Нет, не очень давно,— говорит Рычало,— лет двад цать, а может, и двадцать два; еще мальчишкой знал.
Ну, вот видите,— говорит старший; в нем опять проснулись надежды.— Вот мы и добрались, куда надо. Теперь все пойдет ладно.
А этого я не знаю,— возражает свидетель.— Я прав ду должен говорить.
Хорошо, хорошо, г-н Рычало. Скажите, пожалуй ста, известно ли вам такое время, когда этот водосток шел в другом направлении, чем теперь?
Очень известно.
Эти слова произносятся очень громко. Свидетель бросает в сторону спрашивающего злобный взгляд. Поверенные ответчиков потирают руки и качают головой: «Сами видите: мертворожденное дело». («Я вам говорил, что с ним надо быть осторожным»,— шепчет стряпчий.)
Подождите, сэр, подождите; не прерывайте допроса,— возражает старший,— так нельзя.
Он наклоняется в сторону стряпчего: «На кой вы привели этого свидетеля? Он нас топит».
Где это было, что сток шел в другом направлении? — спрашивает он у свидетеля.
Где было? — повторяет Рычало.
Да, сэр, где это было? Не виляйте со мной, сэр, по трудитесь отвечать. Вы для того вызваны судом, чтобы показывать правду, и я добьюсь ее.— Старший как будто начинает горячиться.
Да я уже сказал,— говорит Рычало.
Это ваш свидетель,— говорит вполголоса поверенный ответчиков.
Где это было, что сток шел в другом направлении?
Он шел вкос через луг сквайра Стукки; а потом сквайр отвел его вдоль луга к углу Фэрмайль и пустил по соседнему болоту вниз к...
Да помилуйте, свидетель, ведь это несколько миль от нашего участка. Это совсем не то.
А я в этом не виноват. Как было, я так и говорю. Мне скрывать нечего.
Да выслушайте же меня, сэр. Скажите, вдоль сада истца, разве этот сток не шел всегда там же, где и теперь?
Судья останавливает поверенного. Это наводящий вопрос. Почтенный адвокат сделал маленький промах; он немного — самую малость — раздражен бестолковыми ответами свидетеля.
Я вас спрашиваю, где шел сток, и не сойду с места, пока не получу ответа, хотя бы пришлось стоять тут целый день. Вы вызваны сюда, чтобы давать показания суду, и обязаны отвечать; здесь не место шутить. Шел он так, как идет теперь, или шел в другом направлении?
Как где шел, так и шел.
Не имею вопросов! — восклицает старший, окончательно выбившись из сил.
Вот свидетель для перекрестного допроса, юный друг; и это не слишком трудно, если иметь в виду два-три простых правила.
Дайте простор его крючкотворству; его уклончивые ответы пригодятся вам; за каждым его словом скрывался определенный ответ: и если бы поверенный истца сумел до него добраться, он мог бы что-нибудь сделать; он, в сущности, придирался к словам, как придираются иногда законники.
Если вам нужно, чтобы он удостоверил факт, спросите так, чтобы он дал нужный ответ наперекор вопросу: не забывайте, что этот человек «отродясь ни с кем ни в чем не соглашался». Вы знаете, что он не пойдет за вами; так наложите ему все, что нужно, на спину: он будет пятиться и втащит на гору самую тяжелую ношу, только бы не сделать шага вам навстречу.
Если вы повторите вопрос, на который он случайно дал поверенному истца благоприятный ответ, он ответит вам решительным отрицанием того, что ранее признавал: он считает унижением согласиться с мнением другого человека.
А ведь вы, кажется, говорили, что это было так и так, г-н Рычало?
Никогда я этого не говорил! — Он придирается к какой-нибудь незначащей разнице в словах.
Судья, вглядываясь в свои заметки:
Насколько помню, вы показывали именно так, г-н Рычало. Сейчас посмотрим — вот оно: вы утверждаете, что не говорили этого; мы должны восстановить ваше показание.
Поверенный ответчиков:
Простите, милорд, здесь, видимо, произошла ошибка.
Ну, так это вы ошибаетесь,— заявляет свидетель,— а не я.
И этого достаточно: его показание уничтожено,— ничего больше ему тащить на гору не приходится. Поверенный имеет полное основание сказать стряпчему: «Угораздило же вас выставить такого свидетеля! Он провалил дело».
