– Выходит, что великий Бату-хан, – перебил Тюре старца, – не думал о будущем созданной им Золотой Орды, когда поднял свое знамя на берегу Итиля и начал строить свой город Сарай-Бату?
– Отчего же? – Жирау прощающе улыбнулся, словно выслушал не бия, а несмышленого ребенка. – Он знал. Но Бату надеялся, что пройдет совсем немного времени, и построенный им город Сарай-Бату окажется в центре нового царства. Ему не удалось свершить все задуманное, но не забывай, куда доходили монгольские тумены под предводительством его славных нойонов. Так уж случилось, что сегодня и Сарай-Бату, и Сарай-Берке стоят на самом краю огромного блюда и напоминают два зернышка, готовые в любое время упасть.-Асанкайгы замолчал, и лицо его сделалось суровым, глубже стали морщины.-Совсем рядом, упрятавшись в лесах, лежат орусутские земли. Приходит время, и из беспомощного птенца вырастает беркут. Кто знает, не захотят ли орусуты когда-нибудь сделать с нами то, что сделали в свое время мы с ними.-И, повернувшись к Джанибеку, жирау сказал уже ему: – Еще есть время, великий хан, подумай над тем, что я сказал…
– Но ты ведь сам сказал, что не нашел такого места, где город мой был бы надежно защищен от врагов.
– Я не говорил этого, великий хан. Я просто рассказал тебе о реках, которые поят земли Золотой Орды на востоке и западе, севере и юге. Я нашел то, что искал. Подними свое знамя у подножья гор Улытау, там, где когда-то была ставка твоего предка Джучи. Эти горы лежат прямо в сердце Дешт-и-Кипчак, среди степей Сарыарка, похожих на благодатную сказочную землю Жеруюк. Там есть горы, в которых ты остановишь врага, есть реки и озера, из которых напоишь свои несметные стада скота.
Джанибек задумался. Как объяснишь старому Жирау, что нельзя золотоордынскому хану, подобно степному волку, забиваться в глушь и искать тихой жизни? Не только на берегу могучего Итиля стоит его столица – Сарай-Берке, есть еще вторая река, от берегов которой уйти невозможно, – Великий Шелковый путь. Что станет с Золотой Ордой, если ее хан перенесет свою ставку в далекую Сарыарку? Да, здесь, рядом, враг, но благодаря Шелковому пути, по которому везут не только дорогие товары, но и новости, Джанибек знает, что делается в Китае и Крыму, что замышляет Иран, куда направили своих коней османские тюрки.
Жирау пугает орусутами. Но сейчас они рядом, и можно в любое время укротить их огнем и мечом. А если уйти отсюда, они сразу же почувствуют, как ослабнет ханская рука, держащая поводья. Пущенная издалека стрела теряет силу, а часто и вообще летит мимо цели.
Нет. Если послушаться совета Асанкайгы, то орусутские князья действительно могут объединиться. Иран, перестав бояться, захватит земли Северного Кавказа, а османские тюрки отберут Крым. Конь, выходя пастись в степь, не опасается змеи, потому что у него сильные и крепкие, словно из кремня, копыта. Золотая Орда – могучая и сильная, так стоит ли ей кого-то бояться? Ее тумены растопчут всякого, кто посмеет встать на пути.
Да разве можно спрятаться от жизни? Приходит пора, и умирают одни государства, а на развалинах поднимаются новые. Сильные становятся слабыми, слабые – сильными. Наивен старый жирау. Кто может задержать время и кто осмелится противиться воле аллаха? Время не конь, на которого можно накинуть узду, аллах – не человек, которого можно уговорить или затоптать туменами. Все будет так, как будет.
Молчание затягивалось, и надо было ответить Асанкайгы. И тогда Джанибек сказал:
– Спасибо за добрый совет, ата. Он коснулся моего сердца, и я обязательно подумаю о том, что вы сказали…
Видно было, что старого жирау обидел уклончивый ответ хана, лицо его помрачнело. Он любил Джанибека и хотел ему добра.
Постоянно кочуя по просторам Дешт-и-Кипчак, Асанкайгы бывал в самых дальних уголках Золотой Орды, и ему доводилось видеть и слышать многое из того, чего не знал хан. Невеселые мысли посещали жирау, а тревога вселилась в душу. Все чаще мелькало в разговорах людей имя Тюре-бия, а слово его приравнивалось к ханскому. Старый жирау хорошо знал этого человека, знал его алчность и шакалью хитрость. Вот и сейчас тот сидит, важный и надменный, рядом с тюбе-бием Мангили, хотя делать ему этого не положено. Мангили – глубокий старик. Едва ли он может смотреть по-прежнему зорко вокруг и предостерегать Джанибека от коварства и несчастий. Не потому ли делами вершит Тюре?
