По другую сторону проспекта — квартал алавитов, они же населяют и многоквартирные коробки, расположенные западнее упомянутой улицы.
Есть трое свидетелей происшествия, это соседи, которые видели, что убийцы прикатили на БТР, одеты были в военную форму, с черно-желтыми повязками на лбу. На повязках было написано «Ya АН!» — то есть, если верить сказанному, они были шиитами. Это вполне могла быть и провокация, направленная на разжигание розни между общинами. Свидетели утверждают, что через дыру в стене они видели конец кровавой расправы: как семеро убийц убивали детей. Когда преступники уходили, заградительный пост в конце улицы прикрывал их отход огнем.
Райед поговорил с одним из свидетелей, мужчиной лет пятидесяти-шестидесяти. И он не исключает, что этот человек на самом деле мог и не видеть происшедшего. Но трупы — это доказательство неопровержимое.
Рассказ опрошенного Райедом мужчины показался нам довольно бессвязным и не вполне достоверным, поэтому мы не стали использовать приведенные им подробности при подготовке статей для «Le Monde», оставив без внимания и деталь насчет «шиитской» надписи на головных повязках.
22 часа. «Аль-Джазира» утверждает, что САС захватила в Баба-Амре пятерых офицеров-иранцев, которые были снайперами. По телевизору показали бородатых мужчин, одетых в черное и показавших удостоверения личности, которые невозможно было рассмотреть на экране. Надо позвонить в телекомпанию, чтобы все проверить, а заодно и спросить, нельзя ли поговорить с пленниками.
Неделю спустя выяснится, что это видео — обыкновенная деза, запущенная, как мы поняли, Абдерразаком Тлассом. Пятеро мужиков и вправду оказались иранцами, но не боевиками, а инженерами, работавшими на электростанции в Хомсе и захваченными повстанцами. Документы, которые якобы должны были подтвердить их принадлежность к Корпусу стражей исламской революции, на деле оказались свидетельствами об освобождении от воинской обязанности. 2 февраля «Le Monde» напечатала об этой истории обстоятельный материал, написанный Кристофом Айядом.
Перестрелка возобновляется, даже более плотная и яростная, чем раньше. Слышатся несколько взрывов — один за другим. По звукам очень похоже на фейерверк.
Абу Биляль считает, что это обстреливают Баяду и Халдию. Взрывы приближаются. Судя по всему, это уже где-то в Баб-Сбаа. Активисты поддерживают между собой постоянную связь в сети и обмениваются информацией о происходящем в том или ином квартале.
Пальба не прекращается. Слышатся сильные и частые удары как будто молотом: видимо, на фоне непрекращающегося треска калашей и пулеметов в дело вступили противовоздушная оборона и артиллерия.
Абу Аднан объясняет, что это САС атакует полицейскую префектуру в центре города и блокпосты в Баб-Дрибе и Карам-аль-Зайтуне. Кроме того, повстанцы разбили БРДМ на улице Каир.
22.45. Звуки стрельбы и бомбардировки не прекращаются. Муэдзины местной мечети начинают вопить «Allahu akbar!». На улице им вторят десятки голосов, скандирующих «La ilaha ilallah!» и «Allahu akbar!». Голоса то приближаются, то становятся менее слышны.
Райед, который ушел на пост САС, возвращается: «Стреляют везде. Это не просто перестрелка, это война».
Пятница 27 января. Сафсафи — Баб-Дриб — Сафсафи
10 часов. Пробуждение. Вокруг меня спят ребята — прямо на полу, на тощих матрасах. Омар Телауи спит уже четырнадцать часов — все в той же позе. Почти всю ночь шел дождь, но сейчас перестал. Выстрелов почти не слышно — так, одиночные, вдалеке. На улице очень сыро. Снова пошел дождь.
Полдень, час пятничных манифестаций. Активисты разделяются на две группы: Омар отправляется в Баб-Сбаа, а Абу Биляль с Махмудом ведут нас в Баб-Дриб — в мечеть Ханаблех, где вчера заказывали для меня sfi has, но поесть так и не удалось. Жители квартала хотят организовать новый митинг, и активисты собираются устроить на «Аль-Джазире» прямой эфир, чтобы их поддержать. Кроны деревьев напротив мечети покрыты гигантским полотнищем в цветах революционного флага — черно-бело-зеленым с красными звездами. Мы пришли туда пешком, под дождем, это недалеко от нашего нынешнего жилья. Как раз в тот момент, когда мы подошли, прозвучал призыв к молитве; в лавочке напротив мечети — множество разноцветных канареек в клетках, все они все дружно подпевают имаму.
