стояла этим самым лицом ко мне, и спустилась со ступеньки.
Я, игнорируя подступившую к горлу тошноту, последовала за ней. Мадам гордо вздернула голову, задрав нос едва ли не до старинной трехъярусной люстры, заливающей помещение мутно-желтым светом, и зашагала по помещению, у высокого арочного входа в которое и остановилась лестница. Я задирать нос не стала, так как всю свою тягу к демонстративным жестам оставила внизу, вместе с желанием жить, а потому просто передвинула все еще подозрительно молчаливого Сократа с левого плеча на правое, и потопала за мадам.
— Большинство учениц сейчас на занятиях, — холодно проговорила декан факультета, шагая впереди и громко стуча каблуками по мраморному полу с выписанными на красном камне странными черными вензелями, отдаленно напоминающими руны, только более изящно выполненными. — Я провожу вас в общежитие и покажу вашу комнату. Сегодня можете устраиваться, а завтра приступите к обучению. Узнать расписание вы сможете у своей соседки, она, также, как и вы учится на первом курсе. Питаться будете в столовой, она у нас одна на всю Академию, спуск в неё расположен на первом этаже. Так как вы находитесь на полном обеспечении, вам положен полноценный завтрак, обед и ужин. Кроме того, раз в тридцать пять лун вам будет выплачиваться стипендия. Она не большая, но если вы умеете разумно распоряжаться деньгами — вам хватит. Форму надо будет получить сегодня, попросите мисс Микаэллу отвести вас к мадам Жюстин. Там же получите постельное белье и средства личной гигиены. Учебные принадлежности необходимо будет получить у мистера Лисса, его кабинет расположен возле библиотеки. В самой библиотеке возьмете соответствующие вашему курсу учебники. На этом всё.
И пока мадам Мелинда вещала без остановки, не оглядываясь назад и не давая мне и слова вставить, явственно демонстрируя, что моё отношение ко всему сказанному её не очень интересует, мы успели пересечь красное помещение, которое напоминало вестибюль, пройти по длинному, увешанному прямоугольными зеркалами, коридору, свернуть за угол, где находилась оранжерея, и попасть в еще один коридор, отличавшийся от первого тем, что здесь с одной стороны находились окна, занавешенные черными портьерами, а с другой — череда красных, как пожарная машина, дверей.
— А почему здесь всё в красном цвете? — не удержалась я, когда мадам подвела меня ко второй с конца двери замерла.
— Разве это не очевидно? — она устремила на меня колючий взгляд, заставив почувствовать себя полным недоразумением.
— Кому-то — возможно, но не мне, — с вызовом ответила я, потому что не терпеть не могу, когда меня заставляют сомневаться в собственной полноценности.
Мадам поджала губы, поправила очки отточенным жестом и только тогда ответила:
— У каждого факультета своя цветовая гамма. Наш факультет использует красный цвет, потому что он символизирует кровь. Вы знаете, что значит кровь для колдуньи, мисс Мирослава?
— То же, что и для всех остальных живых теплокровных существ? — предположила я, выгибая брови.
— Нет, — и мадам вновь высокомерно вздернула острый подбородок. — Самое сильное волшебство создается на крови. Нет ничего сильнее и страшнее магии, сотворенной на крови колдуньи.
Нечто зловещее послышалось мне в этих её словах.
— Почему? — тихо вопросила я, ощущая, как на руках, словно солдаты по стойке смирно, поднимаются волоски.
Мадам Мелинда внимательно посмотрела на меня, и какая-то тень мелькнула по её некогда определенно красивому, а теперь просто строгому лицу. Я не успела распознать, что именно это было. Но однозначно могла сказать — к светлым и доброжелательным чувствам эта эмоция точно не относилась.
— Потому что нивелировать магию на крови может только та колдунья, которой кровь, собственно, и принадлежит, — уже без всякого напускного пафоса ответила мадам Мелинда. — Но это тупиковое условие, потому что та, чья кровь была использована, чаще всего, погибает — либо во время творения магии, если она решилась на подобный шаг самостоятельно, либо от рук того, кто захотел воспользоваться её кровью, чтобы провести ритуал.
— То есть, разрушить магию на крови уже невозможно? — наморщила я лоб, вспомнив слова Милены.
И про смерть самой Милены тоже вспомнила.
— В девяносто девяти случаях из ста — нет, — кивнула мадам и, взявшись за ручку, распахнуда передо мной дверь. — Это ваша комната, мисс Мирослава. Располагайтесь. Если вам что-то понадобится, не стесняйтесь обращаться за помощью.
— Спасибо, — пробормотала я в удаляющуюся идеально ровную спину и вошла в памещение, притворяя за собой дверь.
Внутри уже кто-то был. И этот кто-то лежал на одной из двух кроватей, укрывшись одеялом с головой.
Я донесла уже спящего и сладко посапывающего Сократа до второй кровати и аккуратно положила на красное одеяло. Он тут же проснулся и встрепенулся. А после сел, потянулся и зевнул. А я начала осматриваться.
Обстановка была не то, чтобы спартанской, но особым разнообразием тоже не радовала. Две кровати стояли в противоположных углах, занимая большую часть пространства. Между ними расположились две тумбочки, по одной на каждую из двух обитательниц. Рядом с кроватью, на которой устроились мы с Сократом, высился массивный шкаф из натурального, судя по отчетливому запаху древесины, черного дерева. Он занимал всё оставшееся до двери место и буквально упирался в потолок. Напротив шкафа, рядом с кроватью соседки, расположился такой же деревянный стол с настольной лампой и деревянный трехногий стул без спинки.
— Ну, и как мы должны его делить? — спросила я вслух.
— Кого? — не сообразил все еще сонный Сократ.
— Стол, — указала я, взмахнув рукой. — Он один, а нас тут двое. То есть, предполагается, что заниматься мы будем по очереди?
— Забудь про стол, — тут же оживился кот. — У нас есть проблемы посерьёзней.
— Кроме отсутствия самого необходимого для жизни? А вернее, для учебы? — скривилась я, придирчивым взглядом окидывая кровать. Она не выглядела удобной — узкая и достаточно низкая.
Решив опробовать её самым, так сказать, чувствительным местом я в два шага подошла и села. Матрас на кровати отсутствовал, а каркас был настолько жестким, что создавалось впечатление, будто подо мной — цементный блок. Откинув край покрывала, я увидела толстые деревянные планки, сбитые в одно прямоугольное полотно, поставленное на четыре толстые ножки.
Понимание комфорта в этом мире было каким-то варварским.
— Да, потому что вполне возможной этой самой жизни
