— Я говорила с психологом Заком Ларсоном, который обследовал девочку, когда ее сюда привезли. По ряду признаков — отсутствию реакции на внешние раздражители, монотонным повторяющимся движениям, чувствительности к стимуляции — он сделал вывод, что девочка страдает аутизмом. А судя по тому, как она вела себя в доме, очем вы рассказали, она также является савантом.
Пейнтер уже прочитал отчет Ларсона. Он был составлен быстро, но тщательно. Ларсон провел ряд психологических тестов, включая генетическое исследование некоторых маркеров, типичных для аутизма. Последнее было еще не закончено.
К своему отчету Ларсон приложил информационную справку относительно савантов — этих редких индивидуумов, у которых, несмотря на психическое отклонение, существовали островки удивительных способностей — глубоких и узких. Пейнтер вспомнил персонажа, сыгранного Дастином Хоффманом в кинофильме «Человек дождя». Он был способен молниеносно производить в уме математические вычисления. Однако эта способность была лишь одной из многих, перечисленных Ларсоном. Саванты демонстрировали таланты в способности запоминать гигантские объемы информации, безошибочно определять запахи и вкус в музыке и живописи.
Пейнтер подумал о рисунке Тадж-Махала. Девочка нарисовала его в считанные минуты, идеально соблюдая перспективу. Она, без сомнения, обладала талантом художника.
Но не крылось ли за этим нечто большее?
Последним в списке Ларсона значился противоречивый и редчайший дар, которым обладали некоторые саванты,— ясновидение.
Пейнтер не мог сбрасывать со счетов тот факт, что именно рисунки девочки привели цыган в их конспиративную квартиру. Он припомнил предшествовавшую этому беседу с Элизабет относительно работы ее отца в области исследования интуиции и инстинктов, о его причастности к глубоко засекреченному проекту, связанному с дальновидением. Лиза тем временем продолжала:
— Мы полагаем, что устройство предназначено для стимуляции тою участка мозга, который отвечает за определенную способность саванта. Известно, что этот участок расположен в правом полушарии мозга, именно там, где закреплено устройство у черепа обезьяны и у девочки. С по мощью современных технологий определить этот участок несложно, а после этого посредством электростимуляции его работу можно усиливать и контролировать.
Пейнтер встал. Его душил ужас. Если то, что говорят Лиза и Малкольм, правда, это означает, что кто-то управлял способностями девочки. Он подошел к стеклу.
Кто мог сделать такое с ребенком?
Кэт, указав на девочку, сказала:
— Она проснулась. Девочка снова рисовала.
На тумбочке рядом с кроватью она нашла черный фломастер и блокнот и теперь склонилась над ним. Она рисовала не так одержимо, как прежде, но во всем ее облике читалась предельная сосредоточенность.
Кэт направилась к двери, Пейнтер последовал за ней. Девочка даже не посмотрела в их сторону, но, когда они вошли, бросила блокнот и фломастер на кровать и снова принялась раскачиваться.
Кэт посмотрела на рисунок и, вскрикнув, отступила назад. Пейнтер сразу понял, чем вызвана такая реакция. Лицо, нарисованное черным фломастером, было невозможно не узнать.
Это был ее муж Монк.
11 часов 04 минуты
Южноуральские горы
Монк помог Петру пройти по поваленному бревну через ручей, пробивший себе дорогу среди нагромождения камней. Бревно поросло мхом, из которого торчали несколько толстых грибов белого цвета. В воздухе пахло сыростью.
Киска уже находилась по другую сторону ручья. Она стояла рядом с Мартой и держала старую шимпанзе за руку. Монку хотелось как можно скорее перебраться через следующий склон и оказаться в соседней долине. Спрыгнув с бревна, он посмотрел назад. Они шли по густому березовому лесу. Белые стволы деревьев напоминали высушенные кости, листва уже занялась осенней желтизной.
Монк сорвал один лист и растер его между пальцами. Он был мягким, еще не высохшим. Ранняя осень. Но здесь, в горах, листья, меняющие цвет, обещали холодную ночь. Хорошо хоть снега не будет. Монк бросил обрывки листа на траву.
Откуда он знал все это?
Монк тряхнул головой. Эти вопросы подождут. И все же его беспокоило то, как быстро он привык к противоречию между отсутствием собственной памяти и своим знанием окружающего мира. Кроме того, за ними охотились. Они должны были передвигаться тихо, ибо любой звук в горах разносился на большое расстояние. Поэтому общаться приходилось с помощью шепота и языка жестов.
