– Нет, почему же? Я вполне допускаю, что еще кое-что держали, пистолет, например, или ручку, чтобы протоколы писать!
Барсуков отвалил от входа несколько камней с прилипшими к ним пластами снега и, не поднимая головы, пробурчал:
– К слову, я родился в деревне и кое-что тоже умею руками делать. Например, коров доить…
– Да, это очень важное умение, особенно в нашем положении. – Людмила оттащила в сторону вывороченные камни и сложила из них небольшую пирамиду. Скептически оглядела ее и с явной издевкой посмотрела на подполковника. – Конечно, если есть захочешь, то и медведицу подоишь!
Подполковник поднялся с колен и теперь уже сверху вниз посмотрел на девушку.
– Надеюсь, гоняться за дойной медведицей вы меня не заставите?
– А разве я вас принуждаю что-то делать? Дело сугубо добровольное, хотите – работайте, хотите – на камушке отсиживайтесь. – Она пожала плечами. – Но только обстоятельства так сложились, что будешь сиднем сидеть – до утра не доживешь!
– Вас понял! – Барсуков вновь взялся за топор. – Что еще требуется порубить, подцепить, построить?
Людмила засмеялась, и Денис понял, что странное чувство скованности, владевшее им с того момента, как эта малознакомая ему девушка открыла глаза на обочине дороге, куда он принес ее из ущелья, еще как следует не опомнившийся, не осознавший до конца, что был всего на волосок от гибели, наконец-то отпустило его, и он вздохнул с облегчением. Ведь если бы не она, то лежать бы ему сейчас под спрессованной гигантской силой снежной массой, а все вокруг продолжало бы жить как ни в чем не бывало, существовало, как и прежде, но уже без него: и эти неяркие пока звезды на высоком небе, и остроконечные темные пихты, и снег, пахнущий свежим бельем и только что выловленной из ручья форелью… Барсуков перевел дыхание и уже без обычного замешательства встретил ее взгляд. И почему он думал, что у нее черные глаза? Никакие они не черные, а глубокого синего цвета, как только что распустившаяся горная фиалка…
Он невольно остановился взглядом на женских губах – полных, красиво очерченных, все еще свежих, не тронутых помадой. И внезапно подумал о том, какими мягкими и теплыми становятся губы желанной женщины, если прижать ее к груди, склониться к нежному лицу…
Денис почувствовал, как внезапно вспотели его ладони. Он поспешно отвел взгляд в сторону и глухо спросил:
– Почему вы смеетесь? Я что-то не то сказал?
– Простите. – Людмила прикрыла губы ладонью, пряча улыбку, и уже серьезно посмотрела на него. – Пора устраиваться на ночь. Попробуйте забраться вовнутрь, а я следом за вами…
Внутри было еще теснее, чем он предполагал. А лечь и выпрямиться в полный рост мешал костер. Людмила приказала Барсукову занять место рядом с поленницей в дальнем углу их убежища. Сама же устроилась ближе к выходу. Карабины она положила в изголовье, топор – рядом с собой. И, заметив недоуменный взгляд Дениса, пояснила:
– Завтра утром, если вход завалит, придется откапываться. Поэтому и кладу его ближе, чтобы потом в темноте не искать.
Денис снял куртку, затем подумал секунду и снял китель. Аккуратно свернул его и положил в изголовье. Людмила окинула его критическим взглядом и посоветовала:
– Кобуру снимите. Никто на ваш пистолет не позарится!
– Да уж куда мне против вашей артиллерии! – усмехнулся Барсуков, но кобуру тоже снял и пристроил все там же, в изголовье.
– Наденьте-ка это! – Людмила вытащила из рюкзака свитер и подала его Денису. – Как бы ни заделывали щели, сквозняк все равно чувствуется, а вы сейчас пропотели, так что лучше не рисковать…
Денис молча натянул свитер и озадаченно хмыкнул. Он был явно тесноват в плечах и в груди, а рукава едва доходили ему до локтя.
– А мне он почти до колен, – удивилась Людмила и добавила: – Больше двигаться надо, господин милиционер, или физическим трудом заниматься.
– Ох, Людмила Алексеевна, Людмила Алексеевна, все-то вам критиковать бы да обличать! Не надоело еще? – произнес он укоризненно и принялся разуваться.
– Простите, – неожиданно смутилась девушка, – я не хотела вас обидеть. Честно сказать, вы не похожи на человека, отрастившего себе зад на казенном кресле.
– Ну, спасибо! – протянул удивленно Барсуков. – И как я должен воспринять ваше замечание – за одобрение или за порицание?
– Только не как комплимент! Я знаю, что вы неплохой спортсмен, и если мне не изменяет память, то на днях волейбольная команда вашего отдела стала чемпионом района.
– К комплиментам я не приучен, потому как не дама, а что касается волейбола, то мы и вправду неплохо сыграли. Ваш знакомый, например, отличился, Станислав Васильевич.
– Я и без вас знаю, что Стас классно играет в волейбол и на лыжах неплохо бегает. В прошлом году на зимней спартакиаде первое место занял. А по субботам в спортзале Дома культуры школьников тренирует.
– Похоже, вы в курсе всех подвигов Дробота. Что это, особый личный интерес? – поинтересовался Барсуков.
– Возможно, – пожала плечами Людмила, – я ведь его всю жизнь знаю. На одной улице росли. Он, правда, на несколько лет старше. С братом Антонины дружил. А нас, малявок, они вроде как не замечали.
– И вас это сильно задевало?
– Нисколько. В детстве я его терпеть не могла. Он меня Людмилой-крокодилой называл. Я, конечно, в долгу не оставалась, за что получила массу подзатыльников.
– Никогда б не подумал, что Стас дрался с девчонками. Сейчас он к ним, если не ошибаюсь, питает несколько иные чувства.
– Ну, во-первых, дралась я не хуже мальчишки, и не каждый еще мог со мной справиться. Во-вторых, он и тогда девочками увлекался, за что ему периодически доставалось, и весьма прилично. После драки они с Пашкой, братом Тони, скрывались у них на сеновале. А мы им раны перевязывали, пятаки к синякам прикладывали…
– А я тоже в молодости любил подраться. У нас обычай такой раньше был: накануне Троицы собирались парни из двух соседних деревень на большой поляне за нашим селом и носы друг другу квасили будь здоров! Правда, никаких тебе велосипедных цепей, свинчаток, ножей тем более. Только палки, причем определенной длины, не больше метра. А мужики постарше со стороны за схваткой наблюдали. И если какой-нибудь удалец чересчур уж начнет кулаками махать, тут же его в сторону оттащат, успокоят по-своему. А на следующий день как ни в чем не бывало Троицу праздновали. С синяками, ссадинами, но опять друзья-товарищи, как и прежде.
– Но разве это настоящая драка, скорее инсценировка какая-то?
– Вернее, состязание, со своими правилами и определенным кодексом чести. Лежачего ведь не трогали и до крови не били. Хотя без этого не обходилось, кулаки-то здоровые, силы молодые, вот и не рассчитаешь, звезданешь кому-нибудь больше, чем следует, нос ненароком расквасишь или по зубам пройдешься…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
