Не мог отказать великий князь Ярослав в помощи и своему дальнему родственнику князю-скитальцу Михаилу Черниговскому, бежавшему из Киева. Тот попросил его вызволить из плена свою супругу, княгиню Феодору Романовну, заключенную в крепости Каменец на Подолии близ Днестра. С малой дружиной прошел Ярослав через всю Русь. Крепость Каменец взял на щит, княгиню освободил и хотел было вернуть ее супругу, но не смог найти того: затерялся князь Михаил где-то в Польше. Зато князья Романовичи — Даниил Галицкий и брат его Василько — потребовали вернуть им сестру на Волынь, что и было сделано Ярославом.
В том же 1239 году великий князь вызвал из Ростова во Владимир монаха-летописца Ефрема и велел тому составить «Летописец» о том, что случилось во Владимиро-Суздаль-ской земле и особенно о татарщине. В другие города и монастыри были посланы грамоты, и оттуда тоже пришли достопамятные известия, включенные в Ростовский свод 1239 года. Свод этот дошел до наших дней.
Летом 1239 года ростовский епископ Кирилл на престольный праздник заново освятил храм святых князей-мучеников Бориса и Глеба в княжеской усадьбе под Суздалем, в Кидекше. Это событие вдохновило русских людей, укрепило их веру: не все погибло, пока у Руси такие заступники, как святые Борис и Глеб!
На другое лето после нашествия великий князь повелел ростовскому владыке Кириллу перенести из Ростова во Владимир тела своего брата, великого князя Юрия Всеволодовича, и племянника, ростовского князя Василька Константиновича, убитых татарами. В годовщину битвы на Сити, 4 марта, сам великий князь Ярослав, а также епископы, архимандриты и весь священный собор Владимира встречали на Суздальской дороге торжественную процессию во главе с епископом Кириллом, которая несла святые мощи князей-страдальцев. После отпевания в соборной златоверхой Успенской церкви тела Юрия и Василька погребли в каменных гробах в притворах собора. И не было слышно церковного пения из-за плача, причитаний и воплей собравшихся, свидетельствует летописец. В ту пору явилось чудо дивное, памяти достойное. Рассказывают, что когда владыка приложил к телу во гробе отрубленную голову великого князя Юрия, она пристала к честному телу его так, словно никогда не была отсечена.
***
В княжение Ярослава Русь не знала ни одного мирного года. В 1239 году Батый начал свое второе наступление на русские земли. Он направил часть своих войск к ключевому городу Переяславлю Южному, запиравшему подходы к Южной Руси со стороны степи. Город был взят на щит, разрушен до основания, сожжен, несмотря на героическое сопротивление защитников. Осенью восточные завоеватели взяли и сожгли Чернигов. Не помогло и сопротивление дружины князя Михаила Глебовича. Та же судьба постигла Путивль, Глухов, Рыльск, Новгород-Северский. В том же году тумены хана Мункэ подошли к городку Песочне, на левом берегу Днепра, напротив Киева. Издали любуясь красотой и величием стольного Киева-града, с его белокаменными стенами и башнями, золочеными куполами церквей и монастырей, с дворцами и зеленью садов, Мункэ пришел в великое изумление — он и не знал, что на свете бывает такая красота, — и захотел пощадить город. Он направил к киевскому воеводе своих послов, предложив сдать город добровольно. Но киевляне ответили отказом и убили послов. Оскорбленный хан не решился на штурм и ушел в степи.
15 сентября 1240 года большое монгольское войско — летописцы говорят, что оно насчитывало до 600 тысяч человек во главе с самим ханом Бату — подошло к Киеву. Форсировав Днепр, татары окружили крепость и осадили ее со всех сторон. «И бе Батый у города, — пишет летописец, — и отроци его обседяху град, и не бе слышати от гласа скрипания телег его, множества ревения вельблуд его, и ржания от гласа стад конь его». Во время вылазки киевлянам удалось взять в плен татарина Товрула. От него узнали, что у стен Киева собрался весь цвет монгольских военачальников: Урдюй, Байдар, Бирюй, Кайдан, Бечка, Мункэ, Гуюк, Бедяй, Субедэ, Бурундай. Главный удар был нанесен с юга, со стороны Лядских ворот Киева. Татары использовали китайскую военную осадную технику и греческий огонь. Стенобитные машины — пороки — день и ночь разбивали городские стены. В образовавшиеся бреши устремлялись татаро-монгольские воины. Там их встречали киевляне и бились врукопашную, оказывая отчаянное сопротивление. Стрелы, тысячами летевшие на защитников, мешали даже видеть врагов.
В «Своде булгарских летописей» сохранился рассказ полководца Гази-Бараджа Бурундая. Вот что он записал:
«Когда к Башту (то есть к Киеву. — Ю. Б.) стало возможным подойти вплотную, хинские (китайские. — Ю. Б.) мастера стали неумело бить по стенам. Дело затягивалось, и Бату стал в раздражении драть мастеров плетью, грозя им страшными карами. Я, отлично зная слабости урусских укреплений, не стал, однако, им помогать советами, ибо после гибели Буляра (столицы Волжской Болгарии, где Гази-Ба-радж был царем. — Ю. Б.) не мог уже выдерживать вида жестоких убийств ни в чем не повинных людей. Жалея баштуйцев, я велел Бадри подъехать с нашей стороны к стене и вывести хотя бы часть жителей из города. Когда Аблас-Хин крикнул осажденным: „Выходите! Сейчас будет приступ!“ — и высоко поднял наш хонский (то есть гуннский. — Ю. Б.) стяг, баштуйцы стали выходить из Медных ворот. Пока не подъехал Гуюк, я успел пропустить через свои порядки с пять тысяч жителей. Гуюк, подскочивший внезапно, оторопел от увиденного, но, к счастью, Бадри успел бросить наш стяг на стену прямо в руки догадливого баштуйца, и я выдал происходящее за вывод пленных из взятых мною ворот. Гуюк не мог меня изобличить, так как баштуйцы размахивали булгарским стягом, и в бессильной ярости велел мне уступить свое место Манкаю (то есть Менгу-хану. — Ю. Б.). Пока хан подходил, баштуец вышел из города с моим стягом, а его товарищи наглухо закрыли ворота. Баштуйца звали Якубом… Я поручил ему вышедших из города баштуйцев, и он смог благополучно вывести их в Галидж (то есть в Новгород. — Ю. Б.). Мы же отошли от города, и я, под видом несправедливо обиженного, уединился в юрту, дабы не видеть последовавшей вслед за этим бойни».
В конце концов татары завладели стенами города. Дальше, однако, они вынуждены были остановиться. Воспользовавшись передышкой, киевляне восстановили укрепления возле Софийских ворот. Последних защитников города татары осадили в Десятинном храме. Количество людей, укрывшихся в церкви, было столь велико, что рухнули хоры и часть стены.
Киев пал после восьми дней непрерывного штурма, на Николин день, 6 декабря 1240 года. Все жители, от мала до велика, и все воины были убиты. «И Святую Софию разграбили. И иконы и кресты, и все украшения церковные взяли», — с горечью записывал летописец.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
