Мы прерываем демонстрацию, чтобы спросить о ключах. Она огрызается, пока не понимает, что мы сказали.
— Нет, у меня нет другого комплекта. Какого черта вы это сделали? — ее акцент исчезает, а на смену ему приходит южный говор.
Мы снова объясняем историю, надеясь, что она имеет смысл, и заставляем ее достать запасные.
— Это настоящие полицейские наручники, — паникует она, отталкивая гика.
Подняв запястье Рокки, она показывает на наручники, на которых сбоку выгравировано «LAPD».
— Черт, чувак, — я присвистываю, глядя на затруднительное положение, — Я слышал, что главный ключ есть только у копов.
— Мы не можем пойти к копам, — почти плачет она, — Они спросят, откуда я их взяла.
— Откуда они у тебя? — спрашиваем мы втроем.
— Долгая история. Мой бывший, сутенер, или как вы там его называете, служил в полиции Лос-Анджелеса.
— Значит, ты их украла, — Элайджа подтверждает, сохраняя прямое лицо.
— Украла, одолжила, какая разница.
— Мне плевать на тебя, женщина. Мне нужно снять наручники, и ты поедешь с нами в полицейский участок.
Час спустя мы вчетвером вошли в полицейский участок — наручники, мадам, Элвис и я, одетый в нормальную одежду, но все еще мокрый после погружения в бассейн.
— Итак, чем я могу помочь вам, джентльмены и мадам, сегодня вечером? — спрашивает полицейский за столом.
Элайджа прочищает горло: — Мы, вроде как, надели наручники на моего друга.
— Ага, так почему бы не взять пару болторезов? — спрашивает коп.
Мы смотрим друг на друга, никто из нас не хочет говорить.
Рокки нарушает молчание: — Эм… они вроде как принадлежат полиции Лос-Анджелеса…
Полицейский обходит стол и берет Рокки за запястье: — Вы понимаете, что кража имущества у полиции является федеральным преступлением?
— Да, сэр, — отвечаем мы, склонив головы.
— Кому они принадлежат?
Мы втроем поворачиваем головы, чтобы посмотреть в лицо той, как ее зовут. Она молчит, пока не сжимается под нашим взглядом.
— Мне, но я могу объяснить, — причитает она.
— Говорите.
Она объясняет историю, коп с трудом на нее верит. Чем дольше она тянет с рассказом, тем глубже в дерьме мы все оказываемся.
— Вы знаете, что за это правонарушение и вы все должны провести ночь за решеткой? — его тон смертельно серьезен.
О, черт. Тюрьма? Чертовы Рокки и Элайджа. Это не входит в мой список желаний. Я вижу, как пот капает со лбов Рокки и Элайджи. Если бы не алкоголь, я бы, наверное, паниковал так же.
— Вы думаете, я вижу это впервые? — спрашивает полицейский.
— Э, нет, сэр, то есть да, сэр…, — нервно отвечает Рокки.
— Ну, и кто же из них?
— Я не знаю, сэр.
Полицейский смеется, качая головой: — Вы, не здешние, ничем не отличаетесь от остальных.
Как только я понимаю, что он не шутит, я расплываюсь в улыбке. Полицейский достает ключ, чтобы расстегнуть наручники, и у меня появляется идея.
— Сэр, могу я сначала попросить вас о небольшом одолжении?
Полицейский странно смотрит на меня.
Мгновением позже Элайджа протягивает доску с фотографиями с каким-то случайным номером рядом с Рокки, и я делаю снимок.
Я нажимаю «Отправить».
— Ты — труп.
Не проходит и минуты, как звонит мой телефон, и я нажимаю кнопку громкой связи, отвечая на звонок.
— Какого хрена мой муж делает в тюрьме, Эдвардс!
Я падаю на пол в истерике вместе с Элайджей. Не в силах дышать от непрерывной ругани Никки, она наконец угрожает Элайдже, что все расскажет Адриане. Это заразительно. Вскоре вся комната смеется, включая Рокки.
Это определенно будет незабываемая ночь.
* * *
Следующая неделя проходит в основном в совещаниях и сражениях под солнцем. Внезапно работа стала безумной, и я работаю по восемнадцать часов в день, если не больше. Только за последнюю неделю я летал в Чикаго, Бостон и Ванкувер. На следующей неделе мне предстоит выступить на конференции в Париже. Мне не хочется уезжать из Лондона опять это ноющее чувство, что что-то не так.
В тоскливый пятничный день льет дождь, застилая небосклон. Сотрудники начинают выходить из зала заседаний после презентации о текущих тенденциях рынка. Кейт сидит напротив меня, возится со своим телефоном и дрыгает ногами под столом. Ее брови сходятся вместе, и каждые несколько секунд она поднимает глаза, чтобы посмотреть на меня, но через мгновение снова опускает их. Я сижу неподвижно, постукивая ручкой по столу, наблюдая за ней с напряженным выражением лица.
— Я жду…
Она поднимает на меня глаза: — Простите, сэр, просто… ничего.
— Отлично, ну, ничего, значит, вы можете вернуться к своему столу и завершить подготовку к поездке в Париж.
Колеблясь, я жду, пока она готова открыть рот, но вместо этого она уходит, закрывая за собой дверь.
Это повторяется дважды, затем я снова зову ее в свой кабинет. Серьезно, что, черт возьми, с ней не так? На четвертый раз мне надоело.
— Кейт, скажи мне, что, черт возьми, не так, что заставляет тебя быть такой непродуктивной сегодня?
— Простите, сэр?
— Что бы это ни было, ты пыталась сказать мне об этом четыре раза за последний час. Дай угадаю, ты подаешь заявление об уходе?
— О нет! Мне нравится моя работа… в некоторой степени.
— Хорошо, тогда что? Я не читаю мысли, и вы тратите мое время.
Она шаркает ногами, разминая ладони. Склонив голову, она что-то бормочет.
— Я вас не слышу. Говорите громче.
— Чарли в больнице.
— Что?
— Ее положили в больницу несколько часов назад. Она была очень больна в последнее время, а потом упала и ей стало трудно дышать. Эрик позвонил мне.
— И никто не подумал позвонить мне?
— Сэр, история, вы знаете…
— Я ее гребаный муж!
— Простите, муж? Я даже не знаю, с чего начать…
— Забронируй для меня следующий рейс.
Переполненный паникой, я хватаю свой телефон и набираю номер Никки.
Голосовая почта.
Я набираю номер Адрианы.
Голосовая почта.
Я пытаюсь дозвониться до каждого гребаного человека в Нью-Йорке.
Голосовая почта.
Я крепче сжимаю телефон, прижимая его ко лбу, желая, чтобы мои глаза закрылись. Моя грудь начинает сжиматься, я в ужасе от того, в каком состоянии она находится, мое воображение работает на полную катушку.
Кейт возвращается через пятнадцать минут с информацией о моем рейсе. Самолет вылетает через два часа с другого конца, так как она заказала частный самолет. Меня не волнует стоимость, мне нужно срочно вернуться в Штаты.
Часы проходят как в тумане. Время от времени я дремлю, но мой разум отказывается отключаться. До сих пор ни от кого нет вестей, и эта холодная ерунда станет для меня смертью.
Уже за полночь
