Выражаясь метафорически, Лубянка снимала ежедневно свежий урожай разведывательных данных. И мы получали именно те конкретные сообщения, на которые делали запрос, — все равно, что костюм, сшитый по мерке. Нам было дано указание доискиваться фактов, необходимых руководству, любыми средствами, имевшимися в нашем распоряжении.
Я сидел в тесном кабинетике вместе с двумя сослуживцами с англо-русским словарем за столом, заваленным грудой папок. Я должен был переводить и писать краткие справки и днем и ночью. К тому же у меня оказалась самая изнурительная работа: я один получал микропленки. Во избежание утечки информации, хотя мы все и прошли более чем пристрастную проверку, я часто сам проявлял пленки в фотолаборатории. Иногда, чтобы сэкономить время, читал и отмечал интересные места, когда негативы еще не высохли.
Если работа выдавалась не слишком срочная, микрофильмы перепечатывались на фотобумагу. Тогда я, не торопясь, читал текст и классифицировал информацию по принципу ее важности, перед тем как отправить для перевода на русский язык. Если я считал документы очень важными, то переводил их сам. Какая же это была ответственная работа! Во-первых, следовало избегать ошибок в переводе, которые могли совершенно исказить смысл документа. Во-вторых, приходилось все время быть в курсе последних событий, разбираться в истории, дипломатии и даже экономике, чтобы давать качественную оценку прочитанному материалу.
Меня не столько беспокоила возможность переоценить важность какого-либо документа (за что меня, скорее всего, только упрекнули бы), сколько не пропустить факта, от которого могли зависеть судьбы тысяч людей. Возможность такой беды преследовала меня в ночных кошмарах.
Закончив составление кратких справок или расшифровку документа, я шел к своему начальнику Иосифу Львовичу Когену. Исключительно знающий человек, он постоянно был завален работой и вечно спешил, так как координировал деятельность нескольких групп агентов, подобных моим. Когда между совещаниями у Когена выдавалась свободная минутка, он читал принесенные мною материалы. Иногда отпускал какое-либо замечание, но, как правило, соглашался со мной и не забывал напомнить:
— Юра, проследите, чтобы эти документы были отправлены в три адреса.
Это означало — Сталину, Молотову и Берия. Затем офицеру КГБ давалось указание доставить в Кремль запечатанный нами пакет. После отправки почты мы каждый раз с волнением ждали, какова будет реакция. Но могли только догадываться, что информация, присланная нашими лондонскими агентами, кажется, понравилась руководителям Советского Союза и работой отдела они удовлетворены.
Ким Филби, теперь восходящая звезда в британской секретной службе, стал нашим самым важным информатором. Когда в 1944 году я принял на себя работу с кембриджской группой, он готовился занять руководящий пост в 9-ом отделе, занимавшемся борьбой с коммунизмом.
Но Филби оказался не единственным претендентом на эту должность. Феликс Кауджилл, его непосредственный начальник, ждал того же назначения. В конце концов, воспользовавшись дружбой с Валентином Вивианом, Ким Филби сумел обойти своего соперника. Кауджилл так расстроился, что вообще ушел из разведки.
«Генри», связной Кима, не помнил себя от радости. Ким сделал ловкий ход. Советский агент стал начальником управления в английской разведке, единственной задачей которого была борьба с НКВД и предотвращение распространения коммунизма во всем мире.
Во время проверки прошлого Филби, которая предшествовала назначению, Киму снова задали много вопросов, касающихся его личной жизни. Он еще раз подробно объяснил Вивиану, что его жена Литци — ярая коммунистка. Ее приверженность марксизму как раз и послужила прямым поводом к их разрыву и, если их развод и не был еще официально оформлен, то это произошло только потому, что он не имеет о жене никаких известий с самого начала войны. Затем Филби снова подтвердил свое решение жениться на Айлин Фирс как только сможет связаться с Литци для оформления развода.
Валентин Вивиан выслушал эти объяснения очень спокойно. Он ответил Киму, что тот волен поступать как ему заблагорассудится, и его личная жизнь не повлияет на его назначение. Так оно и вышло.
Ким в самом деле потерял следы Литци. Он уже долгое время жил с Айлин Фирс. У них родилось трое детей, и они хорошо ладили друг с другом. Ким был идеальным мужем и добрым отцом, помогал Айлин в домашних делах, частенько возился на кухне. В общем, принимал большое участие в жизни семьи. В этом отношении Ким был безупречен. Особенно любил он Томми, своего старшего сына.
