехов у него больше всех. Он-то и хочет непременно вас. Ну и остальные, глядя на него…
— Зильтон, говорите?.. — глухо переспросил Рабелиус.
— Да, кажется, так говорили. А что — вы знаете такого? — Урбо поднял голову и посмотрел на аббата. Рабелиус отвернулся, встал и прошелся по комнате.
— Нет, не знаю такого, — сказал он. — Меня, отец Урбо, смутило то, что от грешников, отгороженных от мира строжайшей охраной, дошла до вас не только просьба, но стали известны и имена их.
— А меня это не удивляет, — тихо заметил Урбо. — Святое слово не знает преград. Я верю — тут помощь божия…
— Да, конечно, — согласился Рабелиус и присел к столу.
— И все же я буду упрашивать вас пойти к этим несчастным. Ведь это не отложное дело?
— Да, часы их жизни сочтены.
— Часы? Вот видите! А я не могу быть ни сегодня, ни завт ра. У меня много забот здесь. Так я прошу…
— Но они не хотят меня! Я уже говорил вам об этом.
— Вы пойдете вместо меня, как доверенное духовное лицо.
— Но чем это подтвердить?
— Очень просто. — Рабелиус подошел к небольшому письмен ному столику, выдвинул один из ящиков, взял листок плотной белой бумаги; вверху красивыми буквами было напечатано имя аббата, название монастыря, настоятелем которого он был, и церкви при этом монастыре. Рабелиус написал несколько слов и подал бумагу священнику.
— Этого достаточно?
— Да, я полагаю… Есть только сомнение: духовное лицо — единственный посредник между исповедующимся и богом. Я же выступаю в роли посредника между грешным человеком и вами… Если узнает епископ, как бы не было неприятности.
— А почему он узнает? — щеки аббата вспыхнули. — Не дума ете ли вы, отец Урбо, что я обязательно во всем отчитываюсь перед епископом?