Мечеть наполняется людьми, начинается проповедь. Имам призывает паству к единению и взаимной помощи. Необходимо поддерживать тех, кто страдает. Он напоминает о том, что Пророк и его сподвижники жертвовали собой, чтобы прийти на помощь страждущим. Абу Бакр отдал бедным все, что у него было. Тон проповеди повышается, становится пронзительным, истеричным. Толпа исступленно вопит «Allahu akbar!». Имам говорит о том, сколько крови пролилось в квартале: «Это наша кровь, все погубленные — наши дети. Но мы, несмотря ни на что, бросаем в лицо нашим угнетателям, нашим тиранам, всем тем, кто потерял чувство меры: что бы вы ни делали, победа будет за нами».
Когда присутствуешь на пятничной полуденной молитве, всякий раз поражаешься, насколько принятый ритуал способствует укреплению и единению общины. Именно здесь, сфокусировавшись в проповеди, вырисовываются общественные устремления. В отличие от христианской молитвы в Европе, на которой обычно присутствует лишь горстка верующих, здесь в мечети собирается весь квартал, от детей до глубоких стариков — во всяком случае, мужчины, то есть та часть социума, которая принимает решения, касающиеся общественной жизни. Вот подлинный механизм формирования «общественного мнения», в котором так или иначе участвуют даже и те, кто не согласен и кто не присутствует на молитве. Благодаря наличию такого механизма можно говорить о «коллективной воле».
Молитва подходит к концу. Как обычно, под общий заключительный вопль «La ilaha ilallah!», подхваченный всеми присутствующими, паства начинает вытекать из мечети, на ходу легко натягивая обувь (у меня так не получается). Пятничная молитва плавно перетекает в манифестацию. Я перехожу на другую сторону улицы и пытаюсь сделать фото с того места, где стоит торговец фруктами. Но меня тут же берут в оборот два взрослых — лет по сорок — усатых мужика, и я, едва успев спрятать фотоаппарат, выхватываю мобильник, чтобы позвонить Райеду. Подойдя, он объясняется, повторяя «Sahafi fransaoui, sahafi fransaoui»[77] — два из тех немногих слов, которые мне понятны. В ответ на это один из усачей с воплями выхватывает у меня мобильник и хватает за запястье. Я тоже начинаю кричать, пытаясь привлечь внимание Райеда, который уже отошел и фотографирует неподалеку. Снова начинается перебранка. Тип с усами ничего не хочет слушать, Райед тоже уперся. Кто-то из окружающих приводит бородатого военного, и он начинает задавать вопросы. Райед старается высмотреть в толпе Абу Биляля, объясняя, что мы пришли с ним. В конце концов военный нас признает и делает толпе знак, что все в порядке. Извинившись, он возвращает мне мобильник.
Какой-то человек тащит меня в строящееся здание, уже частично заселенное, чтобы посмотреть на происходящее сверху. Дождь наконец прекратился, и сквозь облака проглядывает солнце. Мы видим все тот же веселый ритуал: люди выстраиваются в цепочку по улице вдоль мечети и поют песни, выкрикивая уже знакомые нам лозунги. Хотя есть и новые: «О, мать моя, они собственными руками перерезали горло детям!»[78]
«Народ требует казнить мясника!»
«Народ требует вооружить революцию!»
По знаку ведущего митингующие разворачивают транспаранты, напечатанные в типографии нашего говорящего по-французски знакомого. Нынешняя пятница посвящена праву на самооборону.
Кто-то из молодых манифестантов размахивает турецким флагом. «Почему турецким?» — спрашиваю у Абу Биляля. «Потому что других нет!»
По задним рядам митинга проходят человек десять бойцов САС, в полной выкладке, а трое даже с касками на головах. Толпа немедленно начинает скандировать «Да здравствует Свободная Армия!». К солдатам подбегают мальчишки и окружают их плотным кольцом. Я тоже подхожу поближе, стою на углу, рядом с постом. Офицеры САС набились во внушительный черный внедорожник, а трое солдат взобрались на задний бампер. Среди подъехавших один raid, один naqib и один mulazim awwal. Они объясняют Райеду, что прибыли сюда, чтобы прикрыть манифестацию, но, возможно, просто для того, чтобы показаться народу. Какой-то парнишка восторженно кричит отцу: «Это они, они, Свободная армия!». Внедорожник медленно двигается к манифестантам, въезжает в самую гущу под общий клич «Аллах да продлит дни Свободной армии!». Толпа обволакивает группу военных, трое бойцов залезают на крышу, потом машина, не торопясь, выруливает и уезжает. Тут же начинает поливать дождь, и манифестанты расходятся.
