– А я так и не знаю вашего имени, – обратилась она к Константину. И с поддержкой взглянула на Эдварда. – Представьте мне, пожалуйста, вашего гостеприимного хозяина!
– Зовите меня Котом, – отозвался и сразу прокомментировал свое имя Костя. – Так все называют, кто меня знает.
– И кто попал в ваши цепкие лапки?
– И всем, кто хочет меня погладить.
– И даже те, кому вы не симпатичны?
– Как они меня называют, я не знаю. Их не бывает рядом.
– А-а-а, вы как кот гуляете сам по себе? – смутилась от неудачных вопросов и сравнений Мила.
– Сами по себе гуляют кошечки, я иногда составляю им компанию. Кстати, звучит замечательная музыка. Я приглашаю вас на танец. Хвост, – он провёл себя по волосам, убирая назад, упавшую на лоб прядь, – мешать не будет.
Глава 12. Танец и знакомство
Они вышли в центр танцевальной площадки.
Знакомая мелодия последних лет волновала сердца обоих. Несколько уверенных танцевальных тактов сразу настроили движение пары на удивительное профессиональное исполнение. Танец гармонично и свободно завладел телами партнёров. Их движения привлекли внимание посетителей. После нескольких разводок и удачных па танцующие сорвали дружные аплодисменты зрителей. Только Ира сидела хмуро и курила сигарету несколько напряженнее, чем обычно. Эту мелодию Кот всегда танцевал с ней, и именно она таяла в его руках, получая наслаждение от музыки и растворении себя в танце.
Кот и Мила непринуждённо о чем-то говорили, улыбались друг другу. Окружающим было заметно, что между ними может сложиться нечто большее, чем отношения незнакомых танцующих людей. Когда же Валера на последней ноте медленного танца перевел ритм в латинскую мелодию, Мила решила проверить хорошего, но чуточку, как ей показалось, самоуверенного партнера.
– Может латинас станцуем?
– С вами? Да, с удовольствием! – поддержал её Кот.
Не только в песне поется, что «в вихре танца закружит судьба». Перед зрителями неожиданно развернулось настоящее представление двух профессионалов, которые хотели и могли показать многое в ритмичном танце. Искрометные движения, поддержки, развороты, игривые движения плечами, руками, бёдрами завораживали и волновали всех в этом вечернем кафе.
Валера улыбался во весь рот, прищуривая свои маленькие глазки. Он то прекрасно знал, что латинские движения – конек Кота. Ира теперь болела за свою соперницу в танце. С одной стороны ей хотелось прищучить Кота как следует за то, что он не её пригласил танцевать медленный фокстрот. С другой стороны, теперь она видела, что Мила владеет техникой великолепно, лучше неё: пусть Кот поспотыкается.
Между тем феерические исполнение разных движений перешло на непредсказуемый, великолепный хастл. Импровизация неравнодушных к латиноамериканским ритмам людей вызвала бурю эмоций на площадке. Многие пары встали со своих мест и принялись танцевать, не в силах усидеть за столом. Через несколько минут весь зал кружился в водовороте музыки. И только Эдвард, улыбаясь, сидел и курил за столиком, а обслуживающий персонал занял места неравнодушных доброжелательных зрителей, так как клиенты обслуживали себя сами, развеваясь в заводном, горячем танце.
За несколько тактов до окончания музыки Кот и Мила вернулись на свои места. Тяжело дыша, с искрящимися глазами и немного влажными руками они откинулись на креслах, продолжая внутренне двигаться в ритме заданной мелодии.
– Как называется танец, который вы сейчас исполняли? – спросил Эдвард, имитируя в этой ситуации невозмутимое, английское спокойствие.
– Фитнес, – также невозмутимо ответил Кот.
–???
– Мы не можем назвать иначе вечернюю зарядку под веселую музыку. А по утрам ножкам и ручкам в нашем возрасте шевелить лень, – добавила улыбающаяся Мила. – Спасибо, я получила истинное удовольствие.
– Это тебе спасибо! Я сто лет так не заводился. Теперь трудно будет успокоить сердечко.
