Козаки аж катались от хохота.
— Ну, хватит уже, хватит, — смеясь, сказал наконец Тимоха Смеян. — Эх вы, братья божьи! А еще и орден свой «нищенствующим» называете! Якобы чураетесь благ земных, богатств мирских, а оно, видишь, как выходит. Ну, погуляли и хватит. И вам, дорогие гости, пора в монастырь. И нам с дороги отдохнуть надо. Утомились. Будьте здоровы!
Ругаясь и спотыкаясь, братья-доминикане исчезли в темноте.
В последний раз захохотали им вслед козаки и сразу повалились, кто где сидел, и, уже сонно что бормоча, смежили веки. Не успел я глазом моргнуть, как уже спали богатырским сном козаки, живописно раскинувшись в разных позах вокруг догорающего костра.
И сильнее всех храпел, положив на плечо Ивану Пушкаренко, чубатую, губастую и носатую голову, Тимоха Смеян, шутник и колдун, которых было немало среди запорожцев и которым, как об этом любят рассказывать в народных легендах, помогает не кто-нибудь, а нечистая сила. Потому что от кого же этот искрометный, зажигательный, чудотворный козацкий юмор, как не от самого чертового отца, лукавого смехотворца и сатира?!
Об этом не раз говорил и мой дед Гиша, особенно после рюмки. Потому что и рюмку придумал не кто иной, как Люцифер. Это уже моя баба Галя повторяла, когда дед Гриша начинал слишком уж размахивать руками.
— Ну, теперь их и пушкой не разбудить, — сказал Елисей Петрович.
— Точно, — улыбнулся Чак, явно умиляясь картиной богатырского сна запорожцев.
— А что же делать? — спросил я. — Мы же с Тимохою Смеяном так о смех-траве и не поговорили.
— А мы бы и не смогли сегодня поговорить, — сказал Елисей Петрович. — Главное, что мы Тимоху Смеяна увидели и теперь сможем его узнать. А время для разговора еще наступит. Но это уже в другой раз. Сейчас меня ждут неотложные дела: Поступила жалоба из Голосеевского леса на компанию старшеклассников, которая вчера там гуляла и не очень по-человечески себя вела. Нужно разобраться. Поэтому, извините.
Глава 14
Нам поставили телефон. Лофофора. Что такое юмор? Отправляемся во времена Богдана Хмельницкого
Сурена снова сегодня не было в школе. Снова — съёмки. А мне очень хотелось с ним увидится. Как же! Он же тоже Муха. Как и я. Я почувствовал к Сурену нежность. Я непроизвольно улыбался безо всякой причины. Хотя не, причина всё-таки была. Кроме того, что Сурен оказался Мухою. И кроме того, что меня ожидало новое путешествие в прошлое с Чаком и Елисеем Петровичем (мы договорились встретиться сегодня).
Была еще одна причина.
Когда вчера я пришел домой, оказалось, что нам поставили телефон. Красный блестящий аппарат с черно-белым диском стоял на подоконнике и словно улыбался мне. И наша полупустая, еще не меблированная квартира сразу стала иной — уютнее, красивее.
У меня от радости перехватило дыхание, когда я поднес к уху трубку и услышал ровное беспрерывное гудение (так называемый зуммер). Я должен куда-то позвонить. Я не мог не позвонить. Я набрал номер, не задумываясь, просто так. В трубке клацнуло, и послышался голос:
— Слушаю!
— Здравствуйте! — дрожащим голосом сказал я.
— Здравствуйте! — вежливо ответили в трубке. — Вам кого?
— Извините… До свидания… Я быстро положил трубку и нервно загоготал: «Ого-го-го». Как огогокал, убегая с мальчишками из чужого сада при появлении хозяина.
Это было так волнующе-прекрасно, что я должен был еще куда-то позвонить.
У телефона лежала памятка, на не было несколько телефонов: пожарная охрана — 01, милиция — 02, скорая помощь — 03.
Я набрал 01.
— Пожарная охрана, — услышал я приятный женский голос.
— Здравствуйте… Не волнуйтесь, пожалуйста… У нас всё в порядке… Выполняем все требования пожарной безопасности… До свидания… — и, снова почувствовал в груди нервный холодок правонарушителя, повесил трубку.
Потом я позвонил в «скорую помощь» и сказал, что чувствую себя хорошо, что у нас все здоровы, что беспокоиться и присылать врача не надо.
Звонить в милицию было страшновато, но я всё-таки позвонил.
— Дежурный лейтенант Варфоломеев слушает, — послышался низкий голос.
Я втянул голову в плечи и, не сказав ни слова, тихонько положил трубку.
Больше звонить было некуда. А так хотелось с кем-нибудь поговорить по телефону!
Конечно, я понимаю, вы презрительно улыбаетесь. Конечно!
Тем, кто прожил всю жизнь в городе, кто родился с телефоном, кого бабушки подносили кричать к телефонной трубке, а потом говорили родителям на работу по телефону первые слова, для кого телефон с первой минуты жизни был таким же обычным, как погремушка, соска и манная каша, — тем этого не понять.
