Негромкий поток слов Харкендера прекратился. Теперь он раскачивался в ритме, которого удалось достичь девушке, и который она сохраняла с напряженным усердием и решительностью.
Миссис Мурерлл, полностью одетая и гордая своим безупречным изяществом и самообладанием, поднялась с кресла с тростью в руке и приблизилась к странной парочке. Подойдя, она принялась бить Харкендера по плечам и спине, не быстро, но и не слишком медленно. Она не делала попыток приладиться к ритму мнимого соития, но действовала основательно и по-своему щепетильно, внимательно и обдуманно определяя направление и силу каждого удара. Габриэль видел, что ей не доставляет большого удовольствия это занятие. Она даже не испытывала блаженного презрения к жертве, на которое была способна девушка. Гэбирэл понимал, что в свое время миссис Муррелл побила немало мужчин и сурово, с целью наказания секут слуг, и игриво, как обычно предпочитает английский утонченный порок. Видимо для Харкендера важно было не только наслаждение. Было очевидно, что ему требуется получить телесный ущерб, а не просто легкое возбуждение. Память об обильных жестоких побоях сохранилась на его коже от плеч до талии, покрытых зловещими шрамами.
Это Габриэль понял чуть лучше, он знал, как предается самобичеванию Тереза, и видел воспоминания о былых страданиях, записанные на ее спине. И ни с того ни с сего подумал, а может ли Харкендер летать. Возможно, он привязан за руки именно для того, чтобы не оторваться от земли, а не то воспарил бы под купол в царство многокрасочного сияния.
Теперь Харкендер молчал, хотя Габриэль понимал, как понимала и миссис Муррелл, что он еще не достиг того состояния души, которого искал. Он называл это экстазом, она — трансом. И подозревала, что у медиков нашлось бы для этого особое латинское словцо.
Внешние признаки продвижения Харкендера к его мистической цели были малочисленны и слабы. Но вот, настал миг, когда он слегка повернул голову, словно для того, чтобы уловить чей-то тихий шепот, а затем его глаза забегали из стороны в сторону под сомкнутыми веками, и наконец, лицо обрело выражение спокойствия.
Миссис Муррелл дала девушке знак удалиться, что та сделала с чрезвычайной благодарностью, содрогаясь от усталости. Несмотря на прохладу в помещении, она вспотела от такого непривычного напряжения. Миссис Муррелл подвела ее к креслу в тени. Дурно пахнущий предмет меж ее ног покачивался, упрямо вздымаясь в эрекции, и теперь девушка взглянула на него с явным отвращением. Миссис Муррелл помогла ей его снять.
Хотя мерные напевы Харкендера постепенно затихли, губы его перестали двигаться, а гортань расслабилась, миссис Муррелл была уверена, а вместе с ней и Габриэль, что песня беззвучно продолжается внутри него. Габриэль знал, что мага посещают некоего рода видения, и он достигает мистической связи с сущностями, в независимом бытии которых у него нет причин сомневаться. В этот миг мальчик страстно пожелал, чтобы сознание Харкендера, а не сводни, открылось его исследованию. Но у Харкендера был свой демон, не подпустивший Габриэля к раскрытию тайных связей своего партнера. По мнению миссис Мурррелл, проведшей с Харкендером не один год, его так называемая магия заключалась, главным образом, в способности к мелким фокусам с применением гипноза. Она верила, все, что происходит с этим стоящим на коленях человеком, совершается исключительно в его голове, и все, что он видит или слышит просто иллюзия, которую он невольно создает ради удовлетворения. Она не верила, в великое воинство сверхъестественных существ живущего над и за пределами материального мира людей, и уж всяко не верила в то, что Джейкоб Харкендер может вступать в их царство как подмастерье, претендующий на демоническую мощь.
Теперь Габриэль знал побольше нее. Он остерегся бы сомневаться в подлинности силы внутри Харкендера, а так же в подлинности невидимых созданий, с которыми тот вступал в общение. Габриэль уже знал, что незыблемость мира — это только видимость, и духи, как пауки, могут запросто находиться повсюду, невидимые и неосязаемые, но, тем не менее, сильные и могущественные. Необыкновенно, страшно могущественные.
Наблюдая за Харкендером, Габриэль увидел, что фарсовые услуги юной шлюхи были лишь произвольными составляющими системы, имеющей чисто личное значение. Миссис Мурррелл считала, что магический ритуал служил только прикрытием для полового сближения, физического наслаждения и удовлетворения, но она заблуждалась. Половой акт являлся лишь стимулятором, внешним фоном для глубинной истинной магии. И магия была подлинная, и Габриэль это прекрасно понимал.
Если желание Харкендера заключалось в том, чтобы стать товарищем и близким другом демонов и их родни, ничто в пределах достижимого не могло ему воспрепятствовать, насколько мог судить Габриэль.
«И поэтому он назначил себя моим опекуном?» — Спросил себя мальчик. — «Он стремится, чтобы мой демон сотрудничал с его демоном?»
И снова пожелал иметь возможность вовлечь видения Харкендера в свои, смотреть на мир через внутренний взор Харкендера, а не через глаза миссис Мурррелл. Она не могла быть помощником Габриэлу, потому что была поглощена попытками избавиться от идей Харкендера, и решительно считала их бессмысленными.
Миссис Мурррелл никогда не говорила Харкендеру, что она на самом деле о нем думает. В конце концов, она была сводней, ее обязанности заключались в том, чтобы угождать прихотям клиентов, которые безуспешно пытаются изгнать мысль по правилам, жизнь по правилам, и брак по правилам.
Миссис Мурррелл опять уселась в кресло. Девушка присела сбоку на пол, уронив голову на колени миссис Мурррелл. Сводня начала рассеянно перебирать каштановые волосы своей подопечной. А сама тем временем наблюдала за Харкендером, достигшим вершины своих переживаний, бессрочного мига единения, который должен завершиться возвращением к земной жизни и обыденному сознанию.
Это возвращение, как понял Габриэль, из мыслей миссис Мурррелл, порой происходило так же легко, как естественное пробуждение от сна без грез, но порой совершалось иначе. Сводня пристально наблюдала, желая увидеть, чем все обернется на этот раз. И не была разочарована.
Внезапно тело Харкендера напряглось, по нему прошла судорога, рот открылся, обнажая желтые зубы, пальцы, только что расслабленные скрючились, и лицо обрело пепельно-серый оттенок. Мгновение Габриэлу казалось, что его покровитель умер. Но вот пальца снова задвигались, глаза зажмурились, как от сильного напряжения, рот оскалился, по лицу побежал пот.
Казалось, Харкендер вступил в неравный бой: как будто пока он представал обнаженным перед всемирной душой, некий иной разум попытался овладеть им или пожрать его, и даже теперь пытался стать им путем некоего вещественного и духовного преображения. Маг противился, страстно, каждым атомом своего существа, и все же удержался на краю пропасти, на краю полного уничтожения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
