Я снова вернулся взглядом к только что осмотренному холму, что нарушал относительную гладкость каменистой пустыни в полукилометре от нас. Нет, все-таки не показалось: к одному из склонов холма прилепилась низенькая хибарка, сложенная все из того же серого камня. Да, неприметное строение. Я бы его пропустил, да больно прямые углы хибарки выдали ее искусственное происхождение. Тусклый отблеск света из дверного проема на затененной, противоположной закату стене говорил о том, что внутри горит костер. Вон, даже еле заметный дымок потянулся, демаскируя. Интересно, кто там? Какой-нибудь пастух, охотник? Впрочем, каких овец пасти или на что охотиться в этих камнях?
Я опустил бинокль, передал его сестре. Надел поверх футболки портупею и, еще раз проверив дробовик, сунул его в заплечную кобуру. Эх, длинноват все-таки ствол!
— Леш, там что? — немного испуганно прошептала Люська.
Я помолчал немного, размышляя. В принципе, не было никаких оснований считать, что в той каменной хибарке находится кто-то опасный, но мне недаром вдалбливали в голову более трех месяцев лекции о «потенциальных угрозах неведомых миров». Да и мой печальный опыт на Псевдо-Гее и Пионе с лихвой перекрывал все поучения драгоценных наставников базы подготовки МТК.
— Там на холме — какая-то лачуга, — спокойно сказал я Люське. — В ней кто-то обитает. Нужно проверить, не агрессивный ли этот кто-то.
Люська впилась мне в лицо распахнутыми глазищами, из которых так и рвался испуганный крик: «Братик, куда ты меня завез?!»
— Запоминай, — безжалостно продолжал я, внутренне сгорая от стыда и сочувствия, — через пятнадцать минут ты заведешь мотороллер и поедешь к этой лачуге, езжай не спеша, возле холма остановись, подожди. Я тем временем обойду холм сзади: посмотрим, что там за обитатели. Поняла?
Люська потупилась, затем вдруг решительно тряхнула головой, резко взглянула мне в глаза. Словно синяя молния блеснула.
— Поняла. Только непонятно, зачем все-таки мы здесь оказались.
Я открыл было рот, но она махнула рукой и уселась на мотороллер:
— Потом объяснишь, иди, вояка, разведай обстановку.
Я съел извинения и, сопровождаемый Маней, побрел по песку в сторону от Дороги. Да, характер у Люськи от мамы: вроде мягкая, а как дойдет дело до серьезных проблем — почище многих мужиков становится: собранная, резкая, смелая. Вот потому-то и парни с ней не задерживались долго: она сильнее их оказывалась зачастую, да и правду резала в глаза, что бедолаг и отпугивало. Впрочем, резать правду — это у нас семейное. Что-то вроде родовой болезни: очевидной пользы — никакой, только люди шарахаются да на работе неприятности.
Обойти холм с лачугой оказалось несложно: песчаные языки уходили далеко в каменную пустыню, так что я довольно быстро и, как хотелось бы, незаметно подобрался к тылу «предполагаемого противника». Солнце уже окончательно скрылось за горным хребтом, и равнина утонула в сумеречной тени, что было мне на руку. Надетые тактические очки давали четкую, ясную картинку, и я надеялся, что имею хорошее преимущество перед обитателями хибарки, тем более что в стене, обращенной ко мне, не было никаких видимых оконных проемов, что намного увеличивало мой шанс незаметно к ней подобраться. Особенно меня радовала Маня, неторопливо и спокойно идущая рядом и обстоятельно обнюхивавшая изредка попадавшиеся по пути стебли чахлой, засушенной на корню травки. Гивера спокойна, значит — особой опасности нет. Да и скорость ее реакции и агрессивность, с которой она обычно защищала свою «маленькую стаю», с лихвой могли компенсировать мою возможную нерасторопность. А дымок, даже скорее — просто дрожание воздуха, и вправду идет откуда-то из крыши хибарки. Интересно, что там жгут: на расстоянии взгляда через бинокль ни одного деревца вокруг…
До моего слуха донеслось слабое жужжание: сестра подъезжала к холму с другой стороны. Что ж, вовремя.
Я уже начал подниматься по пологому склону холма, как какая-то низкая тень мелькнула у стены хибарки, заставив меня застыть на месте. Маня тоже замерла, подняв зад, словно кошка, готовящаяся к прыжку. Вот блин! Неужели — собака? Ветерок дул со стороны гор, а значит — от меня. Учует, зараза, разлается… Впрочем, могут подумать, что собака отреагировала на подъехавшую Люську…
Все произошло в считаные секунды: Маня длинными скачками метнулась вверх по склону, я, с дробовиком наперевес, поспешил за ней, и тут же по нервам ударил выстрел, а за ним — тонкий Люськин визг.