Асанкайгы глубоко вздохнул, прикрыл устало тяжелыми веками глаза и вдруг негромко заговорил: – Если бить по камню, станет он песком, Из года в год труднее и злее время. Коль хан не видит, где добро, где зло, Людьми коварными окружит он свой трон.
Мангили-бий пожевал дряблыми старческими губами, и лицо его, иссеченное глубокими коричневыми морщинами, осталось бесстрастным, словно он не услышал слова жирау. Зато Тюре беспокойно заерзал на своем месте.
– Асан-ата, – вкрадчиво, стараясь казаться добродушным, сказал он. – Нам непонятно то, что вы сказали. Разве умный хан позволит приблизиться к себе людям коварным? Белый лебедь не дружит с вороньем, черного ворона нельзя представить рядом с лебедем…
Джанибек пристально смотрел на жирау. Лицо его улыбалось, но глаза оставались холодными и настороженными. Если Асанкайгы говорит такие слова, значит, он что-то знает.
Жирау встретился взглядом с ханом, и в глазах его мелькнула дерзость. Голос его окреп, сделался хриплым, как клекот старого орла.
– Ворон не птица,Родня с мышами он.Лебедь же без страха.Плывет по гребням волн,А врагов так много,Все ему грозят.Перебить бы воронов,Придавить мышат.Ножи точат слуги –Скоро быть беде,Про то не знает лебедь,Качаясь на волне.
Джанибек увидел, как побледнел Тюре-бий, как ненависть вспыхнула в его взгляде и тут же погасла, уступив место учтивой натянутой улыбке.
Хан досадливо поморщился. Ему не хотелось думать о плохом. Золотая Орда сильна, он сам чувствует себя уверенно, крепко сидит на троне. Кто и что может сделать ему плохого? В нынешний приезд великий жирау не нравился ему. Слишком он много хочет такого, чтобы хан сделал по его советам. Это раздражало. Асанкайгы нынче каркает как ворон. А может, в этом виновата старость?
Джанибек решил повернуть разговор в другое русло.
– Асан-ата, я часто думаю о смысле жизни… Пусть ваш светлый разум поможет мне… В свое время мой великий предок Чингиз-хан покорил полмира. Но ведь если придет другой и сделает то же самое, то слава Чингиз-хана померкнет, подобно луне при ярком солнце, а имя его сотрется из памяти потомков… Если смертна даже слава, то что говорить о богатстве? Есть ли смысл собирать его, коли оно подобно грязи на руках, – стоит их вымыть, и все уйдет без следа. Что же тогда вечно в мире?
Асанкайгы оглядел собравшихся:
– Что ответите хану вы, верные слуги своего повелителя?
Мангили-бий, молчавший во время всего разговора, встрепенулся и повернулся к жирау:
– На свете, коль хочешь знать,Не умирают воды вешние,Горы многоступенчатые.На небе – луна и солнце,Земля, что всему основа…
Тюре-бий, радуясь, что неприятный для него разговор затух, как костер, в который никто не захотел подбрасывать кизяка, похвалил:
– Как верно сказал наш тюбе-бий…
Все согласно закивали, одобрительно загудели.
Асанкайгы улыбнулся:
– Что скажешь ты, Жиренше, человек, чье слово остро, как хорошо наточенный нож?
– Красиво сказал Мангили-бий, но я бы сказал по-другому:
– Коль льдом покроется вода –Она погибла.Закроют горы темные тучи –Погибли горы.Луна и солнце гибнут,Уйдя за край земли.Даже земля умирает,Укрывшись белым снегом.Все умирает в жизни.Остается только имя человека,Сотворившего добро.
И, словно продолжая мысль Жиренше, распрямив сутулую от старости спину, заговорил Асанкайгы:
– Хан, если у биев твоихУм будет глубоким, как море,А взгляд острым, как у парящего орла,И они сумеют дать тебе добрый совет,А народ твой забудет о нужде,То стоять Золотой Орде вечноИ имя ее будет бессмертнымВо веки веков…
Поздно ночью отпустил Джанибек гостей из своего дворца.
Прошли годы с той поры, когда покинул этот мир Узбек-хан, и ему, Джанибеку, удалось сохранить в неприкосновенности и славу, и богатство, и мощь Золотой Орды. Но где-то подспудно хан чувствовал, что надвигается на Орду невидимая постороннему глазу опасность. Все меньше настоящих, чистокровных монголов оставалось в его окружении, все меньше придерживались люди законов, оставленных великим Чингиз-ханом. К трону незаметно подползала, окружала его знать из местных, когда-то покоренных родов. Теперь при дворе можно было встретить кипчаков и алшинцев, кереев и найманов. Не было больше улуса Джучи, где единственными правителями и хозяевами жизни были монголы-чингизиды. За местной знатью стояла большая сила – племена и народы, населяющие Дешт-и-Кипчак. Оттого она все чаще стала вмешиваться в дела хана, безболезненно подавать советы.
