Алла Латынина, "Время "МН": "Что до меня, то я считаю, что, несмотря на раздражающую пафосность своих статей, пронизанных обидой на весь литературный мир (на Букера, кстати, тоже), Олег Павлов — писатель сильный, а "Карагандинские девятины" — лучшая его вещь. Автобиографический характер прозы Павлова сильно преувеличен. Да, он служил в конвойных войсках Туркестанского военного округа, и эти впечатления легли в основу "Казенной сказки", опубликованной еще в 1994 году и расхваленной критикой, "Дела Матюшина", несколько смутившего литературную публику, не приученную сострадать охраннику-убийце, и "Карагандинских девятин". Можно, конечно, прочесть увенчанную Букером повесть Павлова как "армейскую чернуху", "скверный анекдот" о придурковатом солдате, оттрубившем срок на безлюдном полигоне, безропотно прислуживающем уже после дембеля в лазарете в ожидании, пока свирепый фельдшер вставит ему железный зуб (взамен вполне здорового), но вместо "вечного зуба" схлопотавшем обвинение в убийстве. Но более прозорливы те, кто в названии "Карагандинские девятины, или Повесть последних дней" отметили апокалипсический, а вовсе не социальный привкус."
Владимир Бондаренко, "Завтра": "Павловская премированная повесть "Карагандинские девятины", повесть о судьбе русского солдатика, заброшенного уже в начале нашего смутного времени служить в карагандинские степи, нюхнувшего в полной мере великих страданий, но не отказавшегося от своего права на доброту, настолько непохожа на всю остальную эстетствующую прозу финалистов Букера, насколько непохож был Андрей Платонов на благополучнейшую официозную прозу того времени Эренбурга или Симонова. Может быть, это умный расчет букеристов, может быть, у них проснулось чувство стыда. Значит, что-то не ладится в датском королевстве, если сами же либеральные критики — от Аллы Латыниной до Андрея Немзера — нос нынче воротят от восхваляемой ими долгие годы либеральной культуры. Кердык ей пришел."
Алексей Шорохов, "Русский переплёт": "Так почему же некогда и "золотая литературная молодежь", и зрелые мужи и дамы столичной критики вдруг и как-то в один голос заговорили о "новом" и "жестоком" реализме Павлова? Может, они в школе плохо учились и Гоголя с Щедриным не прочитали? Да нет, все сплошь медалисты и обладатели степеней. В чем же тогда, спрашивается, дело? А дело всего лишь в том, что все эти интеллектуалы наряду с литературными дамами совершенно не знают своей Родины (кроме Москвы и Черноморского побережья, остальное — мельком, из окна поезда). Поэтому, когда мифическое для них пространство Родины стало распадаться на не менее мифические царства-государства, вся эта публика оказалась даже не зрителями, а заложниками того грандиозного театра абсурда, что раскинулся на территории единой некогда Империи. А из оркестровой ямы у сцены уже неслись многократно усиленные динамиками стоны СМИ о "дедовщине", "зоне", "совке". Тут и появился Павлов со своим реальным жизненным опытом, да отнюдь не реалистичным письмом. Куда там! "Реализм, реализм, — уже орала столичная тусовка, — все как по телевизору". Не понимая, что в этом их "все как по телевизору" — кроется смертный приговор любому реализму."
