Поскольку смелое решение, инициатива связаны с риском, постольку они обязательно предполагают большую борьбу мотивов. У офицера, обладающего большими знаниями и опытом, убеждающими в правильности принимаемого решения, борьба мотивов протекает менее болезненно и заканчивается сравнительно быстро. У менее опытного офицера принятие нового решения вызывает более сильную борьбу мотивов, которая иногда продолжается даже после принятия решения. И хотя оба приняли одно и то же решение, смелым можно назвать только первого офицера, поведение которого доказывает, что он быстро и целиком отдался стремлению к намеченной цели, поведение же второго свидетельствует о сомнениях, не дающих сосредоточиться на выполнении решения. Таким образом, настоящая смелость характеризуется не только соответствующим решением, но и тем, насколько быстро преодолена борьба мотивов и каково поведение в отношении к принятому решению.
Все сказанное выше иллюстрирует следующий пример смелого решения.
В 1944 году Н-ская сд ночью форсировала реку Шешупу (в Литве) в излучине, вдающейся в сторону советских войск, чтобы утром, в 11 часов, во взаимодействии с соседними войсками, атаковать противника, занимавшего траншеи в нескольких десятках метров от берега реки. Батальоны дивизии должны были до общего штурма тесниться на берегу противника у самой воды в течение 6—7 часов светлого времени. В случае обнаружения их противником они могли быть сброшены в реку. Чтобы этого не случилось, с рассветом до начала штурма наша артиллерия держала все наблюдательные пункты противника под неослабным огнем, чтобы их подавлять и ослеплять. Расчет оказался правильным: ни один ответный снаряд противника не упал у левого берега реки, где укрывались переправившиеся части дивизии. Появление их перед противником с началом штурма было столь неожиданным, что не могло быть и речи об организованном отпоре, и дивизия блестяще выполнила задачу.
Внезапности достигли потому, что действия были необычны, и действительно трудно ожидать, чтобы целые батальоны и части могли среди бела дня столь долго находиться незамеченными в десятках метров от противника. Для данного решения характерна также готовность к риску: при малейшем просчете или в случае недисциплинированности хоть одного солдата дивизия подвергалась опасности быть сброшенной в реку.
А вот другой характерный пример.
В 1942 году одному нашему батальону было приказано овладеть сильно укрепленной позицией противника, которую занимал батальон пехоты, поддерживаемый несколькими артиллерийскими и минометными дивизионами. Для выполнения такой задачи сил было явно недостаточно. Все же командир батальона майор Воробьев решил ее. После сильной артподготовки батальон пошел в наступление, имея между ротами первого эшелона чрезвычайно большой разрыв. Противник, решив, что можно, воспользовавшись этой «оплошностью», добиться легкой победы, бросил в этот разрыв почти все свои силы. Когда он достаточно углубился в промежуток между ротами, автоматчики и пулеметы обрушились на него перекрестным огнем, а резерв окончательно ликвидировал его. Батальон овладел позицией врага. При этом наступающий батальон имел в три раза меньше потерь, чем обороняющийся противник.
В данном случае командир батальона учел предвзятое мнение гитлеровцев, которые могли посчитать, что разрыв между ротами наступающих был допущен по неграмотности.
Когда противник, даже относительно слабый, изготовлен к нападению на него, то его или совсем нельзя одолеть, или, если удастся это, то при многократном превосходстве в силах или ценой больших жертв. Чтобы застать противника врасплох, необходимо, чтобы он или совсем не подозревал о готовящейся атаке, как это было в первом случае, или же не представлял себе истинных намерений и замысла наступающего, как это было во втором случае.
В чем бы смелость ни выражалась, о каких бы смелых решениях ни шла речь, для них всегда характерно то, что заложенная в них идея нова, оригинальна, отчего она не может быть известна противнику. Этим достигается то, что противник становится в тупик и теряет время, пока приходит в себя, или же в самом начале ему внушается такая оценка событий, которая не соответствует действительности, как это видно на последнем примере. Эти же примеры показывают, что замысел смелого решения сочетает в себе оригинальность идеи с простотой выполнения.
Желательно, чтобы начальник или руководитель занятий, узнав о смелом, из ряда вон выходящем решении, принятом офицером, поинтересовался, насколько он представляет себе тот риск, которому подвергает себя и своих подчиненных. Если офицер не представляет себе степени опасности, с которой сопряжено исполнение его решения, то последнее носит характер авантюры. Когда же офицер представляет себе эту опасность, то это свидетельствует о его готовности к риску, следовательно, о том, что его решение не опрометчивое, а всесторонне продуманное, зрелое и вместе с тем действительно смелое.
