— Лялечка, ты куда это собралась так поздно?
— Па, я к подруге ненадолго. — У Ляли не было привычки врать родителям, но сказать правду было бы верхом абсурда.
— Доченька, аккуратно переходи дорогу, эти идиоты носятся как оглашенные. Будь осторожна, ладно? Тебе не холодно? Может, пальто наденешь?
— Не волнуйся, на улице тепло, — кивнула Ляля и вышла. На душе скребли кошки.
В указанном месте ее уже ждал Сергей. Парень ежился, втягивал шею в поднятый воротник джинсовой куртки. Он был дерганым и неразговорчивым, на Лялины вопросы отвечал недовольным бурчанием. Идти никуда не пришлось, потому что барыга должен был спуститься в метро. Ссутулившись, пряча руки в карманы, Сергей всматривался в проходящих мимо людей. Было заметно, что он нервничает.
— Привет, ты Сергей? — Игнорируя Лялю, к нему обратилась худенькая невысокая девушка. Волосы собраны в хвостик, под глазами темные круги, за спиной, на тонких плечиках — рюкзак.
— А, ты Катя?
— Катя. Давай отойдем. — Девушка все время оглядывалась по сторонам. Они зашли за колонну, выпав из поля зрения Ляли. Но одна она оставалась недолго. Буквально через несколько секунд Сергей вынырнул из-за колонны и пригласил присоединиться двумя звонкими щелчками.
Сделка состоялась: взамен отданной суммы денег Сергей и Ляля получили товар.
— Небодяжный? — с подозрением спросил Сергей.
— Обижаешь! Почти розовый. Все, я побежала. Звоните. — И она поспешно затерялась в переходе на Серпуховскую.
Молодые люди разъехались каждый в свою сторону. Уже через полчаса Ляля была дома. Зашла в гостиную, где уютно устроились перед телевизором родители, поставила в известность о своем возвращении и закрылась у себя в комнате. Маленький полиэтиленовый пакетик почти ничего не весил. Ляля бережно его развернула и удивилась: Катя не обманула — порошок действительно отливал розовым. Минуту Ляля смотрела на него изучающе, но, испугавшись шорохов за дверью, схватила пакетик, торопливо перевязала ниткой и сунула в самый дальний угол шкафа. Потом твердо сказала себе, что время уже позднее, а завтра рано вставать. Лучше первую самостоятельную пробу провести потом, в спокойной обстановке.
Утром ее разбудила мама, и Ляля начала собираться в училище. Погода по-прежнему не радовала: моросил дождик, небо затянули серые тучи. Хоть плачь. Внезапно Ляля вспомнила о вчерашней покупке. Она залезла в шкаф, пошарила в нем и достала плотный комочек. Ляля выглянула в коридор: мама с папой были полностью поглощены сборами на работу. Можно не торопиться. Ляля приготовила необходимые атрибуты: компакт-диск и скрученную трубочкой купюру. Первая собственноручная дорожка порошка получилась неровной — у Ляли дрожали руки. Белые крупинки на гладкой поверхности… Уже наклонившись, чтобы нюхнуть, Ляля на мгновение замерла: «Что это я делаю? В своей комнате? Пока папа с мамой не видят? Одна? Нюхаю наркотик? Это же абсурд! Но… Столько уже всего случилось. В жизни должна быть доля абсурда». Ляля вздохнула, зажмурилась: «Все так паршиво: начиная от погоды и кончая настроением. А ведь один вдох — и все станет хорошо. И вообще, деньги-то я уже отдала…» Было бы желание, а оправдание всегда найдется.
И впрямь, уже через пять минут погода волшебным образом изменилась, а от дурного настроения не осталось и следа. Казалось, за спиной выросли крылья — надо только оттолкнуться и полететь. Есть Ляле совершенно не хотелось, а потому, позабыв про завтрак, она отправилась на учебу. По дороге люди, красивые в своей задумчивости, стали непривычно приветливыми. И ничего страшного, что какой-то мужик, чертыхаясь, отдавил ногу ботинком сорок пятого размера. Суетливая толкотня в вагоне перестала быть суетливой толкотней — обтекаемая масса то засасывала в свою гущу, то оставляла сторонним наблюдателем. Там, в глубине потока, каждое лицо обладало магической притягательностью, каждое плечо внушало чувство сплоченности, обещало поддержку, а за каждой спиной как за каменной стеной. Плавный эскалатор поднял со дна метро в освежающую морось. Пятнадцать минут полного слияния с Поварской улицей, и Ляля очнулась у дверей в училище. Как в замедленном кино, она достала студенческий билет и ткнула им в очки вахтерши.
На практических занятиях в тот день Ляля словно впервые услышала музыку. Как она могла забыть, что произведения Чайковского так красивы? Уроки, даже скучные лекции, увлекали больше, чем обычно. К приятному удивлению сокурсниц, Ляля отправилась с ними в столовую, где с удовольствием включилась в веселую беседу. «Не такие уж они наивные дурочки, — размышляла Ляля. — Очень милые девочки. И чего я к ним придиралась? Кто из нас без греха?» Она и впрямь теперь ни на кого не злилась, хотя раньше дулась на приятельниц по малейшему поводу. День, благостный, неописуемо яркий и беззаботный, медленно приближался к концу. Надо сказать, что к обеду острота ощущений спала, но приятная расслабленность не исчезла. Еще долго Ляля находилась как бы на границе между кайфом и реальностью. Окончательно в себя она пришла только дома — но, так как переход был постепенным, практически не заметила никаких изменений. И никаких тебе страшных, болезненных ощущений, про которые Ляля привыкла читать в умных книжках про наркотики. Понапишут же…
Следующее утро началось с той же самой процедуры. Последующее — тоже. Вечером Ляля даже позвала в гости одну из одногруппниц: девушки радовались, что наконец-то сумели найти общий язык. Перемену ощутили все, а открытость Ляли притягивала к ней новых подружек.
Алла Николаевна хлопотала на кухне и ужасно обрадовалась гостье:
— Ой, проходите! А я пирог как раз испекла. Вы давно с Лялей дружите?
— Да мы как-то пару дней назад разговорились. У вас замечательная дочка!
Поздно вечером, поболтав и посмеявшись, девочки разошлись. Алла Николаевна улыбалась: она всерьез переживала за Лялю, но теперь видела, что глубокая рана, нанесенная дочке, начинает затягиваться. Правда, не слишком ли быстро происходят перемены? Ведь еще неделю назад Ляля говорила, что друзей в институте заводить не собирается. Но Алла Николаевна постаралась отмахнуться от внутренней тревоги: она вообще была оптимисткой и предпочитала видеть полную, а не пустую половинку стакана. И теперь расстраивалась только по той причине, что дочка почти ничего не ест дома… Ляля говорила, что питается в столовой, а иногда заходит к Светке.
В течение последующих дней без допинга у Ляли не начиналось ни одно утро. Обычно, когда кайф спадал, «догоняться» ей не требовалось: вполне хватало утренней порции. Но на четвертый день, после возвращения из училища, стало как-то не по себе. Легкость вдруг сменилась подавленностью. Вновь полезли в голову мрачные мысли, возник легкий озноб. Ляля прекрасно понимала, что ей поможет лишь одно лекарство. «Почему бы и нет?» — подумала она и сделала добавочную порцию. Постепенно размер наркотического завтрака увеличивался…