– Вы уже на ты? – спросил удивлённо Эд.
– А что ближе танца сближает незнакомых людей?
– Справедливо.
– Не погулять ли нам вдоль побережья?
– Я пас, – Эдвард посмотрел на часы. – Режим, возраст, вечерний кефир…
– А я с удовольствием. Только туфельки поменяю?
– Встречаемся на пляже через 15 минут, – Костя подозвал официанта.
– Слушай, Кот, – Эдвард закурил очередную сигарету. – Хорошая работа.
– Ты о чем?
– О твоей лани с бабочками. Что навеяло? Не поверю, что во сне приснился образ.
– Ты прав. Этому наваждению много лет. Детские воспоминания.
– У тебя? Сейчас? С чего бы это?
– Понимаешь, давно уже. Состояние какое-то не отпускает меня в последнее время. Ещё, с приездом этой Миланы.
– Ты о чём?
– Непонятное ощущение навалилось. Сам не пойму. Чем-то она меня обеспокоила. Как-то не так, как всегда.
– Вернется Любаша и всё станет на свои места. И почему именно Милана?
Кот глубоко вздохнул:
– Ещё в школе, в классе шестом, к нам пришла девочка с таким именем. Тоненькая такая, с розовыми бантиками в белый горошек. Училась она не долго. И, может, осталась бы незамеченной, но… Мне тогда она запала в душу так, как будто ранка в сердце. Нет-нет да даст о себе знать. Помнишь мою первую скульптуру, которая попала на выставку?
– Да, кстати, это была маленькая лань…
– Вот-вот. Я звал эту девочку Ланью. И сваял её тогда сначала в своём детском воображении.
– У тебя Кот, переходный возраст. Или период кризиса. То студентки какие-то, то Любаша эта, аспирантка, то в детство потянуло. Может тебя лучше с моими заочницами познакомить? Развеешься. Мы с тобой еще не настолько стары, чтобы западать на совсем молоденьких девочек, даже из далёкого детства.
– Это древние философы говорили, а мы проще.
– То, что нам нравится в детстве, остаётся на всю жизнь. Стереотипы. Слышал о таком понятии?
– Естественно.
– Именно они порой и становятся теми ориентирами, которые проносятся через всю жизнь…
– Помнишь мою жену? Тоже худенькая, стройненькая была.
– Как куколка фарфоровая… Да, и Ира-редакторша, которая тебе глазки строит, – из той же оперы. Только Любаша выпадает из этой обоймы. Может тебе поменять стереотипы?
– Зачем? Лучше Любашу.
– Я вот тебе какую историю сейчас расскажу. Не спрашивай только, откуда она мне известна. Понимаешь, вечер сегодня такой вспоминально-романтический. Тоже навеяло.
Дело было так. В нашем городском драмтеатре много лет назад блистала одна прима. Имени не вспомню. Но любовную историю молодого курсанта и ведущей актрисы местного театра, могу вспомнить не только я один. Она вела в военном училище драматический кружок. Тогда это было возможно. Там был курсантик – молодой, щупленький, неказистый, но талантливый. И, представляешь, она в него влюбляется без памяти. У него, понятное дело, выражаясь языком научным, юношеская гиперсексуальность, неуправляемая энергия пацана. А ей лет тридцать или ближе к сорока. Встречались они всего несколько раз. Маленький городок вскоре о них открыто засудачил. Она мужа хотела бросить, а парня из армии увести и в литературный институт устроить. Только тот по молодости лет выбрал погоны и карьеру военного человека. Да и струсил малый. Потом ещё несколько лет переписку вели. Через какое-то время приезжала она к нему в академию, куда он поступил. С надеждой приезжала. А потом… они уже не встречались… и на письма его она не отвечала. Как обрубило. Видно, порог свой перешагнула безвозвратно. Через несколько лет он от неё получил телеграмму, где была строчка из её стихов, с тех времен, когда они ещё могли быть вместе: «Счастлива, что помнишь. Счастлив будь и ты». А у офицера того, жизнь так и не устроилась. Женился со временем, а любви… Любви больше в его сердце не было.