…Уже через несколько минут все было улажено. К нам из областной больницы вылетела реанимационная бригада. По моим прикидкам, здесь вертолет должен был быть минут через тридцать — сорок.
— Семен, надо бы костер разжечь. И побольше! — заявил я.
Участковый удивленно посмотрел на меня:
— Зачем это?
— Темно ведь, ни зги не видно! Как нас тут найдут-то? Ориентир нужен, — пояснил я.
— Точно! — хлопнул себя по лбу лейтенант. — Вот что, Палыч, ты тут с Антоном оставайся, а мы с Оксаной пойдем костер организуем.
— Погоди! — остановил я его. — Иваныч дышит плохо. Если вдруг перестанет, я ничего сделать не смогу. Надо бы его перевернуть.
— А разве можно? — с сомнением протянул Семен.
— Вообще-то, нет. Но в данном случае — можно и нужно. Переворачивать будем все вместе: так, чтобы части тела не смещались относительно друг друга. Понятно?
— Примерно. Будешь руководить процессом! — принялся распоряжаться Семен. — Ксюха, хватит рыдать, этим не поможешь! Иди сюда, Антона надо перевернуть.
Она робко подошла, всхлипывая.
— Оксана, вы беритесь за ноги. Семен, на тебе — туловище. Я буду фиксировать голову и плечи. Сначала поворачиваем его на правый бок. По команде, все вместе. Потом — на спину. Опять же, все вместе. Это главное: чтобы все вместе! Ясно? — попытался объяснить я.
Они покивали и что-то промычали.
— Отлично. Беритесь. На счет «три» поворачиваем его на правый бок. Вот на этот, — на всякий случай я показал.
Мои помощники ухватились за вверенные им части тела.
— Раз! Два! Три! — скомандовал я.
Мгновение — и пострадавший лежит на боку. Заботливо придерживая голову и плечи, я оценил результат: отлично, смещений вроде не было.
— Продолжаем! Перехватитесь удобнее — и на спину. Тоже на счет «три»!
Перевернули наконец. Теперь Антон Иваныч лежал лицом вверх. Все его лицо было залито кровью.
— Тошка! Господи, да за что же!.. — тихонько заскулила Оксана.
Я осторожно потрогал шею Антона. Кажется, мои наихудшие подозрения оправдались: перелом хрящей гортани!
— Вот черт! — не сдержался я.
— Ты чего? — прошипел на ухо лейтенант.
— Семен, ты можешь связаться с нашей больницей? В приемном есть рация.
— Могу, конечно! А зачем?
— Мне нужны инструменты. Причем срочно. Антону трахеостомию делать надо.
— Чего?!
— Дырку в трахее. А в нее — трубку поставить. Чтобы дышал свободно, — как мог, объяснил я. — Свяжись с моими и скажи, чтобы с машиной передали «дежурный чемоданчик». Там набор есть. Все понял?
— Есть! — отрапортовал Семен и метнулся к «уазику».
Но через пару минут вернулся удрученный.
— Ну?
— Не получится. Кешку найти не могут, а кроме него никто машину не водит. Да и ключи у него, — пояснил лейтенант.
— Хреново… — констатировал я.
Будто соглашаясь со мной, Антон захрипел громче и чаще. Тональность хрипа изменилась, он все больше и больше походил на свист. А это могло означать лишь одно: просвет поврежденной гортани неумолимо сужался из-за ее нарастающего отека. И вот-вот закроется совсем, полностью прекратив доступ воздуха в легкие. Времени почти не оставалось!
— Семен, срочно нужен нож! Очень острый. И трубка, с полсантиметра в диаметре и длиной пять — десять сантиметров! — озадачил я лейтенанта.
Он понял все с полуслова, кивнул и опять побежал к машине. Почти сразу же вернулся:
— Этот подойдет?
На раскрытой ладони лежал большой сапожный нож: просто заточенная с одной стороны под острым углом металлическая полоса. Рукоять импровизированного ножа была весьма небрежно обмотана изолентой. Выглядела вся конструкция необычайно острой.
— Подойдет! А трубка?
Семен развел руками:
— Трубку не нашел.
Я на секунду задумался. И меня осенило:
— У тебя ручка есть? Обычная, шариковая? Пластмассовая?
— Есть.
— Развинти на половинки, от длинной отрежь кончик. Ну, тот, из которого стержень выглядывает! Получится трубка.
— Точно! — в считанные секунды лейтенант справился с задачей и протянул мне искомую трубку.
— Подержи пока. Подашь, когда скажу, — пробормотал я, нащупывая пальцами на шее Антона нужную точку.
Ага, вот тут! Я нацелился ножом…
— Он же грязный! Нож! — прошипел под руку Семен.