— Что ты улыбаешься? — спросила Туся и сама улыбнулась.
— Ничего. Просто так, — сказал я.
— Я тоже иногда просто так улыбаюсь. Вот бывает такое настроение, что хочется улыбаться, — солнце отразилось в её очках и пустило зайчика мне в глаза.
— Скажи, а у вас телефон есть? — спросил я.
— Есть. А что?
— А какой номер?
— А вам телефон поставили?
— Ага.
— Ой, тогда я тебе позвоню.
— Давай лучше я тебе.
— Давай.
Мы обменялись номерами телефонов.
у меня сразу охватило нетерпение. Я уже подгонял время, чтобы быстрее кончились уроки и я мог позвонить ей по телефону.
Она сидела рядом со мной, я слышал её дыхание, я мог говорить с ней сколько угодно, но я сгорал от желания поговорить с ней по телефону. Чудеса! Я даже старался как можно меньше разговаривать с ней сейчас. Мне казалось, что я тогда больше смогу поговорить по телефону.
После уроков я бежал домой так, словно за мной гнались волки. Запыхавшийся, вскочил я в комнату и бросился к телефону. Едва от волнения попадая пальцем в дырочки диска, набрал номер.
В трубке щёлкнуло.
— Алло!
— Туся! — закричал я изо всех сил, во всё горло.
— Ой! Что случилось? Кто это? — беспокойно спросили в трубке.
— Это я… Стёпа. Ты что не узнаешь меня? Туся!
— Это не Туся, а её бабушка. Туси нет. Она еще в школе. Должна скоро прийти.
Какие же у них одинаковые голоса!
— Ой! Извините! Извините! — и я быстро положил трубку, хотя бабушка, кажется, хотела о чем-то спросить.
Естественно, я понял, что Туся еще не успела прийти домой. Я очень быстро бежал, и живет она чуть дальше от школы, чем я. Но всё равно тревожные мысли зашевелись в голове. А что, если она просто посмеялась надо мной и не позвонит. И не захочет говорить со мной. И вообще…
Я почувствовал себя почти несчастным.
Смотрел на телефон, а он стоял на подоконнике молчаливый, неприветливо, холодно мигая мне пучеглазым диском…
Он позвонил так неожиданно и резко, что я даже подскочил.
— А..алло! — прохрипел я, потеряв от волнения голос.
— Стёпа! Это ты? Алло! Стёпа!
— Я! Я! Привет! — овладел я собой.
— Ой! Ты так мою бабушку напугал. Она уже думала что-то случилось. Позвонил и повесил трубку. Разве так можно? Хорошо, что я сразу же пришла. Ну, как ты поживаешь? Что делаешь?
— Ничего… По телефону с тобой говорю.
— И я по телефону говорю. С тобой, — она засмеялась. — Сейчас буду обедать.
— И я буду обедать.
— Ну, приятного аппетита! Пообедаешь, позвони.
— Хорошо. И тебе приятного!
— До свидания.
— До свидания.
Зазвучали короткие гудки — она положила трубку. Разогревая обед, я пел. Пел бодрую революционную песню:
— Вперед, народ, иди,Бери пушкиРеволюционноСтреляй бесстрашно…
Мы с папой всегда пели эту песню, когда у нас было хорошее настроение.
Я пообедал, помыл посуду, походил по комнате, трижды подходил к телефону и трижды себя сдерживал («Еще рано? Она еще не пообедала. Она еще только второе есть»). Наконец выдохнув, как перед прыжком в воду, я набрал номер.
— Алло! — Послышался в трубке такой знакомый голос.
— Туся!
— Я.
— Привет!
— Привет!
— Ну, как обедалось? Вкусно было?
— Вкусно. А тебе?
— Тоже вкусно. А что ты делаешь?
— Ничего. А ты?
— Тоже ничего.
Я замолк. Дальше говорить было нечего.
Она тоже молчала.
— Ты что молчишь? — наконец сказал я.
— А ты что?
— Просто так.
— И я просто так.
И вдруг мне стало смешно. Я засмеялся. И она подхватила.
Мы ничего не говорили, а просто смеялись по телефону. И это было почему-то так весело, что я даже захлебывался. Наконец она спросила:
— А почему мы смеемся?
— Не знаю.
— И я не знаю.
И мы засмеялись еще сильнее.
— Ой!.. Ха-ха-ха!.. Мы словно смех-травы наелись, — не знаю, как это у меня вырвалось. Сказал и только потом понял, что я сказал.
— Ты знаешь, — сказала она, — моя бабушка давно где-то читала, что в Аравии растет «веселое» дерево. Если человек съест с него ягоду чуть больше горошины, у него начинается приступ смеха, который продолжается несколько часов. За плодами особенно гоняются подростки. Но родители строго следят за тем, чтобы они не подходили к дереву.
— Серьезно? Есть такое дерево? — у меня похолодело внутри. — А как оно называется?
