— Не было у них никакого выбора.
— Выбор есть всегда. Хорошие люди отличаются от плохих как раз тем, что гибельные варианты событий даже не признают за варианты. Принимают назначенную цену, искренне веря, будто у них не было выбора. Ты хороший, Гарри, и не надо стремиться быть идеальным.
Она погладила тыльную сторону его ладони осторожно, едва касаясь. Большой палец соскользнул на запястье, нечаянно, а может, специально ловя пульс. Гарри затаил дыхание. Эта ласка в темноте, такая неожиданная, такая простодушная, заставила его сердце забиться быстрее, и он вдруг понял, что Луна чувствует это: учащенную пульсацию крови в венах на его запястье, лихорадочный жар, растекшийся по чуть влажной со сна коже. Чувствует и может неправильно истолковать… или как раз правильно? Гарри был в смятении. Близость Луны вдруг перестала казаться невинной, ее робкие прикосновения окрасились недвусмысленным оттенком влечения. И Гарри не понимал, было ли это внезапно пробудившееся желание взаимным, отдавала ли Луна себе отчет в том, что делала, вкладывала ли она в это тот же смысл, испытывала ли те же ощущения, что и он, или у него просто помутилось сознание. Ведь у него была Джинни. Пусть далеко, пусть они виделись раз в несколько месяцев, пусть подчас не все было гладко, но у него уже была девушка, которую он любил. Правда?
А что же тогда было это?
— Эй, — шепнула Луна встревоженно. — В чем дело? Ты перестал дышать.
— Я… э–э–э… — ничего умнее в голову не пришло.
— Ясно. Гоняешь мыслешмыга, — Луна встала и потянулась. Гарри услышал, как хрустнули суставы.
— Кого? — тупо переспросил Гарри, сжимая в кулак руку, которую она держала секунду назад. Господи, о чем он сейчас думал, это же Луни! Темнота, будь она неладна.
— Нужно выспаться, — не ответив на вопрос, продолжила Луна. — Брустер что‑то говорил о подземельях. Завтра будет тяжелый день.
Зашуршало одеяло. В проникающем сквозь окно туманно–кровавом мареве девичья фигурка казалась нереальной. Гарри улегся, натянув одеяло до самого подбородка, и закрыл глаза. Перед мысленным взором выткалась задорная курносая девчонка с копной огненно–рыжих волос. Только лицо у нее почему‑то расплылось, приобретая совсем нехарактерную мечтательность, а волосы выцвели, рассыпались по плечам и спине множеством неопрятных пепельных завитушек.
Проваливаясь в сон, Гарри чувствовал, как горячо пульсирует жилка на запястье.
* * *
— Доброе утро, — Луна сидела на кровати, флегматично расчесывая спутанные волосы. Расческа то и дело застревала, зубцы отскакивали от свалявшихся локонов, слышался треск рвущихся волос. Из‑под одеяла выглядывала голая ступня — Гарри поймал себя на том, что уже не первую минуту наблюдает за тем, как пальчики отсчитывают странный ритм: наверное, Луна напевала что‑то про себя.
— Доброе, — Гарри потянулся и широко зевнул.
Луна продолжила свои варварские действия.
— Я уже думала, придется тебя будить. Времени почти девять.
Гарри нахмурился, надевая очки. Он не чувствовал себя отдохнувшим, хотя проспал всю ночь без кошмаров… или с кошмарами? Смутно помнил, что снилось что‑то неприятное. Оно вкралось в сон вместе с ощущением пульсации в запястье, потом на внутренней стороне локтя, на шее. Оно не вызывало видений, от него просто было тошно. Гарри потер лоб, раздумывая, что все это значит, хорошо это или плохо.
Луна тем временем уже вылезла из постели и начала одеваться.
— Слушай… — заговорил Гарри и замолчал. Луна уставилась на него вопросительно.
Буммм.
— Поттер! — долетело из‑за двери. — Лавгуд! Открывайте!
Буммм.
— Блейз? — Гарри поспешно выбрался из кровати и, как был в полосатых пижамных штанах и футболке, снял защитные заклинания с двери. Замерцала серебристая пыль, воздух подернулся дымкой. Из центра — от самой двери — разошлось несколько мутных кругов, точно волны по воде — от мелкого камешка. Все еще держа в руке палочку, Гарри распахнул дверь.
Блейз стоял, опершись о косяк. На Гарри он не смотрел, его настороженный, цепкий взгляд блуждал по темному коридору.
— Слава Мерлину, — произнес Забини, протискиваясь мимо Гарри в комнату. — Вы все еще здесь, — короткий взгляд на озадаченную Луну. — Малфой исчез.
— Опять? — вырвалось у Гарри.
— Брустер не отпирает, — добавил Блейз, точно одной скверной новости было мало. — Я стучал, он не отзывается.
— Может, еще спит, — пробормотал Поттер растерянно.
— Ты сам в это веришь?
— Нет.
Он действительно хотел верить, но не получалось.
— И на сладкое, — буркнул Блейз. — Моя палочка тоже испарилась.
— Вот зараза! — выдохнул Гарри, хватая со спинки кровати штаны. Натянул их прямо поверх пижамных. — Это Малфой!
Разыграл, надавил на жалость, одурачил, как последнего болвана. Одна слезливая история — и он повелся, развесил уши, распустил сопли бахромой. Браво, Малфой!
— Я же знал, я догадывался, — Гарри метался по комнате, не находя себе места. Злость бурлила в крови, отравляя мозг, мешая соображать. — Это он убил Нотса, воспользовавшись палочкой Луны, а потом подбросил палочку назад, подстроил все так, будто она ее просто потеряла. Теперь он украл твою.
— Я положил ее под подушку, — сказал Блейз. — Вечером наложил защитные чары и лег спать. А утром — ни чар, ни палочки, ни Малфоя.
— А Брустер? Его защита действует?
— А как, по–твоему, я мог это выяснить без палочки?
— Ладно, — Гарри остановился, переводя дух, стараясь успокоиться. — Идем к Брустеру. Если не откроет, обследуем дом. Хотя стойте.
Его взгляд упал на рюкзак, лежащий возле стола. Он медленно присел на корточки, не вполне уверенный, стоит ли показывать Блейзу и Луне его содержимое. Моуди отдал ауроскоп ему лично, причем с глазу на глаз, и Гарри воспринял задание как персональное, более того — секретное. Но ведь ситуация изменилась? Теперь он может… нет, должен воспользоваться ауроскопом.
Осторожно, даже с опаской, Гарри разгреб кучи чистых носков, пергаментов, перьев и прочих мелочей. Прибор лежал на самом дне рюкзака — тусклый стеклянный круг в металлическом обруче. Гарри вынул его и водрузил на столик. Никак не мог отделаться от смутного чувства благоговения и трепета, когда дело касалось странных волшебных вещиц, изобретенных не менее странными волшебниками.
— Драко Малфой, — выдохнул Гарри, пристально вглядываясь в белесую муть, заключенную в стекле.
Круг дрогнул и пришел в движение. Медленно, невыносимо медленно в самом его центре расцвела чернильная клякса, жуткая, как надвигающаяся грозовая туча, непроницаемая, давящая. Страх, догадался Гарри. Знание пришло к нему само, из ниоткуда. Драко Малфой чего‑то боялся, и не просто боялся, а испытывал панический, животный ужас. Глядя в ауроскоп, Гарри сам почти физически ощущал, как давит на плечи исполинская тяжесть, как путаются и мутнеют мысли, когда их заволакивает багровым туманом страха. И не видно выхода, и нет спасения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
