– Ни в коем случае не сочтите, дорогой Валера, что это – цензура. Я не стану вас просить менять в сценарии ни единого слова, уж поверьте!.. Но, может быть, мой опыт будет вам чем-то полезен… Может, я помогу вам… Подскажу что-нибудь…
И тридцать первого августа Валерка оттащил свой труд, перепечатанный машинисткой набело-, Олъгерду Олъгердовичу.
Душа у него пела. Он чувствовал: композиция у него получилась что надо. Очень романтичная, и трагедийная, и берущая за душу. Было что ставить и что играть.
А в тот же день в общагу с каникул вернулся Володька.
Как ни в чем не бывало, он въехал в сто девятую комнату. Вручил Валерке привезенные из Дрездена подарки. Воистину царские: каплевидные темные очки, а также джинсы. Подарил с усмешкой:
– Ты будешь самый завидный жених в институте: с двумя парами джинсов.
Очки сидели как влитые, и джинсы сидели как влитые. Даже странно: откуда Володька в точности узнал Валеркины размеры? Не иначе как Лиля подсказала…
Впрочем, Валерка решил не говорить с ним о Лиле. И отношений не выяснять. Как будто то, что случилось, было вполне естественным: девушка уходила к другу, спала с ним, а потом вернулась.
Валерка берег себя. И свое хрупкое счастье. И еще – своего единственного настоящего друга. Хотя при мысли, что Лиля спала с этим боровом, у него темнело в глазах, и становилось трудно дышать, и хотелось избить Володьку или хотя бы разбить что-нибудь…
Первого сентября все студенты, даже неисправимые прогульщики, отправились на занятия (надо же повидаться с пиплом после долгих каникул, пофорсить обновками и новыми значками на стройотрядных куртках!). Все – кроме Валерки. Тот пошел ровно в противоположную от института сторону: в ДК, к Олъгерду Олъгердовичу.
Вернулся в комнату он под вечер, мрачнее тучи и изрядно хмельной. Принес с собой бутылку водки.
Володька лежал на кровати и читал адаптированный «Остров сокровищ» на английском языке.
– Давай, Вован, с тобой обозначим, – сказал Валерка, водружая бутылку на стол.
Володя поднял бровь.
– Повод?
– Ну как же!.. День знаний!.. Новый день учебы в гадском институте.
Володя лапидарно заметил, подсаживаясь к столу:
– Ты не в духе.
– Нет, я в духе! Мои морально-волевые качества крепки как никогда!.. Открывай!..
В тумбочке у Володи нашлась баночка шпрот и четвертушка черного хлеба. Он покорно открыл бутылку и разлил по стаканам тепловатую водку.
Валерка поднял свой сосуд.
– Давай!.. Не чокаясь!..
Они опрокинули водку, занюхали клейковатым хлебом.
Володя осторожно спросил:
– Почему не чокаясь? Умер кто?.. Валерка окрысился.
– Да – умер! Именно – умер!..
– Кто?
– Мой сценарий. Володька нахмурился.
– Что, Олъгерду не понравился?..
Несмотря на то, что между ними произошло, Валерка все равно рассказывал своему другу о себе и о своих делах. Обо всем – кроме Лили. Эта тема была для них табу.
Валерка грохнул кулаком по столу.
– Да все Олъгерду понравилось! В том-то и дело, что понравилось!.. Он меня битый час облизывал. Сценарий, говорит, великолепный. Такой, грит, что Любимову на пару со Спесивцевым и не снилось! Давайте, говорит, скорее ставьте – да поедете на гастроли по всему Союзу, да будем призы брать на всех конкурсах!..
Володя снова поднял бровь.
– Так в чем же дело?
– Налей еще.
Они снова выпили, и снова не чокаясь. Валерка, казалось, впал в прострацию. Уставился на стенку, где висела обложка от диска «На волне моей памяти», молча щурился, беззвучно шевелил губами.
Володька терпеливо переспросил:
– Так что же все-таки случилось?
Валерка скривил гримасу и единым духом выпалил:
– Олъгерд хочет, чтобы мы вставили в композицию Брежнева!..
Так как продолжения не последовало, Володька осторожно проговорил:
– Ну и что?
– Как – что? – взбеленился Валерка. – У меня композиция – о войне. Ты понимаешь – о настоящей войне. А этот Олъгерд!.. Он хочет испоганить ее! Вставить туда эту «Малую землю» нашего бровеносца!.. Мало тому задницу лижут! Еще и я должен!.. Нет, у них этот номер не пройдет!..
– Значит, ты отказался?
– Еще бы! Конечно!
– И что теперь? Постановки не будет?
– Ну почему?! Будет! «Пожалуйста, – говорит Олъгерд, – ставьте, как считаете нужным. Я ведь просто хотел вам подсказать, посоветовать. Как старший товарищ. А если вы не согласны – пожалуйста».
– Звучит, честно говоря, угрожающе. Валерка махнул рукой.
– Да что он мне сделает!..