Я не знаю, что со мной тогда произошло. Голова была пуста, как колба электрической лампочки. Знаю только, что я сам не понял, как очутился наверху холма и обогнул лачугу: время словно сжалось, так что память упустила все, кроме того, что я оказался на площадке перед дверьми хижины, готовый стрелять во все, что движется. Глупо, конечно, выскочил: прямо под возможный выстрел. Только выстрел не раздался, но зато я увидел Люську, сидевшую на корточках у стенки возле двери, вместо того чтобы ждать внизу у мотороллера. Первым моим желанием было выстрелить в дверной проем, но оттуда уже показалась Маня и, не задержавшись ни на секунду, шмыгнула вниз по склону холма. Значит, опасности изнутри лачуги не было. Или — уже не было: я ни капли не сомневался в способности гиверы одним укусом лишать человека жизни. Или — конечности…
— Маленькая моя! — Я склонился над Люськой, с ужасом ожидая увидеть расползающиеся пятна крови и с не меньшим ужасом понимая, что, если с сестрой что-то случилось, то жить с этим я тоже не смогу.
Люська подняла лицо с крепко зажмуренными глазами, подбородок дрожал…
— Леш, Леш, прости… Я — дура… поперлась наверх…
Я осторожно развел ее руки. Никакой крови, повреждений.
— Я… я целая, испугалась только… в ухе звенит… прости…
Я обессиленно опустился рядом, обнял сестру за плечи. В голове что-то перещелкнуло, и меня затрясло, забило, словно я подхватил лихорадку или со мной случился эпилептический припадок.
— Леш, Леш, ты чего? — Испуганная Люська сдернула с моей головы тактические очки, начала целовать мое лицо, зажмуренные глаза, крепко стиснутый рот…
— Леш, господи, да у тебя кровь идет! Я сейчас воды принесу!
Люська попыталась вырваться, но я не отпустил ее, судорожно прижимая к себе, постепенно успокаиваясь. Дрожь уходила, растворяясь в холодеющем вечернем воздухе. Я шмыгнул носом: то ли сопли потекли, то ли действительно кровь пошла от напряжения.
— Леш, прости меня, — прошептала Люська. — Я подумала: никто не выходит, пойду, загляну вовнутрь, может — там пусто совсем? Подошла, какая-то собака выскочила, а потом внутри как грохнет! Я и испугалась: ноги подогнулись…
Я присмотрелся к ней и не смог сдержать смеха: у нее весь рот и подбородок были перемазаны моей кровью. Этакая девушка-вамп, оторванная от ужина. Зрелище еще то. И смех и слезы.
— Дурочка моя, — проговорил я дрогнувшим голосом, — ну когда ты меня слушаться будешь?
Я разжал объятия, осторожно поднялся на ослабевших ногах, снова нацепил валяющиеся рядом тактические очки, поднял дробовик.
— Сиди здесь, за мной не ходи, — сказал я дернувшейся следом за мной Люське. — Выдрать бы тебя ремнем, вампирчик мой ненаглядный, чтобы в другой раз думала, что делаешь!
Люська озадаченно посмотрела на меня, потом догадалась — начала вытирать рукой губы, брови сложила домиком, вот-вот заплачет…
Не торопясь, я подошел к проему распахнутой двери. Осторожно заглянул внутрь, сопровождая взгляд стволом дробовика…
Никаких человеческих тел, отдельных конечностей, крови… Небольшой каменный очаг, в котором ровно, с небольшим выделением дыма горит какая-то жидкость, дым уходит в отверстие в потолке, пара ржавых металлических банок на полу, драные ветхие тряпки…
Я вошел в хижину, практически не опасаясь: здесь побывала Маня. Тактические очки хорошо просвещали помещение, и я бегло осмотрел скудную внутреннюю обстановку: ворох тряпок в углу на трех ящиках — постель, пара ящиков, сдвинутых вместе и уставленных банками, — стол. Небольшой металлический стеллаж с открытыми полками, заваленными каким-то металлоломом и прочим мусором… и резкий кислый запах пороха и металла, смешанные со странным, незнакомым, но не отталкивающим запахом, исходящим от горящей жидкости.
Ага!
Я склонился к трупу некрупного животного, скрытого до этого столом, — то ли собака, то ли шакал: морда узкая, уши широкие, шерсть очень короткая, сначала показалось, что ее вовсе нет. Вся средняя часть поджарого корпуса была изувечена попаданием заряда картечи. Стреляли, по всей видимости, из-за кровати, из кучи камней, куда уходила натянутая от стола, плохо различимая на фоне усеянного тряпками и щебнем пола тонкая бечевка. Самострел, не иначе.
Я убрал в сторону несколько камней, в которые уходила бечевка, и высвободил ржавый одноствольный обрез какого-то ружья. Как его не разорвало при выстреле — непонятно. Покрутил ствол в руках, подумал и позвал Люську.
