— Тебе, дружок, эти деньги нужны. Приоденься. Поднакопи. Я слышал, ты собираешься жениться? Может быть, тебе нужно в долг? Я могу предложить, я же знаю, вижу: за тобой не заржавеет.
В сентябре вернулась Неля. А он все больше понимал, что, женись он на Неле, ему всю жизнь придется играть при ней себя. И все время сознавать, как ему, по сути, до нее далеко, как надо тянуться, насиловать свою натуру.
Тягомотное состояние заметил Киреев. Раз спросил участливо, два спросил... Чесноков отделывался общими словами, но когда Виктор Николаевич сказал: «В таком состоянии ударные материалы не пишутся», — Валентина как прорвало. Он начал говорить. Он начал рассказывать. И как тяжело ему с Нелей, хотя, вроде, он даже любит ее, и как нельзя уже не жениться, потому что родители ее уже знают, обязанность уже наложена, тем более это такая семья... А не женись он на ней, что ему вообще делать без столичной прописки? Штатной работы в журнале ему не видать как своих ушей! И других кандидаток в невесты нет и взять негде, во всяком случае, быстро!.. Все летит в пропасть!..
— А я хочу работать с вами, — заключил Чесноков свой страстный монолог.
— Да, брат, — с пониманием сказал Виктор Николаевич. — Трагедия... Быть подкаблучником по слабости мужицкой натуры — это одно, таких пруд пруди... А вот оказаться подкаблучником, так сказать, надстроечного порядка — духовным, интеллектуальным... Тем более большой любви нет! А потеряв себя, погибнешь как журналист.
Киреев угадал сущность жизненной цели Чеснокова.
В конце того же дня Виктор Николаевич сам вернулся к этому разговору:
— Был я у Макина. В общем, Валек, дела твои не так уж плохи. Пока решили оформить тебя на радио, на один завод, литрабом. Самой по себе ставки литраба у них нет, есть ставка станочника. В станочники берут лимитчиков, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Хату дадут, прописку временную. Работать, естественно, будешь у нас. Неужели у тебя не найдется однокурсника, который заменил бы тебя на том радио? А трудовую книжку его мы возьмем. Твоя пока в заводоуправлении полежит. Ну, естественно, ты тому парню с каждого гонорара... будешь отстегивать. А там... Там посмотрим. Главное — сейчас выкрутиться. Не найдешь человека — скажи, мы найдем.
Это была кабала. Но не ярмо под Нелькой. Это была афера чистой воды. Но коль все шито-крыто, зачем дергаться? Однако честолюбие Чеснокова получило от этой кабалы, аферы, унижения такие шенкеля, что он заработал как машина. Не спал ночами от переутомления — мозг пылал темами, образами. Решение было твердым: эту гадкую жизнь он все равно под себя подомнет.
С тех пор Валентин считал себя по гроб жизни обязанным Кирееву. Виктор Николаевич его спас. Это была их взаимная тайна, хотя о ее сохранении они никогда не договаривались, да и вообще никогда, до самой гибели Киреева, не вспоминали об этом. Нет, рабом Киреева Чесноков не стал. Но стал достойным коллегой, опорой, партнером. Хотя во многое, предпринимаемое Виктором Николаевичем, Валентин посвящен не был.
Лимитные годы прошли. У Чеснокова появилась двухкомнатная кооперативная квартира в центре. Никто уже не помогал, сам себе помог. Трудовая книжка легла наконец туда, куда ей и полагалось. У Валентина появились «Жигули», честно приобретенные: мать умерла, и он продал частный дом. Но так и не женился. Семья — это такие расходы!.. Так и исписаться недолго. А Чесноков свой дар берег, как хороший мастер — инструмент.
Кто-то ему недавно сказал, что Неля вышла замуж. Надо же, ведь ей уже под сорок... В эти воспоминания Чесноков ударился по пути к Лепшталю не случайно. Киреев его спас. Сейчас он обязан спасти Киреева. Это его святой долг.
IX
Жестом профессионального розыскника Чесноков вытащил из кармана и положил перед Лепшталем фотографию Быкова — нашлась в фотохронике ТАСС.
— Вы знакомы с этим человеком? — спросил жестко.
Лепшталь сжался.
— Сегодня мы будем говорить о вашем прошлом, связанном отношениями с Быковым, — строго предупредил Чесноков. — Насколько я понимаю, полковник милиции Быков, войдя в доверие к вам, привлек вас по делу о незаконном промысле вашего товарища, Валерия Волгина. Так?
— Да...
— Волгин осужден, вы на свободе. Как это понимать? Ведь вы тоже занимались незаконным промыслом?
— Позвольте, — всколыхнулся Лепшталь. — Что вы...