— Не до жиру! Времени нет! — огрызнулся я и сделал разрез.
Где-то сзади заскулила Оксана. Уже не обращая внимания на посторонние шумы, я углубил разрез, рассекая теперь хрящевые кольца трахеи. В глубине раны кровь запузырилась: Антон как раз выдохнул.
— Трубку! — не глядя, я протянул свободную руку.
— Есть, — прошептал лейтенант и ткнул мне в ладонь бывшую ручку.
Я аккуратно вставил трубку в разрез. С очередным выдохом Антона из нее фонтанчиком вылетели кровавые брызги. И тут же надсадный хрип прекратился.
Антон Иваныч теперь дышал спокойно и почти неслышно. С облегчением выдохнул и я. До сего времени трахеостомию я делал только на несчастных собачках в студенческом хирургическом обществе.
— Тошка, ты живой?! Доктор, почему он не дышит?! — сзади на меня навалилась Оксана.
— Да дышит он, дышит! Просто не хрипит больше. Все в порядке! — успокоил ее я.
— Ну, Палыч, ты даешь! Сапожным ножом — по горлу! Да про тебя у нас легенды слагать будут! — восторженно шепнул мне на ухо Семен.
— Да ладно тебе! — смутился я. — Иди лучше костер разжигай. Только теперь тебе одному придется: Оксану я здесь задействую. Трубку-то зафиксировать нечем. Будет держать.
— Буду, буду! — улыбнувшись сквозь слезы, всхлипнула женщина.
29 сентября, 21.58, Кобельки
На несколько мгновений Он даже потерял сознание: такая боль пронзила его тело. Трижды: два раза в груди и один раз в животе. Как раз там, куда попали пули проклятого милиционера.
Пули поразили его временное тело, вылепленное на этот раз из воздуха. Странно, до этого времени Он считал, что его фантомы неуязвимы. Собственно, так оно и было — его новое тело не получило никаких повреждений. И не почувствовало ничего.
Вся боль досталась телу постоянному. Застонав, Он приподнял майку и внимательно осмотрел живот и грудь. Ничего. Никаких следов от пуль. Только боль, невероятная, затмевающая сознание, чудовищная боль!
Это было очень неприятным открытием: оказывается, его тело чувствует боль, причиняемую фантому. И не просто чувствует, а еще и реагирует на нее так, как реагировало бы на реальные ранения. Это надо учесть и впредь быть осторожнее!
Но какова дрянь! Второй раз Он пытается добраться до нее — и второй раз она ускользает из-под самого носа!
— Что, опять не вышло? — Она вошла в комнату и строго посмотрела на него сквозь очки.
Он сжался, не от боли, нет. Слишком хорошо Он знал этот взгляд. И то, что за ним обычно следует.
— Меня ранили! Этот лейтенант в меня стрелял! — попробовал Он пожаловаться.
Она нехорошо усмехнулась:
— Да ну? Стрелял, говоришь? И что, попал?
— Попал. Больно мне! Очень больно! — заныл Он.
Она подошла ближе:
— Покажи!
Он послушно задрал майку:
— Вот сюда и сюда. Только… он попал в другое тело. А я — почувствовал!
— Семен тебя видел? Да что я спрашиваю, конечно видел, раз стрелял и попал! Он тебя узнал? — Она склонилась к самому его лицу и говорила теперь почти шепотом.
Он прямо перед глазами видел шевелящиеся тонкие губы, время от времени приоткрывающие зубы. В глаза брызнула слюна. Он зажмурился:
— Не знаю. Нет, кажется. Там темно было. Очень темно!
— Как же он в тебя попал, если было темно, а? Ты хоть представляешь, что будет, если участковый тебя узнал? Он один там был? — Она была в бешенстве.
Он втянул голову в плечи:
— Не один. Там еще доктор был. И эта дрянь.
— И все они тебя видели?!
— Да… — прошептал Он.
— Где они сейчас? Ты можешь дотянуться?
— Не знаю… попробую.
Он закрыл глаза и другим своим взглядом потянулся сквозь ночь.
Вот они! Все здесь.
— Вижу! — доложил Он, не открывая глаз.
— Что они делают? — ее голос прозвучал где-то далеко.
— Доктор и эта… дрянь рядом с Антоном. Лейтенант костер разжигает.
— Так там еще и Антон был?! Он тоже тебя видел? — изумился голос.
— Нет. Он разбился. Сразу сознание потерял.
— Тебе придется их убить. Всех. Прямо сейчас. Начни с Семена — у него оружие. Потом — остальных. Никто не должен знать, кто ты. Мы не можем рисковать. Особенно — сейчас, когда осталось совсем немного, — ее голос бросал отрывистые команды прямо в сознание.