В конце войны Филби все же нашел Литци. Они обменялись письмами, и она согласилась на развод, который был оформлен в сентябре 1946 года. Для Литци это не составляло никаких проблем: в то время она уже жила с Георгом Хоннгманом, партийным активистом, никогда не имевшим никаких дел с НКВД. После освобождения Берлина Литци проживала в восточной зоне. Она родила от Хоннгмана дочь, но в 1966 году они развелись. Мне известно, что она переписывалась с Кимом Филби до конца его жизни.
Я предполагаю, что Литци еще жива. Несколько лет назад я узнал, что она в 80-х годах переехала в Западный Берлин, а позднее с дочерью и внуками стала жить в Австрии или где-то в Германии. Я поражаюсь силе убеждений этой женщины и глубоко ей симпатизирую.
Филби приступил к работе на новом посту с обычной энергией и энтузиазмом. В НКВД его почти обожествляли. У него были все данные для того, чтобы стать главой секретной службы Англии.
Но тут произошло событие, которое могло оставить глубокий след в карьере Филби. 4 сентября 1945 года в английское консульство Стамбула заявился Константин Волков, сотрудник КГБ, работавший под прикрытием в консульском отделе советского посольства в Анкаре. Он выглядел совершенно растерянным и, нервничая, попросил провести его к генеральному консулу Чантри Пейджу.
Пейдж принял Волкова в присутствии Джона Рида, первого секретаря английского посольства в Анкаре, случайно оказавшегося в консульстве. Бегло разговаривая по-русски, Рид выступил в роли переводчика. Волков не один день вынашивал план побега, но сейчас ему стало страшно. За 27500 фунтов стерлингов и бесплатный проезд на Кипр для себя и своей жены он решился назвать имена трех советских агентов, занимавших в Англии очень высокое служебное положение: двое из них работали в министерстве иностранных дел, а третий — в руководстве контрразведки. Он рассказал об этом Пейджу и добавил, что может назвать несколько конспиративных квартир в Москве и дать полный список советских агентов в Турции.
Рид, как дисциплинированный дипломат, не стал нарушать служебных инструкций и сразу же известил обо всем посла сэра Мориса Петерсона.
Петерсон как огня боялся всего, что связано со шпионажем. Поэтому он отказался принять Волкова и поручил резиденту Сирилу Макрею дать знать о посещении Волкова в Лондон. На этом Петерсон и умыл руки.
Информация, предлагавшаяся Волковым, основывалась на документах, которые он читал, когда работал на Лубянке в Третьем отделе Первого управления, занимавшемся Соединенными Штатами и Англией. То, что он имел доступ к сверхсекретным материалам, я могу подтвердить официально.
Рид передал решение посла Волкову. Тот согласился, чтобы о его предложении сообщили в Лондон, но при соблюдении трех условий. Рид лично должен написать в Лондон, а не поручать это посольскому шифровальщику: ведь он мог оказаться ненадежным. Сообщение должно быть отправлено в Лондон не телеграфом, а дипломатической почтой, так как русским известны некоторые английские шифры. Вся операция не должна продолжаться более трех недель.
Рид принял условия Волкова, и тот незаметно покинул английское консульство, заявив, что установит контакт позднее.
Донесение Сирила Макрея прибыло в Лондон в начале сентября. Как начальник 9-го отдела Филби прочел пришедшее дипломатической почтой письмо, где излагалось предложение Волкова. Вышло так, что теленок сам пришел на бойню. Но Филби приходилось действовать крайне осторожно. Просто положить под сукно этот официальный документ, уже дошедший до сведения высшего начальства, он не мог.
В этот вечер «Стенли» допоздна писал донесение, которое он передал своему связному Борису Михайловичу Кретеншильду (Крешину), который только что сменил «Генри». Ким подробно рассказал Крешину о случившемся и попросил его срочно связаться с Центром.
Ознакомившись с донесением, в Москве быстро поняли, насколько серьезно оборачивается дело. Волкову вполне могло быть известно, что советский агент, возглавляющий важный отдел английской секретной службы — Ким Филби, а другие два агента, работавшие в министерстве иностранных дел — Гай Бёрджесс и Дональд Маклин. Волков мог предать и других агентов. Однако никто не паниковал. Сам Волков предоставил НКВД три недели для принятия необходимых мер. Крешин посоветовал «Стенли» тянуть дело как можно дольше и выигрывать время, чтобы Центр придумал способ, как аккуратно обезвредить потенциального перебежчика и предателя.