Монк осмотрел противоположный берег ручья. Они находились в бегах последние три часа. Он взял быстрый темп, желая максимально увеличить расстояние между ними и тем местом, где они выбрались из подземного мира. Кто знает, сколько времени понадобится охотникам, чтобы понять, что они вышли наружу, и взять их след уже здесь?
Монк ждал на берегу ручья.
«Где же Константин?»
Словно откликнувшись на его мысль, долговязый парнишка появился на дальнем склоне — гибкий и прочно держащийся на ногах, как молодой олененок. Однако когда он, балансируя руками, переходил по скользкому бревну через ручей, лицо его являло собой маску страха.
— Я сделал это! — проговорил он, тяжело дыша, и спрыгнул на 6epei рядом с Монком.— Я утопил твою больничную рубашку в ручье в другой долине.
— Ты бросил ее в воду?
— Позади бобровой запруды, как ты велел.
Монк кивнул. Его рубашка была пропитана кровью и потом. Кто-то из детей прихватил ее из палаты после того, как он сменил одежду. Это была мудрая мысль. Если бы рубашка осталась в палате, его тюремщики поняли бы, что он переоделся. А вот теперь рубашка пригодилась для того, чтобы оставить ложный след. Чтобы запах был сильнее, он утер ею вспотевшее лицо и подмышки. То же самое он проделал с детьми и даже с шимпанзе, надеясь, что запах уведет преследователей в противоположном направлении.
— Помоги мне,— попросил он Константина и нагнулся к бревну, по которому они только что перебрались через широкий ручей.
Совместными усилиями они сумели раскачать его, но столкнуть в воду не смогли. Затем Монк услышал пыхтенье возле своего уха. Повернув голову, он увидел Марту, упершуюся плечом в бревно. Они налегли на него втроем. Бревно плюхнулось в воду, несколько раз перевернулось и поплыло вниз по течению. Монк смотрел, как оно удаляется. Удовлетворенный сделанным, он пошел прочь от ручья.
Константин шел бодро, а вот Киске и Петру приходилось туго. Склон был крутым, и Монк с Мартой были вынуждены помогать младшим детям. Наконец они добрались до вершины холма. Впереди во всех направлениях виднелись другие вершины, в основном поросшие лесом с редкими прогалинами. Слева от них блестело серебристое пятно большого озера.
Туда и двинулся Монк. Рядом с таким озером непременно должны жить люди, у которых можно попросить помощи. Однако Константин схватил его за локоть.
— Мы не можем идти туда,— торопливо проговорил он.— Только смерть живет там.
Другой рукой он сжал прикрепленный к поясу значок, индикатор радиоактивности.
Оказавшись в столь идиллической местности, где все зеленело и благоухало, Монк совсем позабыл об опасности. Он посмотрел на свой значок. Сейчас его поверхность была белой, но по мере того, как уровень радиации будет повышаться, он начнет менять цвет, становясь поочередно розовым, красным, багровым и, наконец, черным. Что-то наподобие теста на беременность, который продается в аптеках.
В его мозгу снова мелькнула вспышка-воспоминание.
Смеющиеся голубые глаза, крошечные пальчики...
А затем — снова пустота.
В его голове пульсировала боль. Через вязаную шапочку он нащупал полоску швов за ухом. Константин смотрел на него сузившимися от беспокойства глазами.
Киска, которая, как выяснил Монк, была сестрой Константина, положила руки на живот.
— Я хочу есть,— жалобно прошептала она, словно боясь быть услышанной и одновременно показаться слабой.
Константин, нахмурившись, посмотрел на сестру. Однако Монк понимал: они действительно должны есть, чтобы поддерживать силы. После панического бегства им было необходимо передохнуть и разработать хотя бы какой-то план дальнейших действий. Монк смотрел в сторону озера, ощупывая пальцами свой значок.
«Только смерть живет там».
Он должен был как следует разобраться в ситуации, в которой они оказались.
— Нужно найти место, где мы сможем укрыться и поесть,— проговорил он.— И побыстрее.
Они стали спускаться в следующую долину. Склон шел уступами, на каждом из которых поблескивал пруд. Здесь было множество мелких водопадов, воздух пах глиной и сыростью. На середине склона возвышался утес с природным карманом, напоминавшим неглубокую пещеру. Монк и его свита вошли внутрь.
