— Гм. — Мать коснулась ладонью лба девушки. — Да, похоже, действительно горячий. — Она убрала руку и вздохнула. На лице ее все еще было написано недоверие. — Хорошо. Только полчаса. Ты меня поняла? А потом я велю Марии силой вытащить тебя из постели.
— Спасибо, мама.
Она закрыла дверь, постояла, прислушиваясь к удаляющимся шагам матери, и вернулась на балкон. Незнакомец стоял в той же позе и смотрел на нее с усмешкой:
— Ловко. И часто вы такое проделываете?
София вспыхнула:
— Иногда мы с мамой не понимаем друг друга. Мы слишком разные люди. И хотим от жизни разного.
— И чего же вы хотите от жизни?
Она стояла неподвижно и только заставила себя посмотреть ему прямо в глаза. Она не будет больше краснеть и не отведет взгляда.
— Зачем вы пришли сюда? На самом деле, зачем? Не надо этой ерунды об извинениях.
— Потому, что вы заинтересовали меня, и потому, что вы очень красивы.
Она все-таки покраснела, и отвернулась, и отошла от него на шаг:
— Вы куда откровеннее большинства мужчин.
— Вам это неприятно?
— Нет, я просто не привыкла. — Она вздохнула. — По правде говоря, я очень устала от мужчин, которые не умеют говорить откровенно. Сегодня их тут будет полный дом. — Она опять смотрела прямо на него. — Пожалуйста, расскажите мне о своей родине, о пустыне.
— По ней можно путешествовать целыми днями, месяцами и годами, ни разу не встретив ни одной живой души, — тихо заговорил он. — А когда захочешь компании, можно поискать других жителей пустыни или попытаться выследить загадочных существ, которые предпочитают оставаться невидимыми, — джиннов, например, — он улыбнулся своим мыслям, — но это, конечно, не очень просто. Если тебе доступен дар полета, можно путешествовать вместе с птицами, ястребами и пустельгами. Можно даже научиться, как и они, спать на лету. — Он помолчал немного. — А теперь я задам вопрос вам. Почему ваш дом будет полон мужчинами, которые не хотят быть откровенными?
Она вздохнула:
— Потому, что мне пора выходить замуж. И потому, что мой отец очень-очень богат. И все они мечтают сделать выгодную партию. Поэтому они будут восхищаться моей необычайной красотой и умом. Будут расспрашивать друзей о моих вкусах, а потом выдавать их за свои. Я стану чем-то вроде охотничьего трофея, но на самом деле они хотят вовсе не меня. Я — просто средство для достижения цели.
— Почему вы так в этом уверены? Если мужчина говорит вам, что вы красивы, разве вы ему не верите?
— Наверное, это зависит от мужчины, — поколебавшись, ответила она.
Они стояли совсем близко друг к другу. Кипарисы, растущие на краю сада, скрывали город, и, если не поворачивать головы, можно было подумать, что она не в Нью-Йорке, а где-то на берегу Средиземного моря. Слабый шум, доносящийся с улицы, вполне можно было принять за шелест прибоя. И стоящий рядом мужчина был ей совсем незнаком. На его месте мог быть кто угодно.
Ей казалось, она слышит, как утекают отпущенные ей секунды. Он ждал, спокойный и терпеливый, и молча смотрел на нее. Она вздрогнула.
— Замерзла? — спросил он.
— А ты?
— Я редко мерзну.
Он оглянулся на стеклянную дверь в комнату, но не стал спрашивать, хочет ли она вернуться туда. Вместо этого он подошел к ней еще ближе и медленно — достаточно медленно для того, чтобы она могла возмутиться или сказать, что не хочет этого, — положил руку ей на талию.
От его прикосновения словно теплый цветок распустился внизу ее живота. Через складки халата и шали она чувствовала жар его руки. Ее глаза закрылись. Она пододвинулась вплотную к нему и запрокинула лицо.
Позже она вспомнит, что он совсем не удивился ее смелости, не спросил, правда ли она хочет этого, — словом, не сделал ничего из того, что делают мужчины, когда хотят снять с себя ответственность. В какой-то момент ей показалось, что он собирается подхватить ее на руки и отнести в комнату, туда, где стояла кровать, но она замотала головой, потому что не хотела расставаться с ночью и с этим темным садом и боялась, что в привычной, знакомой с детства спальне мужество может оставить ее. И потому ее первое любовное свидание состоялось в темном углу балкона, где она все время чувствовала спиной холод шершавой гранитной стены. Она закинула концы своей шали ему за спину и изо всех сил прижала его к себе. Его руки были везде, его губы обжигали ей кожу, когда он осыпал поцелуями ее шею и плечи. Она чувствовала восторг и одновременно ужас оттого, что минуты стремительно убегают, и все скоро кончится, и ей придется вернуться к своей прежней жизни и к последствиям того, что она совершила. И в тот момент, когда перед глазами у нее взорвались звезды, а тело охватило огнем, она уткнулась лицом ему в плечо и с трудом подавила крик радости и невыносимой печали.
