у нее все хорошо, — спокойно замечает он, — Она всегда была умницей.
— Серьезно, папа, это все, что ты собираешься сказать?
— Лекс, что бы ты хотел, чтобы я сказал?
— Я не знаю. Что я должен оставить ее в покое? Что я не должен был начинать все это дерьмо снова?
— Ты взрослый человек. Что ты делаешь со своей жизнью — это твое решение.
В моей голове раздается смех. Лицемерие, годы спустя, от человека, который контролировал мою жизнь, когда мне нужно было выкарабкаться самостоятельно. Теперь это мое решение? Как это по-родительски с его стороны.
— Забавно, потому что этот совет запоздал на девять лет. Может быть, если бы ты позволил мне принимать собственные решения тогда, я бы не жил сейчас в этом гребаном кошмаре.
— Сынок, послушай меня…
Его предложение прерывается, когда в комнату входит Рокки: — Я здесь, ублюдки!
Рокки трусит, как только видит моего отца, стоящего рядом со мной.
— О, простите, мистер И.
— Рокки, пожалуйста, твой язык меня не оскорбляет. Кроме того, это мальчишник. Я не ожидал ничего меньшего.
— Дерьмо, — говорит он с ухмылкой, — Тогда давайте начнем эту долбаную вечеринку.
Рокки подходит к звуковой системе и включает музыку, начинает громко играть песня Sir Mix-A-Lot «Baby Got Back». Пока играет бит, Рокки назначает себя барменом на эту ночь.
Мы в беде.
— Тост за Элайджу, самого мистера Камасутры. О, черт, простите, мистер И! — Рокки проболтался, понимая, что его комментарий про Камасутру, возможно, не очень понравился моему отцу.
— Пожалуйста, зовите меня Эндрю, — он постукивает себя по груди, пока последствия выстрела утихают, — Черт, сколько лет прошло с тех пор, как у меня было такое. С той ночи, когда мы с Эмили…
— О, черт возьми, нет, папа, — быстро перебиваю я его, хмурясь при этой мысли, — Это какое-то поганое дерьмо. Пожалуйста, не вспоминай истории о маме.
— Да ладно, Лекс, Элайджа сказал, что твоя мама — MILF, — Рокки хихикает.
— Я не говорил!
Лицо Элайджи полностью покраснело. Я не знал, то ли пожалеть его, то ли ударить по его чертовой морде.
— Ну, я тебя не виню. Она все еще знает, как…, — отец прервался, когда мои глаза расширились от отвращения, — Извини, сынок, больше никаких разговоров о маме.
— Тогда мы можем поговорить о Чарли, — Рокки с ухмылкой пихает папу локтем, — Это будет более уместно?
Все взгляды падают на меня, не считая друзей и кузенов Элайджи, которые на балконе разговаривают с официантками. Это последнее, о чем я хочу говорить. Я беру стоящую передо мной бутылку Patron и наливаю двойную порцию. Она обжигает, но облегчает боль, затаившуюся внутри меня. Я бью стакан о столешницу и наливаю еще. Рокки смотрит на моего отца, который просто сидит там, забавляясь.
— О чем именно ты хочешь поговорить, Рокки? О том, как я трахал ее на ее столе или о том, как она трахала меня на моем? Расскажи мне, я уверен, что вы хорошо посмеетесь, — мой тон горький. Несмотря ни на что, я не могу убежать от нее, но я должен попытаться, потому что не могу продолжать в том же духе, застряв в кошмаре. Я делал это слишком много раз, чтобы сосчитать, и результат никогда не был хорошим.
— Чувак, послушай, мне жаль.
— Я так не думаю.
Эта вечеринка достигла низшей точки. Я беру бутылку и наливаю оставшиеся рюмки. Положив руку на плечо Элайджи, я произношу тост: — За Элайджу. Спасибо, мать твою, я могу официально передать тебе свою сестру. За тебя!
Мы поднимаем бокалы, затем проглатываем напиток.
Ночь начинается с того, что парни играют в покер, а официантки топлесс подают нам крылышки «баффало» и другие чудеса во фритюре. Проиграв тысячу баксов зануде-фантасту, я на этот раз беру пиво и выхожу на балкон.
Вид впечатляет. Бассейн подсвечивается ярко-синим цветом, поскольку его окружают светодиодные огни, а не так далеко вдали остальной Вегас мерцает в ночи.
Когда я прислоняюсь к стеклянным перилам, сухая вегасская жара не помогает мне избавиться от блуждающих мыслей. По сравнению с лондонским прохладным воздухом жара крайне некомфортна.
— Итак, это щекотливая тема, — папа опирается локтями на перила рядом со мной, в руке у него виски, и он, как и я, смотрит в ночь.
— Послушай, папа, мне больше нечего сказать. Между нами все кончено.
— Никогда не думал, что ты бросишь.
Его слова жалят. Я не бросил, но я также не собираюсь стоять в стороне и быть вторым сортом. Откуда, черт возьми, это исходит? От него, от всех людей?
— Не всегда можно получить то, что хочешь.
— Значит, ты хочешь ее?
— Папа, просто брось эту шараду. Она тебе никогда не нравилась… ты никогда не стеснялся признаться в этом. Между нами все кончено. Больше ничего не нужно говорить. Мы пытались снова, но ничего не вышло. Этому просто не суждено случиться.
Он делает глоток своего виски, вонь задерживается в воздухе между нами.
— Я когда-нибудь рассказывал тебе историю о том, как мы с твоей мамой познакомились?
— Нет, — бормочу я.
— В свое время я был большим бабником. Я провел большую часть своей юности, трахая все, что попадалось на глаза. Когда я поступил в колледж, я использовал всю эту историю с доктором в своих интересах. Работал с дамами как шарм, — он улыбается, вспоминая то время с такой нежностью, — И вот однажды я встретил девушку, Кассандру. Она приручила меня. Я усердно учился, а она была всем, чем не были другие девушки, поэтому я сделал предложение, и она согласилась. В ночь нашей помолвки я наконец-то познакомился с ее семьей. Я был вне себя от знакомства с ее родителями, поэтому мне и в голову не приходило, что я должен беспокоиться о ее сестре.
Сделав шаг назад, я наклоняю голову в сторону: — Черт возьми, ты говоришь о тете Кэсси?
— Да. Ее сестра, твоя мать, была самой красивой женщиной, которую я когда-либо встречал в своей жизни. Как только я увидел ее, меня охватил трепет. Это сводило меня с ума. Она была застенчивой, но такой невероятно доброй. Я влюбился. Мы начали встречаться за спиной Кэсси, но однажды нас застукали, и начался настоящий ад. Эмили отреклась от своей семьи и от всего города. Это был ад.
Не в силах связать предложение воедино, я пытаюсь усвоить эту новую информацию. Мои родители всегда казались лишенными драматизма, и подумать только, они завели такой же грязный роман, как и я.
— Но стоит ли идти в ад и обратно? — спрашиваю
