Их взгляды скрестились. Владимир ждал ответа.
– Ясно, – смиренно ответила Лиля и опустила глаза.
Ей и в самом деле стало все совершенно ясно. Володя любил власть, и ему начинало нравиться ломать людей. Ее – в том числе. А, может, ее – в первую очередь.
– Ну, тогда докажи, что поняла, – ухмыльнулся командир.
Он встал и демонстративно запер дверь.
А когда повернулся к Лиле, его твердокаменное лицо переменилось. В нем проявилось что-то человеческое, и даже жалобное.
– Понимаешь, – пролепетал он, – я не могу позволить себе потерять тебя. Понимаешь?
– Понимаю, Валерка… – прошептала она.
– Кто-о?! – вскинул брови командир.
– Ох, извини. Извини, Володя.
Не рассказывать же ему, что в момент его последней реплики он вдруг показался ей до чрезвычайности похожим на Валерку: тот же жест, выражение лица, глаза, губы…
Валера – ах, нет, не Валера, а Володя – подошел и обнял ее своими сильными руками.
– Ты простишь Ленку? – прошептала она.
– Конечно, – мягко проговорил он, зарываясь в ее волосы. – Я же не могу тебя помиловать, а ее покарать. Я же не самодур. Не Фридрих Великий какой-нибудь.
С ума сойти: у Володьки начинало прорезываться чувство юмора.
1979 год: Госпитальный Вал
Валера не мог объяснить, откуда и почему, но он знал о том, что с Лилей и Володей происходит в Дрездене. Не догадывался, не подозревал, а именно – знал.
И те картинки, что он воображал себе, когда надеялся, мечтал поехать за границу, теперь вставали перед его мысленным взором, но главным действующим лицом в них был другой.
Вот они идут с Лилей, обнявшись, по готической улице… Валерка присматривается, но ее обнимает не он, а другой: Володька… Они сидят друг напротив друга в уличном кафе под шатрами, на столике запотевшие бокалы с пивом – но нет, на Лилю смотрит Володька… Не он, а Володька помогает ей в заграничном магазине выбрать платье…
Наваждение преследовало его, словно сон наяву.
Слава богу, что не было времени долго предаваться мерехлюндиям. В те самые дни, когда Вова с Л ил ей трудились в Дрездене, Валерка работал в другом стройотряде – «Москва-79». ССО давал возможность хорошо заработать. За делом не оставалось времени для раздумий и рефлексий.
Отряд базировался в школе. В самой обычной столичной средней школе неподалеку от железнодорожной платформы «Новогиреево».
Койка Валерки стояла, в числе одиннадцати прочих, во втором классе «А».
На классной доске был расчерчен мелом график дежурств по комнате. На леске, на которой над доской обычно крепились шторки (чтобы скрывать от малышей до поры до времени вопросы контрольных), теперь сушились носки и трусы. Здоровенный катушечный магнитофон «Комета», стоявший на единственном столе, работал и вечером и утром. Он почти всегда исполнял песни Высоцкого – из двойного альбома, недавно вышедшего в Париже.
Идет охота на волков,идет охота,на серых хищников,матерых и щенков!..
Эх, знать бы, что Владимира Семеныча через год не станет – уж не пожалел бы Валерка даже и четвертного (из найденного кошелька), чтобы увидеть его в «Гамлете»!..
Но кто знал, что карьера самого известного актера современности на всех парах мчится к трагическому закату?!.
А Валеркина деятельность в качестве самодеятельного артиста между тем продолжалась. Хоть после провала «Бани» он и всерьез говорил всем, что уходит навсегда со сцены. Однако куда денешься от комсомольских вождей факультетского масштаба, которым постоянно нужна развлекуха для вверенного им пипла. А кто может обеспечить лучшее времяпрепровождение, чем Валерка и его агитбригада!..
Вот и приходилось тянуть лямку: исполнять старые скетчи и придумывать новые, на злобу дня, по поводу событий и людей данного, отдельно взятого стройотряда…
Пародировали, к примеру, «Кабачок «13 стульев» – суперпопулярнейшую телепрограмму советских времен – кто знал тогда, что всего через год ее, в связи с событиями в Польше, прикроют… А пока Валерка со товарищи отвязывался вовсю. Анекдоты из «Кабачка» в его скетчах были остроумно переплетены с реалиями из стройотрядного быта.
– Пан Поэт, вы слышали, что ваш друг, прозаик пан Цыпа, сломал левую ногу?
– Бедняга, чем же он будет писать!.. Ноя-то, пан Директор, работаю и правой, и левой. Рукой. Вы знаете, пан Директор, я сочинил новую поэму о стройотряде, о зайцах-копайцах. Хотите, прочту?..
Весь увяз, до самых яиц,мой в канаве бедный заиц!..
