Он кивнул головой.
— Да, именно это я и имею в виду.
— И твой глупый мозг способна сотрясти любая женщина с парой грудей?
Он догадывался, куда все это катится. Он догадывался, чего Хлое хотелось от него услышать. То, что это именно она, Хлоя, которую он желал. Одну только Хлою. Все даже безумнее, чем проникнуть в адское пекло, раз она все еще хотела, чтобы он признался в том, в чем никогда ей не признавался. Ни разу.
Тогда он посмотрел ей в глаза и понял, что это все та же ранимая девушка, которую он всегда знал. Да, конечно, с виду она сильно изменилась, но в душе — сердце у нее до сих пор было хрупким, как стекло. Ему следовало разбить его. Бросить его на землю, а потом растоптать, потому что...
«Она замужем».
Эрик открыл рот.
— Не любая женщина, Хлоя. Никогда не была любая. Только ты.
Глава 5
Это были именно те слова, которые ей так долго хотелось услышать. Или, по крайней мере, ей так всегда казалось. Хлоя рухнула на диван, потому что колени у нее стали шаткими.
Эрик ее желал.
Это должно было ее сделать счастливой. Это должно было бы потворствовать ее уже ущемленному самолюбию, и на минутку так оно и было. Хлоя опустила глаза и посмотрела на свою левую руку, на тяжелый ободок из золота на своем пальце.
— Я не ощущаю себя замужней, — ее голос прозвучал прямо как у капризного ребенка, как у малыша, который не может получить желаемое. Ее взбесило то, как это прозвучало. Она хотела казаться отважной и сильной, соблюдающей принципы и моральную терпимость, но вместо этого, единственное, что она смогла, — возненавидеть существенный круглый символ, который она носила на руке. Кольцо даже не было красивым. Оно был простым, безликим, без гравировок, без чувства стиля. Вообще-то, не такое ювелирное украшение она бы выбрала.
— И, тем не менее, ты замужем, — заявил Эрик. Он сидел на другом конце дивана, подальше от нее, но его голос был приятным, успокаивающим, нисколько не осуждающим, что она походила на капризную девчонку. Она оценила это.
— Я пытаюсь вспомнить имя. Лицо. Свидания. Дом. Хоть что-то, но все пусто, как чистый лист.
— А может, ты пытаешься вспомнить не то, что надо. Как он заставляет тебя себя чувствовать? Счастливой, расстроенной? Испуганной?
— Послушай, прямо сейчас я в бешенстве, но уверена, что это от разочарования, я не могу просто так взять и начать его в этом винить, не могу ведь? — она попыталась рассмеяться. Не удалось.
— Возможно, ты что-то блокируешь. Как ты той ночью оказалась в особняке?
— Это мой дом.
— Но зачем ты туда пошла, Хлоя? Ты об этом не думала? Возможно, ты пыталась сбежать. Вернуться домой. Возможно потому, что ты его боишься.
Было бы проще, если б ее муж был мерзким куском дерьма, но Хлоя считала, что запомнила бы это. Она печально покачала головой.
— Я не вышла бы замуж за мужчину, если бы не любила его.
— А за какого мужчину ты бы вышла? — он положил руку на спинку дивана, и лицемерие этого показного спокойного движения изобличала лишь интенсивность его голоса.
Она пальцем медленно прослеживала линию полосок на диване, делая вид, что подумывает над этим вопросом, но на это не так легко было ответить.
— Добрым человеком. Сильным. Не идиотом.
Теперь между ними все изменилось. До этого ей хотелось прикоснуться к нему, чтобы шоком заставить его понять, что на самом деле было между ними. А теперь уже они оба поняли, что между ними стояло.
Она не осмеливалась больше прикасаться к нему, потому что, если она это сделает, то вряд ли смогла бы остановиться. И хотя Хлоя Скидмор подозревала, что она была женщиной, которая смогла бы примириться жить с такой путаницей в голове, она сомневалась, что Эрик бы смог.
Именно поэтому она и любила его.
— Который любит пошутить или серьезный?
Она улыбнулась и подняла глаза.
— Серьезный.
Он удивленно посмотрел на нее.
— Без чувства юмора?
