Неохотно выполнили приказ начальника пограничники. Дронов понимал их, а потому и объяснил свои действия политруку заставы Иванцову:
— Задачу свою мы, Николай Матвеевич, выполнили. Нужно было продержаться восемь часов, а мы тут — без малого сутки. Егерей накрошили — снега в лощине не видать. А на танки идти с голыми кулаками — не резон. Так и растолкуй бойцам: отходим на укрепленные позиции девяносто пятого полка. Вместе будем воевать. У пехотинцев есть и пушки противотанковые, и гранаты...
* * *
Сто километров, отделявшие Мурманск от линии государственной границы, фашисты намеревались пройти за три дня. Почти два месяца потребовалось им, чтобы одолеть сорок километров от Титовки до реки Западная Лица. 95-й стрелковый полк и влившиеся в него пограничники отступали, заставляя врага платить большой кровью за каждый куст и камень, за каждый метр советской земли.
Уже 29 июня командование 82-го погранотряда потеряло связь с первой заставой. Ее сочли погибшей. Родственникам личного состава в конце июля послали похоронки. Пришла казенная бумага и в деревню Лямпино Коми-Пермяцкого округа родителям Петра Курганова.
И какова же была радость командования погранотряда и друзей-пограничников, когда застава — почти без потерь! — в августе форсировала Западную Лицу и вместе с подразделениями 95-го полка заняла оборону на ее восточном берегу! Получив подкрепление, на этом рубеже советские части стояли насмерть. До Мурманска — нашего заполярного незамерзающего порта — фашистам оставалось пройти еще шестьдесят километров, но они не смогли продвинуться уже ни на шаг. Здесь сложили головы многие егеря дивизии генерала Дитла, здесь похоронена ее «непобедимость». Не зря долину Лицы в годы войны окрестили Долиной Смерти, а после победного мая — Долиной Славы.
Пропали пригласительные билеты командования германского вермахта на банкет в ресторан «Арктика». Фашисты могли попасть в Мурманск только в одном качестве — в качестве пленных! Мишуковская дорога от пограничной заставы № 1, от Титовского озера до Мурманска — оказалась для горных егерей непроходимой.
* * *
Когда линия фронта на Западной Лице стабилизировалась, командование 82-го погранотряда отозвало пограничников из стрелковых частей. Из уцелевшего, крепко обстрелянного личного состава разных застав сформировали чекистский диверсионно-разведывательный отряд. Заставу старшего лейтенанта Дронова поделили на две диверсионно-разведывательные группы. В группу, которую он возглавил сам, Дронов включил и Петра Курганова как сообразительного разведчика, меткого стрелка, человека большой физической силы, да к тому же владеющего боевыми приемами рукопашной схватки.
Рейды пограничников во вражеский тыл отличались дерзостью и стремительностью: они действовали в хорошо знакомых им районах своих бывших застав, знали каждый камень, склон, ложбинку, болото.
— Дома стены помогают, а мы — дома! — не раз говаривал Дронов.
...Их группа возвращалась из глубокого рейда по фашистским тылам. В белесой мгле полярной ночи, в белых маскхалатах скользили пограничники на лыжах по белым снегам, выявляя расположение вражеских подкреплений, коммуникации противника, штабы, узлы связи. Спали прямо на снегу, подостлав ветки карельской березы, костров не разводили, питались стылыми консервами, кое-как размороженными на синеватом пламени таблеток сухого спирта; жевали каменные сухари.
— Да, с такой пищи ходить будешь, но медленно, если ветра не будет, — пытался шутить Курганов.
— Ничего, возвращаться — не в пекло лезть, — старательно передвигая лыжи, ответил Дронов. — Смотри, наша ложбина. Интересно, закопали егеря своих тут или так и замело снегом?
— Кто его знает? Попробуй, вройся в камень... Стой!
Идущие след в след по лыжне разведчики остановились.
— Чего там? Фрицы?
— Дозорный дал сигнал фонарем.
Дронов и Курганов поспешили вперед, к дозору.
— Что случилось?
— Слева, где наша застава, кто-то воет. А впереди — в метрах трехстах от нас, в низине, похоже, походные немецкие палатки.
— Проверим!
Проверить, понять непонятное, грозящее возможной опасностью, —такой же закон пограничья, как обязательная бдительность. И Дронов свернул с лыжни влево, к заставе. Вернулся он буквально через две минуты.
— И смех и грех, — сказал он, отдуваясь. — Это же наша печь на заставе воет! Узнала своих, вот и подает сигнал.
Мысленно Петр Курганов тотчас представил большую круглую печь из красного кирпича, обитую крашеным железом. Как уютно стояла она в центре родной казармы, а вокруг теснились тридцать пять солдатских коек. Как хорошо горели и потрескивали не поддающиеся топору стволы карельской березы. Вспомнился повар Василий Тельнов, прекрасно пекший хлеб, правда, в другой печи, поменьше. Тельнов погиб в августе на Западной Лице.
— Да, заставу свою сожгли; стены сгорели, а печь стоит, воет, как баба по покойнику, — не обращаясь ни к кому, сказал дозорный.
— Ничего — они нам за все наши беды заплатят. Заставим, — убежденно сказал Дронов. — Так, говоришь, впереди палатки фашистские? Может, тоже померещилось, если вой ветра в печной трубе за страшную опасность принял?
Не померещилось...
В низине, на пути пограничников, стояли большие палатки, в каждой, должно быть, пятнадцать-двадцать фашистов.
— Двенадцать палаток, — вынырнув из темноты, доложил Дронову Петр. — Спят как сурки. Без охранения.
Обычной задачей диверсионно-разведывательных групп было уничтожение живой силы и техники врага, наведение паники в его тылах, захват «языков». На этот раз группа Дронова выполняла чисто разведывательное задание, можно было обойти неприятельский гарнизон, не рисковать: благо собран необходимый материал. Но велико было искушение.
— Часовых нет. Чувствуют себя в безопасности: до линии фронта сорок километров. Ничего, мы их расшевелим, боекомплект у нас не истрачен. Окружаем и в два ноль-ноль, без «ура» и шумовых эффектов, — забрасываем гранатами.
Соотношение сил было не в пользу пограничников, но на их стороне — внезапность, дерзость, вера в свою правоту и полярная ночь...
Забросав палатки гранатами, разрядив автоматные диски в обезумевших врагов, пограничники растворились во тьме, прихватив на всякий случай «языка».
Конечно, не все операции проходили столь же успешно. В одном из дальних рейдов, в котором участвовали совместно три группы, пограничники Дронова ушли из базового лагеря в фашистском тылу громить коммуникации врага. Две другие группы, вернувшиеся с задания, измотанные и смертельно усталые, расположились на отдых. Тоже в низине, за ветром, только не в палатках, а на снегу. Приняли с устатку и для согрева «сто наркомовских граммов» — и уснули. Троих дозорных тоже сморил сон. Каратели из СС — не без помощи белофиннов — бесшумно сняли спящих дозорных, а остальных расстреляли в упор. Из сорока наших бойцов уцелел один, раненый. Он-то и рассказал, как фашисты ножами добивали раненых, уродовали лица мертвых.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
