Ладонью он разворачивает к себе мое лицо, выбирая удобный угол, чтобы целовать меня, удерживая крепко, но нежно рядом с собой.
— Ты и эту ночь тоже запомнишь, — говорит он.
Я таю.
— Это обещание? — спрашиваю я его.
— Я нарушаю свои обещания, помнишь? — он всматривается мне в лицо, в его глазах блестит дьявольский огонек, — Это предупреждение.
Потные и расслабленные, мы лежим в постели, простынь спуталась в ногах, он начинает двигать рукой в опасной близости на моих ребрах.
— Сент... ты убиваешь меня. Ты просто... коварный тип. Мне за тобой не угнаться.
— Иди ко мне, — манит меня он.
Он обхватывает меня за шею и подтягивает к себе под бок для объятия. Голос, звучащий у меня над ухом, посылает мурашки по обнаженным рукам.
— Я буду просто обнимать тебя, Рейчел.
Но стоит только договорить, как Сент наклоняется и целует меня в уголок губ.
Этот поцелуй отдается у меня между ног. В сосках. В сердце. Тяжело дыша, я не удерживаюсь и кладу руку ему на щеку.
— Ты же сказал, что будешь просто обнимать. И вот поцеловал. По-твоему, это входит в объятия?
— Думаю, да, — хоть он и улыбается, его лицо напряжено. — Хочешь притвориться, что этого не было? — он касается поцелованного уголка губ кончиком пальца, не отрывая от меня прожигающего взгляда. Мне не забыть эту страсть в его выражении, когда он смотрит на меня. — Хочешь, чтобы я перестал? — настаивает он, голос грубеет.
— Нет.
Он снова целует уголок моих губ, удерживая мою голову сильной рукой.
Я таю.
Я напугана.
Я так сильно хочу его.
— Если наймешь меня на работу, то больше не сможешь так делать, — шепчу я.
Сент смотрит на мои губы, словно голодная пантера.
— О, я могу делать все, что пожелаю.
— Ты ведь никогда не касался своих подчиненных.
— Я сам устанавливаю правила, — он с вызовом поднимает бровь, а потом медленно опускает ко мне голову.
Я так и сижу, дрожа, пока его теплое дыхание касается кожи у другого уголка губ. Сдерживая стон, я скольжу пальцами в его волосы. Выдыхая, Сент движется к моему уху, целует нежную кожу позади, немного расслабляясь, когда я позволяю ему утащить меня к себе в объятия.
Так мы и лежим некоторое время. Думаю, завтра я умру, вспоминая сегодняшний вечер.
Я обхватываю руками его шею.
Хочу поговорить, но боюсь испортить момент. Кажется, что ему необходимо держать меня в руках, а мне необходимо дать ему это, необходима эта связь.
— Малкольм Кайл Престон Логан Сент, — произношу я.
Чувствую, как он улыбается, прижавшись к моим волосам.
— Зачем так много имен, а? — я поднимаю на него глаза.
— Из-за упертости моего отца. Он настаивал, что назовет первенца в честь своего отца. А мама хотела четверых детей, так что позволила отцу назвать первого, при условии, что он выберет имена для остальных. — Он делает глубокий вдох и смотрит на меня. — Но роды были сложными. Когда ей сказали, что она, возможно, больше не сможет иметь детей...
— Она назвала тебя всеми теми именами? Кайл, Логан, Престон... — я улыбаюсь, касаясь его груди, — Сент.
— Боже, Рейчел, ты не представляешь, что делаешь со мной.
— Расскажи мне.
— Когда-нибудь расскажу.
— Хоть что-нибудь хорошее?
— О, да. Хорошее.
Он начинает целовать меня, и я задыхаюсь, когда поцелуи касаются мочки уха. Лба. Щеки.
— Что ты делал все это время? — спрашиваю я.
— Работал, — он слегка пожимает плечами. — Купил новую машину. Протестировал пару самолетов. Купил четыре лучших. Три для директоров «М4» и один для себя.
— А я смотрела бейсбол, — бросаю я с улыбочкой, устраиваясь на его груди.
— С каких это пор ты стала смотреть бейсбол?
Пожимаю плечами.
— Ну, знаешь, открываю для себя что-то новое.
— Да неужели? — он добродушно посмеивается.
Боже, люблю, когда он в хорошем настроении.
— Именно в этом году «Кабс» преодолеют череду невезений, которые мы считаем проклятием. Ты знал?
