глаза и и стремительная походка в нашу сторону.
— Лучше беги, — последнее, что я успеваю сказать.
Но он бы всё равно не успел, потому что Марк уже разворачивает его, начиная наносить удар за ударом.
— Ещё. Раз. Увижу. Тебя. Рядом. С. Ней. Я. Тебя. Уничтожу, — отрывисто говорит Словецкий, а каждое слово сопровождается ударом.
— Марк, стой, ты убьёшь его, — пытаюсь отвести его от греха, но он меня не слышит, продолжая бить Яна. Мне его не жаль, но и убивать всё же не стоило. — МАРК!
Он поднимает глаза, и я вижу, что его злость направлена и на меня.
— Жалко, да, его? ЖАЛКО? — орёт Словецкий на меня, небрежно отпинывая ногой парня.
— Нет, не жалко, но это не стоит убийства, правда? — в тон ему отвечаю.
— НАСТОЛЬКО НЕПРИЯТНЫЙ ЗНАКОМЫЙ? ЧТО ОН ОБЛИЗЫВАЕТ ТЕБЕ РУКИ, А ТЫ МОЛЧА НАБЛЮДАЕШЬ? — уже Словецкий хватает меня за руку, и мне неприятно, хоть это и мои любимые сильные руки.
— Отпусти, — с каким-то неверием смотрю на него, краем глаза замечая, что к нам направляется Артём. Он никогда так не говорил со мной. Физически мне не было больно, но вот морально я, кажется, сдохла.
— Марк Алексеевич…
— Уйди!
— Обязательно уйду, но давайте не палить горячку!
— УВОЛЕН! — рявкает Словецкий.
— Хорошо, вы только Дану отпустите, сами же жалеть будете.
— Я сам разберусь. Ей нравится, когда вот так неприятно. Я помешал, да? Так написала бы: "Милый, задержись, мне тут перепихнуться надо", — слышу и не верю, залепляя мощную пощёчину.
Словецкий явно не ожидал подобного, поэтому шокированно отпускает меня, а я сразу же убегаю, заметив, что Яна здесь уже нет. Догоняет меня Артём, прося сесть в машину, чтобы отвезти домой.
— Он же не даст, — утираю слёзы. — Заставит к нему везти. Я не хочу.
— Не заставит. Он меня уволил, я могу его не слушать.
Изучаю лицо Ерёмина две секунды, прыгая в машину. Он молча довозит меня до моего дома, и Марк, кажется, нас не преследует. Артём провожает меня до самой квартиры.
— Постарайся не обращать внимания. Он после Николь такой.
— Я знаю, Тём, но я не Николь, — утираю слёзы.
— Он перебесится, поймёт, что переборщил.
Ничего не отвечаю на это. Лишь благодарю, что заступился и подвёз.
— Да о чём речь. Это моя работа. Он сам сказал, что в первую очередь, я защищаю тебя. Я и защищал.
Надо же, Словецкий отдал такой приказ?
Но сейчас мне так глубоко наплевать на его великую заботу. Слышать такие вещи было до слёз неприятно.
Коротко объясняю Вике ситуацию, засыпая у неё на коленях и рыдая под утешающие слова. Кажется, мы поменялись местами. Прошу не пускать, если всё же приедет. Прежде чем засыпаю, слышу, как звонит телефон, но говорить с ним не собираюсь, проваливаясь в глубокий сон. Даже думать и переживать сил нет.
Просыпаюсь лишь ближе к обеду следующего дня. Когда стрессую, всегда много сплю. Лежу какое-то время, размышляя о произошедшем на свежую голову. Хотя таковой её можно назвать с натяжкой. Она болела от вчерашней истерики. Я ведь обещала, что потерплю, но не думала, что будет так обидно слышать это в открытую. Неужели Марк не чувствует мою к нему любовь, привязанность, как у привороженной? Да я ни о ком другом думать не могу даже. А когда встретила Яна, мечтала как можно скорее оказаться в объятиях Марка. Поняв, что блуждания мыслей ни к чему хорошему не приводят, выползаю из кровати.
Вика уже приготовила обед и шикала на мелкого, чтоб не шумел.
— А я уже проснулась, — мертвецом вхожу на кухню.
— Дана! — бежит Артёмка обниматься.
— Артём! — рычит подружка.
— Всё хорошо! — подхватываю малыша, крепко прижимая к себе. — Как дела?
— Холосо. А мы пойдём гулять?
— Насчёт гулять не знаю, но играть и смотреть мультики будем точно!
— Ула! — хлопает в ладоши, счастливо улыбаясь.
— Ты как?
— Жить буду. Скоро отпустит, — заверяю я. — Только в душ схожу.
Телефон решаю не включать. У меня детокс от всех. Мы обедаем, болтаем с Вороновой, играем с Тёмкой, но Марк всё же находит способ добраться до меня. Он звонит на телефон Вике.
— Тебя, — тянет мне телефон подруга. Поразмыслив пару секунд, прихожу ко мнению, что бегать — глупо.
Забираю и ухожу в другую комнату, молча прикладывая к уху. Словецкий молчит, хотя и точно слышит моё дыхание.
— Дан, я очень виноват перед тобой, — очень тихо начинает Марк. — Что мне сделать, чтобы ты меня простила?
Я беззвучно начинаю плакать, что тоже улавливает Словецкий.
— Маленькая моя, не плачь, прошу тебя, — его тон до безумия виноватый. — Почему ты мне не рассказала всё? Про то, что он пытался в школе…
Откуда он узнал?
— Я ночью приезжал, мне Вика рассказала.
Вот жучка, и молчала ведь.
Но я словно забыла, как говорить. Не могу выдавить из себя ни слова.
— Дана, девочка моя, поговори со мной. Можно я приеду? Спустишься ко мне?
Молчу и на это, впадая в новую истерику. Поняв, что вряд ли я смогу с ним говорить, я разрываю связь, утыкаясь в подушку, чтобы спокойно проораться. Вика приходит почти сразу, крепко обнимая меня.
— Прости, я рассказала. Он очень сожалеет, Дан.
Я знаю. Только мне не легче. Оживают воспоминания со школы, злой взгляд Марка и страх потерять его.
Через час в квартиру звонят, и я напрягаюсь, но это оказывается доставка. Цветы. Много цветов, кольцо в красной коробочке. Купить меня решил?
— Ух ты! — улыбается Вика. — Какая красота!
— Ага, красиво покупает.
— Да ладно тебе. Любишь ведь. Сама говорила, что будешь терпеть.
— Да. Люблю. Но всё равно больно.
Вечером выбираемся погулять с мелким, который не должен сидеть дома из-за того, что я решила жевать сопли. На улице хоть и очень свежо, но всё равно комфортно. Совсем