Наконец она опять стояла на ногах. Его нежные пальцы зарывались ей в волосы, а губы прижимались к ее лбу. Она никак не могла посмотреть на него. Глаза наполнились слезами. Если не двигаться, если стоять совершенно неподвижно, возможно, время не будет бежать так быстро…
В дверь ее спальни опять стучали.
— Мне надо идти, — шепнула она и, вырвавшись из его объятий, убежала.
На следующий день разделы светской хроники всех городских газет назвали состоявшийся накануне в особняке Уинстонов прием «настоящим триумфом». И в самом деле, это был один из тех редких вечеров, когда случайное сочетание собравшихся гостей, вина и разговоров создает в результате атмосферу непринужденного веселья, дружелюбия и удовольствия. Однако наибольшим сюрпризом стало удивительное преображение дочери хозяев. До этого вечера про Софи Уинстон говорили, что она, конечно, прелестна, но совершенно не старается.Ее мечтательный, несколько отрешенный вид и отсутствие у нее кружка близких друзей приписывали снобизму. Среди ее знакомых имелось немало девушек из столь же богатых семей, но из-за проблем с разделом наследства или бизнеса их будущее не было так надежно обеспечено, как ее. И естественно, эти девушки недолюбливали ее за то, что считали демонстративным нежеланием играть в традиционные игры, в которых грезы о любви переплеталась с тонким расчетом.
Но в тот вечер на глазах у всего высшего общества София Уинстон совершенно преобразилась. Она появилась довольно поздно и спустилась по величественной лестнице под взглядами сотен гостей. На ее щеках горел румянец, удачно оттененный темно-бордовым цветом обтягивающего платья. И хотя у нее по-прежнему был немного рассеянный вид, на этот раз казалось, что она просто ждет кого-то, кто вот-вот должен появиться, и это выражение ей даже шло. Многие из присутствовавших молодых людей впервые по-настоящему обратили на нее внимание, а некоторые из них даже решили, что женитьба на деньгах — не такая уж злая участь. Мать Софии не преминула заметить обращенные на дочь заинтересованные взгляды и была крайне этим довольна.
Сама же София провела вечер словно в тумане, не в силах поверить в то, что она совершила, и чувствуя поочередно то восторг, то раскаяние и ужас. Она бы решила, что все это приснилось ей, если бы не настойчивая память тела. Стоило ей подумать о том, что случилось на балконе, у нее начинала кружиться голова и подступала паника; она старательно загоняла эти мысли в самый дальний угол сознания, как вдруг посреди какого-нибудь разговора они вырывались оттуда, заставляя ее краснеть, заикаться и просить ближайшего молодого человека принести ей льда.
К концу приема София осталась совершенно без сил. Послушно стоя рядом с родителями, она проводила последнего гостя и только потом поднялась к себе наверх. Она не ожидала, что Ахмад все еще будет там, но рука ее дрожала, когда она взялась за ручку двери.
На балконе было темно и пусто. Дождь, который собирался весь день, наконец-то пошел, и его капли мерно стучали по листьям.
На гранитных перилах что-то блеснуло. Она пригляделась и увидела миниатюрного золотого голубка, спящего в кружевной клетке.
* * *
Дождь совершенно преобразил город. Он смыл грязь с тротуаров и усилил свет газовых фонарей, которые теперь отражались в лужах. Он колотил по туго натянутым маркизам и из водосточных труб каскадами обрушивался на пустые улицы. Давно уже наступила полночь, и даже те, кому некуда было идти, попрятались по подвалам и темным углам подъездов.
Джинн в полном одиночестве бежал по спящему Нью-Йорку.
Опасность ему не грозила. В любой момент он мог нырнуть в какую-нибудь подворотню и дождаться конца ливня. Но больше всего ему хотелось продолжать свой бег. Он решил не останавливаться до самой Вашингтон-стрит или до тех пор, пока не свалится с ног.
После того как ушла София, он еще немного постоял на балконе, глядя на спящий сад и наслаждаясь ощущением мира и равновесия, таким хрупким, что он предпочел его не анализировать. Снизу, из окон большого зала, до него доносились звуки музыки и шум множества голосов. В другой раз он непременно воспользовался бы случаем и осмотрел роскошный особняк, пока его хозяева заняты с гостями, но сейчас почувствовал, что на сегодня, пожалуй, хватит испытывать свою удачу. Повинуясь внезапному желанию, он достал из кармана золотую клетку с голубком и поставил ее на перила, где София ее обязательно найдет. А почему нет? Он не испытывает к этой безделушке никакой особой привязанности, а подарок вполне достойный, даже для девушки из такого богатого дома. Потом тем же путем, что поднимался, он спустился на улицу и повернул на юг. Дойдя до станции надземки, он обнаружил, что ночью поезда не ходят. Придется идти пешком.
