сторону.
— Но на судно, месье Лаваль… — попытался возразить, и тут же был прерван собеседником:
— Не волнуйтесь, месье Ракито́ф, — он продолжал улыбаться, — вообще меня можно просто Жорж.
Я пожал плечами:
— Тогда просто Викто́р.
— Проводи меня к капитану. Всё решено — плыву с вами, — он быстро зашагал по трапу, оставив мне чемодан.
Я состроил недовольную физиономию, но бежавший вперёд Лаваль не видел. «Ладно, — успокоил себя, — не пройдёт и пяти минут, как он скатится вниз со своим чемоданом, — злорадная усмешка мелькнула на моих губах, — вот тогда я уже с удовольствием понаблюдаю за этим». На волне таких мыслей, прищурившись от яркого солнца, крикнул Лавалю:
— Может быть, не стоит пока торопиться с вещами?
— Лучше скажи, куда идти? Капитан меня должен ожидать, — он остановился и кивнул на судовую надстройку.
Я бросил чемодан на причал и нехотя махнул рукой в сторону.
— Сбоку лестница на верхний уровень, там вход в рулевую рубку, второй вход…
Не дослушав меня, он скрылся из вида. Я пнул ногой его чемодан: «Пожалуй, чёрт с ним. Пусть скатится с трапа без чемодана. Всё равно зрелище будет поучительным для сухопутных крыс».
Ждать пришлось недолго. Вскоре он снова появился рядом с трапом. Я тут же состроил сочувствующую физиономию и сделал шаг в сторону, пропуская вниз несостоявшегося пассажира «Бретани». Мне заранее было жаль ослика, который повезёт самоуверенного дипломата назад. «Правда, повозку надо ещё найти», — усмехнулся про себя. Но Жорж почему-то не спускался — я поднял голову — более того, он удивлённо смотрел на меня.
— Викто́р, поднимайся. Чего ты там застрял?
— Ты уже решил все вопросы с капитаном? — я немного растерялся.
— Я же тебе сказал, — на его лице отразилось недоумение, — что поплыву с вами. Давай поднимайся, Викто́р, — он поднял руку вверх и потряс чем-то над головой. — Вот ключи от каюты.
Я взял его чемодан и, не спеша, начал подниматься по трапу: «В этой жизни что-то происходит не так».
— У вас отличный капитан. Месье Моро был очень любезен.
Мы зашли внутрь надстройки и поднялись на второй уровень, где и находилась каюта владельца. Новый обитатель открыл дверь, я вошёл за ним и, поставив чемодан («Первый и последний раз я при нём носильщик!»), оглядел помещение: кровать, кресло, столик — аскетично, но аккуратно. Громко чихнув, («Ну, и пыльно здесь всё-таки»), постарался мило попрощаться с ним и побыстрее покинуть своего «нового приятеля», оставив возиться с вещами.
Меня охватило огромное желание кинуться к Моро, чтобы выяснить причины столь необычного явления. Но, конечно, сдержал себя: «Ребячество. Всё равно скоро всё прояснится: кто-нибудь да расскажет», — и направился проведать наше животное — Джали. Тем более что надо было сходить на рынок за провизией для неё, что я и сделал в ближайшее время: кричащие арабы, крики ослов, вопли каких-то барабанщиков — фантасмагория восточного мира, но с мешком картофеля и моркови я всё-таки вырвался из него. «Возможно, надо иметь особый склад ума Ирвинга Вашингтона, чтобы выдумать из грязного арабского базара куртуазные восточные легенды», — сделал вывод и затопал по направлению к порту.
И, как оказалось, вовремя: Папаша Гийом уже громыхал чем-то в машинном отделении. Я спустился к нему вниз, чтобы узнать, что ранним утром «Бретань» выходит в море. Но не это я жаждал услышать от него — мне хотелось узнать что-нибудь о Лавале. Но открыто проявлять интерес не стал. Папаша Гийом, сняв крышку кожуха осматривал топливоподкачивающий насос.
— Что там, патрон? — я сделал заинтересованное лицо.
Стармех пожал плечами.
— Так. Просто проверял, — вытер руки и начал заворачивать назад крышку.
— Понятно, — я помялся рядом. Придав голосу беззаботный тон (насколько позволяли мои театральные возможности), спросил:
— Как там наш пассажир?
Он поднял голову — я присел рядом с ним и начал внимательно изучать состояние топливопровода.
— Коза что ли? — его перепачканное мазутом лицо хитро смотрело в мою сторону.
— Коза? — я не сразу понял.
Наверное, он прочёл удивление в моих глазах и тут же прыснул со смеху, добавив:
— Или козёл?
Я обиженно махнул рукой и встал, намереваясь уйти. Папаша Гийом тут же закончил смеяться и миролюбиво остановил меня.
— Ладно-ладно. Ты про этого молодого хлыща, что занял каюту владельца?
Я кивнул. Но стармех всё-таки не съехал с рельс зубоскальства.
— Это муж твоей бабы?
Меня охватило чувство неподдельного возмущения.
— Какой моей бабы?
— Ну, про которую ты мне рассказывал в Ла-Валетте, — Папаша Гийом не сводил с меня хитрого прищуренного взгляда.
— Я ей просто помогал. Её постигла беда — вот и пришёл на помощь, — теперь на моём лице, возможно, читалось недоумение оттого, что он не может понять элементарных вещей.
— Ну, и глупо с твоей стороны. Каждый борется за женщину как может, — он хмыкнул, — и как она захочет.
— Не собираюсь бороться за чужую жену, — отмахнулся от его ехидных догадок. Но уже сдался в вопросе появления Лаваля на судне и спросил напрямую: — Как ему удалось получить разрешение идти с нами?
— А-а-а, — протянул стармех и вернулся к насосу. — Всё просто: командование дало добро, а в штаб звонили из нашей дипмиссии.
«Да, конечно, он может себе это позволить, — констатировал про себя. — Глупо всё-таки сомневаться в возможностях нашей элиты».
Папаша Гийом как будто прочёл мои мысли.
— Может быть, ты и прав, — он вздохнул, не глядя на меня, — у них свои проблемы, у нас свои беды.
Я сделал вид, что не понял его, помогая ему собирать инструмент. Стармех скосил на меня глаз, хитро улыбнулся:
— А вот марселец никогда бы не сдался, — еле слышно пробурчал он одними губами, но я услышал его: всё-таки Папаша Гийом остался при своём мнении…
К пяти утра «Бретань» была готова к выходу в море. Судно снова отправлялось в составе конвоя на Мальту. Я проводил всё время в машинном отделении, почти не поднимаясь на палубу. Только иногда Папаша Гийом вылезал наружу для выгула Джали, но и это длилось недолго: животное,