— Волгин в тюрьме, вы процветаете. Какую взятку потребовал с вас Быков, чтобы провести по делу только свидетелем?
У Лешпталя побелели губы.
— Да нет, господь с вами...
В эту минуту он забыл, что Волгин был осужден даже не столько за запрещенный промысел, сколько за грабеж с убийством, совершенный задолго до того, как записал первую магнитофонную ленту «на вынос».
— Я могу присягнуть, что никогда никаких предложений... Быков только предупредил меня, что я могу понести ответственность, — отрывисто оправдывался Лепшталь.
— А завуалированная взятка? — Строгий тон Чеснокова окрасился металлическими нотками.
— То есть?..
— Со слов одного из свидетелей, вы обычно брали со своих клиентов меньше, чем Волгин. Быков записывал музыку и у вас, и у Волгина, я могу сделать вывод: с Быкова вы брали гораздо меньше, чем с остальных.
— Подождите, все не так... — Лепшталь беспомощно покачал головой.
— Вы снизили цену, когда в круг ваших клиентов вошел полковник Быков, так?
— Да нет, тогда я брал по десятке, полковник Быков так и платил мне.
— Он и сейчас записывает у вас музыку?
— Нет. После его предупреждения я не занимаюсь...
— Когда вы давали показания против Волгина, Быков шантажировал вас, давил, стремясь получить против Волгина годную для обвинительного заключения фактуру?
— Что?.. Нет! Он только спрашивал, откуда у Волгина дорогостоящая аппаратура. И предупредил, что мое занятие является нарушением. Нельзя. И все.
— То есть он вам продемонстрировал, что ждет Волгина — а Волгина ждала тюрьма, — и отпустил вас в благодарность за компромат против Волгина.
У Ильи Семеновича голова шла кругом. Ему было физически плохо. Он не знал, как отвечать этому человеку.
— Так вот, ставлю вас в известность, что, привлекая вас... по делу Волгина, Быков нарушил... Мы вас вызовем, когда понадобится... — Лепшталь лишь покорно кивал.
—- Данные о взятке, полученной Быковым от вас, подтверждаются. По этому поводу вы также будете своевременно приглашены компетентными органами. — Лепшталь кивал, как заводной болванчик.
Выйдя на улицу, Чесноков решил заранее назначить еще одну встречу. С доктором Нечаевой...
Он вошел в ближайшую будку телефона-автомата.
— Ирина Платоновна? С вами говорит журналист Чесноков. Обозреватель журнала... Хотелось бы увидеться на предмет интервью. Как с чем связано? С тем, что руководство вашей поликлиники рекомендовало вас как интересную яркую личность. Назначьте место. «Космос» на Горького? Конечно, знаю. Так... Хорошо. Значит, до завтра, Ирина Платоновна.
X
Тофик Садыкович Калиев твердил одно: познакомились они с Виктором Николаевичем в Сочи в ресторане «Жемчуг», поддерживали дружеские отношения весь отпуск, ведь жили в одной гостинице — «Кавказ». На прощание обменялись адресами. Когда Калиев приезжал в Москву, то навещал Киреева. Вместе бывали в ресторанах, театрах. Знал жену Виктора Николаевича Ирину Владимировну, потом познакомился и с Лидией Сергеевной. С Преснецовым знаком, с Балакиным знаком, с шеф-поваром Глебом, фамилию забыл, тоже знаком. Сюда эти люди тоже приезжали, на рыбалку, на даче хорошая рыбалка. И икру можно сделать... Только самодельная долго не хранится, добавлял Калиев, хитро глядя на Быкова: мол, в спекуляции не заподозришь. Эту икру далеко не увезешь...
Полковника настораживало лишь одно — о смерти Киреева Калиев узнал только от Быкова. Если не притворяется, то этот факт говорит о том, что либо все «деловые» отношения с Киреевым и Преснецовым прекратились после «разгона» хладокомбинатского начальства, либо они вообще не касались хладокомбината — и Быков сейчас идет по тупиковому пути следствия.
— С Треуховым Киреев вас никогда не знакомил? — спросил Вячеслав Иванович.
— Это с каким еще Треуховым? — вскинул брови Калиев. — С этим бандитом, прорвавшимся к власти над торговлей? Я с преступниками не вожусь!
— Ну, положим, это сейчас Треухов известен, как преступник. А всего каких-то пять-шесть лет назад — вполне уважаемый человек, пожать руку которому многие считали для себя за большую честь.
— Я не подлипала! — с восточной гордостью отказался от знакомства с Треуховым Тофик Садыкович.
— Короче, с Треуховым вас не знакомили, — подытожил Быков. — Так и внесу в протокол... — Он внимательно посмотрел на Калиева. Думал, сейчас заерзает, ведь и у Треухова можно спросить... Но Калиев остался безмятежен.