– Запретит постановку.
– А вот это вот – фигушки! Никогда! И не пойдет он на это!..
– С чего ты решил?
Юбилей Победы приближается? Приближается. Ему спектакль на эту тему нужен? Нужен. Никуда он не денется, все даст, что обещал!.. Давай еще кир-нем по чуть-чуть.
– По-моему, ты уже достаточно накирялся.
– Ой, Вовидзе, не учи меня жить. Моралист!.. Вовка дернул плечами и налил в стаканы еще водки. Открыл банку шпрот. Достал с подоконника вилки из гнущегося алюминия. Заботливо сказал другу:
– Тебе надо закусить, – а после паузы добавил: – Да и мне тоже.
Они снова накатили.
Володьку ничего не брало – сказывалась партийно-комсомольская закалка. Валерка уже поплыл.
Основательно закусив шпротами, Володя, наконец, внушительно проговорил:
– Да, друг мой, а ты ведь, по-моему, окончательный дурак.
Валерка покраснел как рак и прищурился.
– За дурака можно и по фэйсу получить.
– Не ерепеньтесь, сэр! Лучше послушайте, что скажет вам старший товарищ.
– Тоже мне, старший!.. – ухмыльнулся Валерка. – На одном курсе учимся.
– Неважно. Главное, я тебя старше ментально.
– Как-как? – чуть не прыснул Валерка. – Монументально?
Володька обожал отыскивать в словарях и книгах умные словечки и вкраплять их в речь – как правило, весьма к месту.
А в те годы (следует заметить) термин «ментально» еще совершенно не применялся в устной повседневной речи.
– Ментально – значит, внутренне, духовно, душевно. Итак, я хотел заявить, что внутренне я старше вас, сэр.
– Ну, полож-ж-жим. Дальше что?
– А то. Почему бы тебе не выполнить просьбу Олъгерда Олъгердовича?
– Никогда!
– Почему столь категорично, сэр?
– Я тебе сказал – почему. У нашего дорогого Леонида Ильича лизоблюдов и жополизов хватает. Я не хочу быть в их числе. Пусть они лучше мой сценарий возьмут и в задницы себе засунут!..
– Но таковы правила игры. Валерка сорвался на крик.
– Какой – игры?!. Какой еще игры?!.
– Которую мы ведем с властью. А она – с нами.
– Ну, и в чем же она, по-твоему, эта игра, заключается?
– В том, что если ты хочешь быть на коне, надо делать ей, власти, ма-аленькие реверансы.
– Ничего себе маленькие!..
– А что – большие, что ли? Олъгерд же тебя не просит вместо твоей композиции поставить «Малую землю». Нет, он просит всего лишь вставить в твой замечательный сценарий кусочек из Брежнева. Делов-то!..
– Ну да, одним движением взять и испохабить будущую постановку.
– Да почему сразу испохабить?
– Да потому! Потому, что это – Брежнев!
– А ты-то сам «Малую землю» читал?
– Нет, и не собираюсь!
– И напрасно. Весьма недурственно, между прочим, написано.
– Скажи еще, что дорогой Леонид Ильич собственноручно это великое произведение писал!
– Да нет, конечно, не он. Но написано здорово. И вот скажи: эти люди, которые за Брежнева писали – и не последние, судя по тексту, товарищи, – почему они не отказались за него строчить?
– Потому что хамы и лизоблюды.
– А вот и нет. Потому что они – умные люди. И понимают: если не они, то все равно найдется кто-нибудь другой. А для того, чтобы жить в Стране Советов, и по возможности жить хорошо, надо с властью идти на компромисс. Они ей – книжку за генсека написали, а власть им – квартиру, дачку, машину… Ты ей – кусочек из Брежнева на сцене поставишь. А она тебе – гастроли по всему Союзу обеспечит, и, может, даже в странах народной демократии. И зачеты с экзаменами автоматом поставит. И, может быть, распределение уютненькое даст куда-нибудь в столичное НИИ…
– Я за распределения продаваться не хочу!
– Ой-ой-ой! Сколько пафоса! Ты посмотри на себя со стороны – вылитый Васисусалий Лоханкин!
– А ты… Ты – приспособленец!..
Володька усмехнулся.
– Вы меня, кажется, хотели оскорбить, сэр? Так вот – у вас не получилось. Потому что – да, я приспособленец. И не только не стыжусь этого, но и горжусь. Можно сказать, высоко несу это гордое звание. И тебе советую.
– Да пошел ты!.. – буркнул Валерка, но уже без прежнего запала.
– Давай с тобой еще по граммулечке дербалызнем, и баиньки. А утро вечера мудренее. И утром вы, мой друг, проснетесь со свежей головой – и с готовым решением.
– Я все для себя решил, – сказал Валерка, однако былой уверенности в его словах уже не прозвучало.
Пару лет назад
«Какого черта я туда я еду? Какого черта?..» – рефреном звучало в голове Валерки, пока он рулил по утренним столичным улицам в сторону телецентра.