Павел Басинский, "Литературная газета": "Юлия Рахаева в "Известиях" дважды за два дня назвала прозу Павлова депрессивной. Что такое депрессивная проза? Можно ли отнести к ней "Житие" Аввакума, "Жизнь Клима Самгина" Горького, "Тихий Дон" Шолохова, "Россию, кровью умытую" Артема Веселого и "Котлован" Платонова? Это проза тяжелая, мучительная, ее нельзя читать за кофе и тем более не стоит принимать вовнутрь в качестве антидепрессанта, как Иоанну Хмелевскую, но что поделать? "От ямщика до первого поэта мы все поем уныло..." Это не Олег Павлов сказал. В "Коммерсанте" обозреватель Лиза Новикова почему-то перепутала фунты с долларами, присудив Павлову премию чуть ли не в два раза большую. Мелочь как будто... Но из таких мелочей и складывается отношение журналиста к писателю. Потому что если через губу говорить о тяготах армейской жизни (будь она неладна!) и при этом двусмысленно иронизировать над Романом с большой буквы, то доллары, разросшиеся в фунты, становятся еще одним издевательским аргументом: ну-ка, ну-ка, за что он столько фунтов нахапал? за тяготы армейской жизни? за боль народную? за гробы цинковые? Самое интересное, что сквозь невнятицу этих комментариев, чуточку стёбных, чуточку, уж извините, по-женски болтливых, проявляется вполне отчетливый смысл. Павлов — не нашего поля ягода. И это действительно так. Не потому, что бывший охранник. Довлатов тоже был охранником. Просто Павлов с головой погружает читателя в смысловую жуть, бормочет об общем неблагополучии мира, что-то смутно пророчествует (подзаголовок его вещи "Повесть последних дней"), а такая литература под подозрением. Почему под подозрением? Да потому, что жить комфортно мешает. Клёво, расслабленно, по-московски... До очередного "Норд-Оста"... Ну не вышло в этот раз... Так сложился состав жюри, что приняли вдруг нетрадиционное решение. Всплыла на время верхушка другого айсберга, под которой не богема московская, не публика, вяло диссидентствующая, и не отъезжающе-приезжающие из-за границы, а какая-то иная глыба. Назовем ее просто: русская жизнь."
Дмитрий Быков, "Русский журнал": "Мне не очень интересно было читать роман Гандлевского, я без большого энтузиазма продирался через сочинение Павлова, но все-таки здесь, в отличие от нашей политической реальности, выбор сделать можно. Конечно, ужасна была мгновенная реакция Павла Басинского, который, судя по его последним колонкам в позорной поляковской "Литгазете", давно переплюнул Владимира Бондаренко в смысле радикального славянофильства. Басинский тут же написал, что роман Гандлевского, конечно, очень приятен, но вот в прозе Павлова невнятно и утробно бормочет о себе подлинная русская жизнь, а потому надо торжествовать его победу. Торжествование и ликование в почвенном стане и в самом деле начались немедленно. Вот, пришел представитель от коренного населения, пришел он, значитца, в бомонд и вякнул дамам с голыми плечами и утонченным очкарикам всю как есть сермягу. Устами Павлова коряво глаголет исконный народ."
Лариса Докторова, "Русская мысль": "Автор создал убедительную картину мира на окраине разваливающейся и погребающей под собой людей империи. Психология этого мира: "Бог тот, кто поставил точку, то есть кто стрелял". Гибель людей происходит от накопления разрушающих эмоций, отчаяния, скуки, халатности."
Мария Ремизова, "Смысл": "От "Карагандинский девятин" остаётся впечатление страстного, почти болезненного высказывания, прорывающегося сквозь пелену тяжеловесного слога. Здесь выносится приговор не столько сегодняшнему дню, сколько бытию вообще, которое лишилось чего-то самого важного, того, что было вне его и одно только могло придать ему смысл. Но такая утрата происходит лишь вследствие разрушения каких-то основ в самом человеке, поэтому "Карагандинские девятины" и рисуют мир формально живых, но как бы изначально мёртвых людей."
Евгений Нефёдов ЕЩЁ КАКОЙ!.. Вашими устами
"Какая весёлая сила…"
"Каким бездорожьем и полем…"
"В какую даль, какие страны…"
"Какие вёсны скрылись за излукой…"
"Какою же мерой свой путь наперёд…"
"Какие дни, какие золотые…"
"Какая ночь! Темно от одиночества…"
"Боже мой, тишина-то какая
И какая кругом благодать!"
Владимир БОЯРИНОВ
Из новой книги “Красный всадник”
Какое дело мне, приятель,
Какая мне забота, друг,
Когда какой-нибудь читатель
С какой-то стати скажет вдруг:
— Какой Бояринов, ей-богу!
Какая ширь и слов, и тем,
Но повторять "какой" помногу —
Какой резон? А вместе с тем,
Какой же лирик ты, Володя,
Какие строки ты творишь,
Какие песни ты заводишь,
Какие сказки говоришь,
Какое дышит в них пространство,
Язык пленительный какой…
Какой ты был — таким останься.
Ведь ты и дорог нам такой!