— Вот как?
— Ну конечно! С таким-то питчером? Ты видел его статистику? Уровень подачи? Это точно наш год.
— Серьезно? — говорит он мягко, слегка смещаясь, одновременно заинтересованный и улыбающийся.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты вообще смотришь бейсбол? — спрашиваю я, подняв на него глаза.
Он опускает на меня взгляд, на губах лукавая ухмылка.
— Был слишком занят, наблюдая за тем, как ты говоришь о бейсболе.
Я пихаю его в бок.
— Ну же! Смотрел?
— Ага.
Вздохнув, я устраиваюсь поудобнее у него под боком, он в ответ прижимает меня еще ближе.
— Ты права, в этом году проклятие «Кабс» будет разрушено, — он улыбается мне, а я улыбаюсь в ответ, пока бабочки порхают внутри.
В груди бабочки, а вот низ живота уже полыхает огнем желания.
Мы так и не спали, не знаем ни который час, ни где мы находимся, мы сосредоточены только друг на друге. Боже мой. Я подмечаю каждое его движение, словно хочу перезаписать его в памяти заново. Аромат его мыла, его простыней, его шампуня, его теплой кожи. То, как сменяется цвет его зеленых глаз, когда он занимается со мной любовью. И то, как приятно ощущаются его объятия.
Он упирается своим лбом в мой, потом поднимает лицо за подбородок, чтобы поцеловать. Я тянусь рукой, проводя пальцами по его волосам, целуя его в ответ.
— Ты ненасытный, — поддразниваю. — Уже готов к новому заходу?
Он тянет меня зубами за мочку уха.
— Как тебе должно быть уже известно, Рейчел, жадные мужчины ненасытны по своей природе.
Я смеюсь, откидывая назад, притягивая за собой простынь, чтобы прикрыть обнаженное тело, на котором выступила испарина, неожиданно почувствовав смущение. Это и правда я?
Снова в постели Малкольма?
Оттраханная до дрожи в коленях?
Грудь переполняют чувства благодарности, счастья, страха, веселья. С работой еще ничего не ясно, я все так же переживаю из-за мамы, и все же мне кажется, если удастся медленно все исправить в отношениях с Сентом, то я способна преодолеть и все остальное.
Малкольм...
Боже, прошу, пускай он остается ненасытным. Пускай желает всю меня, не только этого.
Я смотрю, как он встает и уходит в ванную за презервативом, так что быстро взбиваю подушку и поправляю волосы, надеясь, что к его возвращению не буду выглядеть, как чучело. Слышу, как он открывает воду в раковине.
Я уже признавалась ему в любви, но потом произошло много всякого дерьма, а сейчас мне не хватает смелости это повторить. Все, что случилось после моего первого признания, должно быть обесценило мои слова настолько, что теперь я не уверена, хочет ли он это слышать. Хотя, думаю, он знает, что я все еще люблю его.
Думаю, единственная причина, по которой он меня простил, это то, что он знает меня на уровне интуиции, чувствует мою любовь к нему так же, как я чувствую ураган его энергии по отношению ко мне.
Боже. Эта влюбленность - предмет обсуждения в стольких фильмах, песнях, книгах и рисунках. Для нас это так же природно, как рождение и смерть, и так же загадочно.
Ты не знаешь, когда это случится.
Сначала принимаешь это за влечение.
Списываешь свои чувства на что-то другое.
Восхищение и уважение.
Потом чувства становятся сильнее, глубже, и когда ты уже готов на все ради любимого, когда его счастье важнее собственного, когда даже его недостатки тебя захватывают, когда хочешь стать лучше, достойнее, вот тогда ты понимаешь, что это любовь.
И что теперь?
Он возвращается, ложится на спину, притягивая меня на себя. Прижимаясь к его телу, я обвиваю бедрами его ноги, а руками - плечи, мы начинаем целоваться. После того, как я взбираюсь на него, объезжаю его, позволяю ему завладеть собой так, как только он это умеет, я оказываюсь изнеможенной, как никогда раньше.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Стоит нам кончить, я падаю на спину, мы оба тяжело дышим. Я осторожно тянусь и накрываю его своей рукой, смотря в потолок, как и он, в ожидании его реакции.
Даже не замечаю, что не дышу, пока он не обхватывает мою руку в ответ, крепко сжимая ее, словно это самое привычное движение в мире.