Готовность к риску предполагает известную напряженность воли, ее собранность и большую бдительность, необходимую для того, чтобы обеспечить выполнение принятого решения.
Когда начальник или руководитель тактических занятий находит решение офицера смелым, он должен его поощрить.
Поощрив офицера за смелую мысль еще до ее осуществления, начальник оказывает ему моральную поддержку, внушает уверенность. Необходимо учесть, что каждое смелое решение и удачное его исполнение увеличивают уверенность офицера, делая его еще более смелым и побуждая ставить себе еще более решительные задачи. Но при этом следует соблюдать осторожность, чтобы уверенность, внушаемая поощрением, не перешла в самонадеянность. Поощряя офицера за смелое решение, следует его предостеречь против самоуспокоения, напомнив, что самое главное — исполнение — еще впереди, и было бы жалко на деле провалить хорошее решение.
Трудно говорить о недостатках смелости и об их причинах, поскольку, вообще говоря, нет предела смелости. О смелости решения можно судить прежде всего по тому, насколько оно правильно, когда все остальные решения в сравнении с ним явно негодны или менее выгодны. Нет ничего оригинального и смелого в переходе к обороне. Но если в данной обстановке переход к обороне оказался наиболее целесообразным, то очевидно, что никакое другое решение, каким бы решительным оно ни казалось, не может быть осуществлено с успехом и, следовательно, в нем нет настоящей смелости. О явном же отсутствии смелости свидетельствуют случаи, когда упускается возможность получения большего успеха из-за того, что это сопряжено с большим риском, когда решения и методы действий шаблонны, когда офицер избегает острых положений и т. п. Причинами отсутствия смелости могут быть: недостаток знаний и опыта, неуверенность в своих силах, недостаточное знание своих подчиненных и вытекающая отсюда неуверенность в них; недостаточно глубокое чувство ответственности, а может быть, и недостаток самолюбия. Конечно, плох тот командир, у которого готовность к риску стимулируется преимущественно желанием блеснуть своими успехами. Но не будет зазорным, если начальник, побуждая офицера к смелым решениям, учтет и вопрос о самолюбии.
Начальнику следует тщательно изучить в каждом отдельном случае причины, мешающие проявлению смелости в решениях офицера, чтобы установить, какая причина имеет преимущественное значение и какими методами можно ее устранить.
Ценность всякого решения определяется тем, насколько оно обосновано, как оно мотивировано. Мотивировка показывает, насколько необходимость данного решения правильно осознана. Когда нет ясно выраженных мотивов, то невозможно судить, насколько то или другое действие соответствует руководящей идее решения. Трудно в таком случае проследить за той внутренней связью, которая объединяет все действия, диктуемые данным решением, и характеризует целеустремленность в его выполнении.
Иной раз наилучшее решение, если оно не обосновано самым тщательным анализом обстановки, может не привести к цели, потому что оно будет проводиться бессознательно. Наоборот, иное посредственное решение, если оно правильно мотивировано, может дать определенный успех. Более того, даже при одном и том же решении можно прийти к различным результатам, в зависимости от того, как оно мотивировано. Следующий пример иллюстрирует это положение.
Два офицера на занятиях по тактике получили задачу: силой одного взвода захватить укрепленную высоту противника с целью улучшения своих позиций. Оба они решают произвести атаку ночью. Один из них мотивирует свое решение тем, что «под покровом ночной темноты можно скрытно подойти к противнику, чтобы внезапно его атаковать». Другой мотивирует свое решение тем, что«при малых силах ночные условия дают больше шансов на успех». Как будто в мотивировках обоих офицеров нет принципиальной разницы. Разыгрывая это решение, руководитель дал им вводную: «На своих ближайших подступах противник обнаружил наступающего и открыл по нему сильный огонь». Первый из офицеров решил отойти, мотивируя это тем, что раз внезапная атака не удалась, то продолжать ее бесполезно. Другой принял решение немедленно броситься в атаку, мотивируя это тем, что ночью противник все равно не представляет, каковы силы атакующего, и он выполнит задачу раньше, нежели подойдут резервы противника. То, как реагировал каждый из них на вводную, логически вытекает из мотивов, которые легли в основу их первоначального решения.
