Мастер назвал свою работу «Лань или Память о первой любви», но не хотел сегодня, сейчас говорить об этом. Чувствовал, что не время и не место. Потом, в другой раз. Может быть, и название изменится. Сейчас ему было важнее то, как отнесутся к его работе друзья. Именно они были его главными советчиками и критиками.
Зазвучал саксофон. Глубокая, нежная мелодия наполнила зал, поддерживая именно ту атмосферу романтики, которая царила в это время в кафе. На столе появились подносы с вином и шампанским, легкими закусками. Презентации работ Кости проходили стихийно лишь только внешне, готовились они всегда заранее.
С закатом солнца Мила вернулась с моря. На пляже почти никого не оставалось. Она пришла в свой номер, приняла душ, надела лёгкое вечернее платье, взяла сумочку и поспешила вниз на звуки музыки в знакомое кафе.
Посетителей, в сравнении с утренним часом, заметно прибавилось. Почти все столики были заняты, а на некоторых стояла не утешительная для неё табличка «стол зарезервирован». Многие танцевали. Разноцветные, пёстрые компании отдыхали под звуки знакомой, приятной музыки.
Она остановилась недалеко от привычного столика, за которым, спиной к ней, в окружении множества людей, сидел вчерашний знакомый. А напротив отчаянно что-то писал Эдвард. Мила не зная, что делать, немного растерялась. Хотела уже повернуть обратно к выходу, как вдруг услышала громкое обращение к ней.
– Очарование Предпарижья! – Эдвард увидел женщину, приподнялся и призывно махнул в её сторону.– Прошу к нам! Скрасьте праздник одиноких мужских сердец!
Его сосед повернул голову, быстро встал и с ослепительной улыбкой подошёл к вчерашней незнакомке.
– Прошу вас, садитесь! Николай, – он обратился к официанту, – лучший ужин для нашей дамы! А пока – глоток вина?
Мила села в кресло, посмотрела с улыбкой на всех сидящих за этим столом, приветливо поздоровалась и приподняла бокал.
– Кого чествует почтенное собрание во главе с хозяином? За что пьем, сэр Эдвард? – Чередующимися одним за другим взволнованными вопросами, женщина хотела скрыть своё возбужденное состояние.
– Сегодня художник превзошел себя в очередной раз! И мы пьем за его талант, и за его новое творение. Он меня поймал на состоянии, когда мне было хорошо. И тут я сказал: «летим в Париж!»
Все сдвинули бокалы и пригубили вино. Эдвард протянул руку в сторону, привлекая внимание дамы к поводу, по которому они все здесь собрались. В свете ламп и ярких бликах эстрады, под звездами летнего, тёмного неба, скульптура смотрелась сказочно. Было трудно понять, не живая ли она? Не спорхнут ли с неё бабочки? Не умчится ли она по волнам к звездам? Мила в полном оцепенении поставила на стол бокал, невольно подалась всем телом вперёд, подошла к скульптуре. Слегка наклоняясь, она погладила рукой строптивое копытце лани, взволнованно спросила:
– Кто сотворил это воплощение невинности? – Потрясённая от увиденного произведения, женщина говорила медленно, зачаровано, не сводя глаз со стоящей перед ней сказочной фигуры. – Откуда у вас это очарование?
– Вот он – герой дня! – Эд положил руку на плечо Кота, – а для Вас есть подарок и от меня…
– Сегодня день чудес!?
– Эд, не томи! – Косте уже поднадоели дифирамбы в его честь, и захотелось перевести внимание на кого-нибудь другого. Он кивнул Валере, чтобы тот сделал себе небольшую паузу. Эдвард что-то быстро дописывал на бумаге. Музыкант присел на соседнее кресло рядом.
– Всем привет, наверняка читает Эд? То-то он писал, завидя образ незнакомой прекрасной дамы, спускавшейся по лестнице.
– Не спешите, – Эдвард степенно взял листок, надел очки. Увидел, что все его внимательно слушают, стал читать:
Я тебя вспоминаю
в платье черном и длинном.
Падал в парке старинном
белый снег, словно пух.
Ах, зачем, я не знаю,
этим вечером зимним
целовал я бесстыдно
Алый снег твоих губ…
Будто бы неземная,
кружевная снежинка,
обрывая глубины,
опустилась в ладонь.
Я тебя вспоминаю
в платье черном и длинном,
твои пальцы невинно
поднимали подол…
Снова вечером зимним
я тебя вспоминаю…
– Великолепно! – Мила с восторгом аплодировала вместе со всеми гостями манерно раскланивающемуся Эдварду. Валера включил медленную мелодию и отошел перекурить с Геной и Ириной… Остальные сидели за столиками и наслаждались теплым вечером. – Я понимаю, что этот романс был написан экспромтом?
– Да, милая девушка, именно так, – скромно потупив голову, но при этом, лукаво улыбаясь, ответил поэт.– Вы обворожительны сегодня. Я не в силах себя сдержать. Вы готовы выслушать сонет о Предпарижье?
– Я вся в вашем внимании, сэр Эдвард!
Всё было так, как никогда.
Всё было так, что не забудешь.
Ягненок, жаренный на блюде, -
какая вкусная еда!
И пиво пенило бокал.
Колечки лука на селедке.
И наконец, графинчик водки.
Вот что в России – идеал!
И здесь в прелестном Предпарижье,
где на эстраде Валери
играл латинас-попури,
и Мила в белом бьян жоли,
и Костя – друг, утех сподвижник,
художник, дока сладкой жизни…
О, я бы повторил!
– Не верьте взрослым мужчинам, только дети говорят правду. Этому романсу уже год. А сегодня Эд уже который час не отрывал своё перо от бумаги, – закуривая сигарету, сказал Костя, – еще до вашего прихода. Вот это, скорее всего о Предпарижье…
Эд глубоко вздохнул, развёл в сторону руки, произнёс любимую поговорку:
– А ты говоришь купаться.
Мила перевела взгляд на Костю. От волнения у неё всё ещё кружилась голова. Сейчас, когда она сидела с ним за одним столом, не нарушая никаких приличий, могла себе позволить, посмотреть на него внимательнее.
Незнакомый мужчина в платке, так она назвала хозяина местного заведения, в своих прописанных «радостях» был среднего роста, хорошего телосложения, где-то, примерно, её возраста. Всем своим видом подобный персонаж походил на свободного художника. Спокойный в одиночестве и активный среди людей, он излучал тёплое обаяние вокруг. Было хорошо видно, что этот человек пользовался неподдельным авторитетом в этой компании и заведении. Еще в первый вечер её мысли вращались вокруг этого незнакомца, которого тогда она назвала про себя бабником, а теперь не знала к какой категории его отнести. Аркадий моментально дал бы ему свою полочку в оценке человеческих градаций. Костя сидел напротив и курил. Тихо затягиваясь от сигареты, он получал большое удовольствие от этого процесса, похоже, как и от любого другого. Мужчина, привычным для него движением, время от времени стряхивал пепел в пепельницу. При заметной разнице в возрасте, уважительно разговаривал с Эдом. С каждой минутой незнакомый герой становился ей все более интригующе привлекательным.