– Что вы такое несете, пан Поэт!.. Каких таких «яиц» ?! Это Dice никогда не пропустит цензура!..
Слушая эту белиберду, стройотрядовцы, собравшиеся в актовом зале школы перед танцами, умирали со смеху…
…Все меньше в России людей, кто помнит о стройотрядах. Движение ССО казалось едва ли не самой полезной организацией из тех, что придумали партия и комсомол – а вот поди ж ты!.. И она рухнула в две секунды вместе с прочими социалистическими установлениями – хорошими и плохими, нужными и ненужными.
Прошло лет пятнадцать, и когда Валерка прочел «Скотный двор», он вспомнил свои стройотряды. И понял, что и в них, среди кажущегося всеобщего равенства, имелись те, кто был равнее. Члены штаба обычно спали до полудня, потом ездили по объектам, накачивая простых бойцов на ударный труд, а вечерами за широко накрытыми столами закрывали наряды вместе с заказчиками… А то и просто пьянствовали – притом что для простых студентов в ССО царил строгий сухой закон. Привилегированные условия создавались и тем, кто служил увеселению студенческих масс. Артисты и музыканты, Валерка в их числе, имели щадящий режим работы. В рабочее время они то починяли аппаратуру, то репетировали, то работали над репертуаром – и это было, естественно, проще, чем управляться с лопатами или отбойными молотками. Вдобавок после ночных репетиций или работы над сценарием Валерке дозволялось поспать до обеда.
Вот и в тот день он проснулся в блаженной тишине, когда его рядовые соседи по комнате уже давным-давно трудились на объектах. Ему опять приснились Лиля с Володькой – и так реалистично!.. Словно они идут по улице старого немецкого города, и друг зачем-то срывает лист с растущего на площади диковинного дерева и дарит его девушке…
От такого сна Валерка подскочил с колотящимся сердцем.
Уже одиннадцать, однако. Все на работе. Начал умываться в рукомойнике у доски. Вода холодная, черт! Впрочем, в жару, установившуюся в Москве, утреннее омовение было даже приятным…
Закончив утренний туалет, взял тряпку, стал подтирать за собой воду, надрызганную на пол.
И в этот момент дверь класса отворилась – и Валерке захотелось чуть ли не вытянуться по стойке «смирно» от запестревших в дверях строиотрядных нашивок и значков.
Двоих вошедших он знал. Первый был комиссаром отряда, Витей Седовичем, второй – директором институтского Дома культуры Олъгердом Олъгердовичем. Третий и четвертый были ему не знакомы – однако по обилию значков на их куртках, а также по болтающимся на выях галстукам, можно было заключить, что они чинов достигли известных.
– Вот, познакомьтесь, – воскликнул вечно бодрый Седович, обращаясь к парням, явившимся вместе с ним. – Руководитель нашей факультетской и отрядной агитбригады, гениальный артист, сценарист и режиссер Валерий Беклемишев.
– Извините, что я не в смокинге, – пробормотал Валера, в одних трусах и с половой тряпкой в руке.
Нашивки и значки вежливо посмеялись. Смотрели они на Валеру с почтением, из чего тот сделал вывод, что высокая комиссия пришла по его душу совсем не по поводу пьянки, которую он третьего дня затеял прямо на рабочем месте.
Седович представил вторую сторону:
– Иван Коноваленко, комиссар московского городского отряда; Борис Барсинский, комиссар отрядов нашего института; Олъгерд Олъгердович Бурякин, директор Дворца культуры.
– Если вы подождете, пока я помою правую руку, мы обменяемся рукопожатиями, – осмелев, брякнул Валерка.
В ответ послышался вежливый смех, а Седович оглянулся на своих спутников с выражением – знай, мол, наших. Затем он молвил, обращаясь к Валерке, и по елею в его голосе тот понял, что комиссар в нем вельми заинтересован:
– Не будем тебе мешать, Валерочка. А минут через десять-пятнадцать ждем тебя в столовой. Ты ведь придешь завтракать?
– Куда ж я денусь.
Даже эту скромную Валеркину реплику высокие гости встретили вежливым смехом.
Затем комсомольские вожаки выкатились колбаской из второго класса «А», а молодой артист продолжал размазывать лужи по линолеуму.
Через четверть часа он явился в пустую школьную-стройотрядную столовую. Девушки-поварихи как всегда от души наложили ему каши; завтрак венчали два вареных яйца, добрый кус масла и стакан кофе с молоком. Валерка со своим подносом уселся туда, где его уже ждали.
Правда, ряды комсомольских боссов слегка поредели. Бесследно исчез московский комиссар; за столом остались Седович, Барсинский и Олъгерд Олъгердович. Когда молодой артист подсел к ним, скромно пожелав приятного аппетита, Олъгерд Олъгердович взял слово.