18. КАТОРЖНИК
Представляется далеко не лишним сказать, что если в качестве свидетеля вызван человек, осужденный за тяжкое преступление, то нет смысла подрывать доверие к его показанию на основании его опороченного прошлого. Молодой адвокат всегда готов ухватиться за это; соблазн, конечно, велик. Но нечего идти на приступ, когда крепость сдана. Перед вами человек, коего полное нравственного падение признано и оглашено; было бы излишней жестокостью напоминать ему каждую ступень его на пути разврата и преступлений; среди присяжных это могло бы только вызвать некоторое сочувствие к нему. Они сами сумеют учесть показание такого свидетеля; но они также знают (и это именно то, что вам не следует забывать), что последний негодяй не лишен способности говорить правду. Мне случалось видеть каторжников, которые своими ответами на вопросы поверенного умели вызвать в присяжных расположение к себе и предубеждение против адвоката.
Такие обращения к присяжным, как: «Кто поверит присяге такого негодяя?» — суть жалкие остатки давно устаревших адвокатских приемов. Ответ на это — поверит всякий, потому что он дает показание против такого же низко павшего человека, присяги не принимавшего, и в этом показании заключаются те или иные улики; поверит, если вы не опровергнете этих улик; а этого, как бы вы ни старались, вы никогда не достигните личными нападками.
Он, может быть, покажется присяжным столь же малопривлекательным, как и вам; но подсудимый может оказаться еще менее привлекательным; и когда им приходится выбирать между двумя негодяями, из коих один — за свидетельской решеткой, а другой — за решеткой подсудимых, они в большинстве случаев отдадут предпочтение первому: он, хоть на этот раз, служит государству.
Личные нападки в вопросах сейчас же переходят в оскорбления; и если только свидетель обладает ловкостью, свойственной большинству профессиональных преступников, он окажется сильнее вас и будет «резать» вас, сколько захочет. Я так часто наблюдал это, что предлагаю здесь читателям не отвлеченные соображения, а просто факты.
Нет большего заблуждения, как думать, что человек, отбывающий наказание за совершенное им преступление и дающий свидетельское показание на суде, не может заслуживать доверия ради своего прошлого. Вы убедитесь, напротив того, что появление его вызывает некоторое сочувствие к его положению. Присяжные будут тщательно взвешивать его объяснения, и внимание их, естественно, сосредоточится на том, что в них покажется вероятным. Если вам не удастся подорвать его показание в этих частях, ваши постоянные напоминания о его преступном прошлом пропадут без следа.
В его положении соображения, побудившие его к даче показания, не могут внушать доверия. Допустим, что он руководится местью. Что из этого следует? Если мстительность не отразится на его показании, в усилении красок или в преувеличении, она останется незамеченной присяжными, и это нимало не поможет вам. Его показание может быть основано на расчете освободиться от законной кары (соучастник, изобличающий своих товарищей по преступлению, так называемый свидетель короны, в некоторых случаях освобождается от наказания), но и это обстоятельство не имеет большого значения. В обоих случаях вам все-таки придется считаться с приведенными им уликами; присяжные видят их, и надо разбить их или выслушать решение в пользу вашего противника.
Но если под влиянием скрытых побуждений он искажает факты, и искажение очевидно или весьма вероятно, тогда можно устранить из дела его свидетельство. Тогда, собрав вместе его запятнанное прошлое, возможные побуждения, преувеличенные или лживые объяснения, противоречие и вероятность, вы можете бросить их на весы против наружно правдивых частей его показания. Присяжные будут смотреть на него, как на рынке смотрят на плута, у которого оказались одна или две поддельные монеты среди других, с виду настоящих. С ним не торгуют не потому, что у него нет настоящих денег, а потому, что все, какие есть, кажутся подозрительными.
Повторяю, вам надо считаться не с личностью, а с показанием такого свидетеля. Несчастье остается несчастьем, в чем бы ни был его источник: в избытке добродетели или зла; и жестокость остается жестокостью, кто бы ни страдал от нее: святой или грешник. Чтобы справиться с ловким негодяем, нужно умение, а не крик.
19. СЫЩИК ПО ПРИЗВАНИЮ
Сыщик по призванию принадлежит, строго говоря, к свидетелям профессионального типа. Здесь, в противоположность предыдущему примеру, необходимо помнить, что значение его показания будет зависеть целиком от нравственной оценки его личности в глазах присяжных. Если оно вполне беспристрастно, с ним очень трудно справиться на перекрестном допросе; но если этому свидетелю постоянно приходится давать показания на суде по своим профессиональным занятиям, его слова уже допускают сомнение. То, что делается каждый день, иногда делается машинально, не задевая работы рассудка.