— Юмор это хорошо, однако смех быстро проходит. Серьезность останется на всю жизнь, — она вспомнила день, когда провалила экзамен по английскому. Мистер Лэндри терпеть ее не мог, потому что она обожала на уроке поболтать. Ей поставили тридцать семь из ста баллов, чего она, конечно, не заслуживала, потому что написала очень даже неплохое эссе, но Ландри захотел преподать ей урок уважения. Эрик подошел после урока, чтобы сказать ей, что это не так уж важно. Все остальные посмеялись над ней, но только не Эрик. Он ее понимал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— А что насчет внешности? Брюнет или блондин?
— Брюнет, — ответила она мгновенно.
— Растительность на лице? Бороды очень популярны. Может, эспаньолка?
— Терпеть не могу растительность на лице, — ответила она твердо. — Каштановые волосы. Никакой бороды. Никаких усов.
— Пухлый? Тощий?
Хлоя с минуту подумала.
— Не тощий. Не большой. Был один парень, с которым я встречалась...
В округе Колумбия. О, Господи! Она ведь живет в Балтиморе. В собственной квартире. У нее швейная машинка и две полки Узамбарских фиалок. Одно растение теряло свои листья, и она переживала. Не «они переживали». Она переживала!
Хлоя принялась крутить золотой обручальный ободок.
— Где...? — подталкивал он.
— Не могу понять. Еще чуть-чуть и..., — солгала она, — но потом все исчезает.
— Ты вспомнила этого парня? Ты боишься его? Может быть, у него тот еще характер?
Это был довольно странный вопрос.
— А с чего ты так зациклился на жутком отморозке?
Эрик рассмеялся неестественным смехом.
— Принимаю желаемое за действительное.
— Да уж, вот спасибо.
— Прости.
Она сидела там, на диване, разлученная с ним каким-то крошечным золотым ободком и двумя футами пустого пространства, и долгую минуту предавалась жалости к себе.
— И что нам делать?
— Ждать.
В тот момент ей показалось, что у нее на мгновение аж сердце остановилось, и надежда заполнила уголки ее души, о наличии которых она не знала наверняка.
— Ждать чего?
— Когда к тебе, Хлоя, вернутся последние фрагменты памяти. Ты уже почти у цели. А когда ты вспомнишь все... — его голос затих.
— Что тогда?
— Тогда ты отправишься домой.
«Домой». Тогда отчего у нее такое чувство, будто здесь она дома?
— Я не хочу домой.
Эрик долго колебался.
— И я не хочу этого, — сказал он хриплым голосом.
— Спасибо тебе.
— За что?
— За то, что приютил меня. За то, что рассказал то, что тебе не хотелось рассказывать. Это много для меня значит.
* * *
Он хотел рассказать ей о своих чувствах, слова уже крутились у него на языке, но только он открыл рот, собираясь их произнести, раздался звонок в дверь.
Это был его отец.
— Здравствуй, Эрик. Ты не пригласишь меня войти?
Эрик остался стоять в дверях, безмолвно отчитывая себя за то, что не сменил джинсы. Ну конечно, ему приспичило сидеть рядом с Хлоей, делиться с ней одним кислородом, пытаясь выиграть несколько очков в свою пользу в качестве благодарности за хорошее к ней отношение. Если Бог существует, его отец сквозь тяжелую деревянную дверь не увидит разводы на его штанах.
Это был самым унизительным событием в его жизни.
— Отец, я сейчас очень занят. Поговорим позже, ладно? Я тебе позвоню.
— Слышал, у тебя компания.
«Какого черта!»
— Понимаю, тебе это кажется безумием, но у меня есть друзья. Два.
— Мне сказали, что это была женщина.
— Отец, мне сейчас некогда. У меня есть рождественская елка, которую нужно нарядить, а еще нужно закончить заворачивать подарки. Вообще-то, именно этим я и занимался. Заворачивал твой подарок. Поэтому ты не можешь войти.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Не похоже, что Эдвин Маршалл выглядел в этом убежденным. Увы, Эдвин Маршалл глупцом не был.
— Женщины всегда будут охотиться на тебя ради фамилии Маршаллов, ради денег, ради фамильных драгоценностей. Будь осторожен.
