— Что здесь написано? — спросил Эрик.
Труд протянула нож Уллю, и тот прочел:
— «Муддур, сделано братьями Брисингами».
— Что это значит? — не понял Эрик.
— Муддур — это клинок, точнее, его имя. А изготовили его для тебя братья Брисинги.
— Это что же, тот самый клинок, над которым они трудились, когда мы были у них?
Труд кивнула.
— Тор очень рассердился, когда узнал, что мы у них побывали. Клинок должен бы быть для тебя сюрпризом.
— Вот как, — сказал Эрик. Он снова взял в руки кинжал и вынул его из ножен. Гладкая сталь блеснула в отсветах костра. Эрик потрогал лезвие. — Острое, — заметил он.
— Еще бы! — воскликнула Труд.
Эрик пошарил возле камина и поднял с пола несколько лучин для растопки. Выбрав одну из них, он осторожно попробовал перерезать ее — нож прошел сквозь дерево как сквозь масло. «Не может быть, наверное, палка попалась гнилая!» — решил мальчик.
— Попробуй-ка эту, — сказала Труд, подавая ему толстую дубовую колоду.
Не успел Эрик коснуться ножом поверхности дерева, как колода тут же развалилась надвое! Мальчик, не веря собственным глазам, недоуменно уставился на нож.
— Так что будь поосторожнее с пальцами, — смеясь, посоветовал Улль.
— Это вовсе ни к чему, — заметила Труд. — Чары Муддура таковы, что он никогда не может порезать своего хозяина.
— Ты так считаешь? — скептически хмыкнул Эрик.
— А ты сам попробуй!
Мальчик осторожно провел ножом по руке. Теперь лезвие казалось закругленным и тупым, и, чем сильнее Эрик нажимал Муддуром, тем сильнее он затуплялся. Им невозможно было даже поцарапаться.
— Ну-ка, попытайся уколоться!
Эрик ткнул острием ножа себе в руку. Поначалу он чувствовал острие, но чем сильнее давил, тем больше оно округлялось и притуплялось. В общем, с ним происходило то же, что и с лезвием. Мальчику не удалось даже уколоться.
Глаза Эрика засверкали.
— И что, можно быть уверенным, что нож всегда будет вести себя так же?
— спросил он.
— Да, но лишь тогда, когда он будет в твоих руках. Он сделан для тебя, и только для тебя. Однако у него есть еще и другие свойства. Чем старше и сильнее ты будешь становиться, тем тяжелее и длиннее будет делаться клинок. Кроме того, как я уже сказала, ты сможешь рассекать им все, что только захочешь.
— Не может быть, это невероятно! — воскликнул Эрик.
— Нет, может — так сказали сделавшие его мастера.
— О таком оружии можно лишь мечтать! — восхищенно вздохнул Эрик. — Он почти такой же, как тот меч, что Фрейр дал Скирниру.
— Он лучше, гораздо лучше и способен на большее, ибо в нем заключены куда большие чары. Братья Брисинги сказали, что если дела в Асгарде не пойдут на лад, то это будет последним из того, что они сделали. Они вложили в Муддур всю ту силу, которой обладали, поскольку от этого зависит также и их жизнь!
— Как так?
— Если Асгард погибнет, то и они погибнут вместе с ним. Это оружие будет служить тебе в твоем путешествии.
— Какая же еще сила заключена в нем, кроме той, о которой ты уже рассказала?
— Муддур может увеличиваться в размерах в зависимости от того, с каким врагом ты будешь иметь дело. «Чем серьезней противник, тем тверже и острее клинок», — сказали четверо братьев.
Эрик поочередно посмотрел в глаза Труд и Уллю. Неужели же ему и вправду придется использовать клинок? Во взгляде его промелькнул страх.
— Все будет в порядке, — успокоил его Улль. — Когда ты отправишься в путь, никто не будет знать, что у тебя есть такой клинок. Тем более никто не 6удет знать, на что он способен. О существовании его неизвестно в Ётунхейме, пока неизвестно…
Эрик почувствовал, что ладони его стали вдруг влажными, он тяжело вздохнул.
Улль поднялся и вышел из комнаты. Некоторое время спустя он вернулся, неся в руках какой-то пояс и пару луков.
— Я тоже хочу кое-что тебе подарить, — сказал он. — Этот пояс некогда принадлежал Бальдру. Серебряная пряжка принесет тебе удачу.
Как видишь, она сделана в форме волчьей головы. Луки тоже пригодятся. Скоро ты будешь стрелять так же метко, как и я, и сможешь позаботиться о том, чтобы добывать себе пропитание в Ётунхейме.
— А почему их два?
— Если один вдруг сломается и нет времени мастерить новый, полезно иметь другой про запас. А вот и стрелы к ним — это лучшие из всех, что у меня есть.
— Спасибо, — пробормотал Эрик, но весь его вид говорил о том, особой радости он вовсе не испытывал.
Глава 20
— Этот нож — знак того, что скоро уже тебе надо будет отправляться в путь, — сказал Улль.
Эрик посмотрел на Труд. Глаза девочки блестели. Разумеется, Эрику очень хотелось бы, чтобы она или Улль сопровождали его. Каково будет ему одному в этом странном, загадочном мире, а тем более в Ётунхейме, который представлялся мальчику своего рода преддверием ада, где может случиться все, что угодно? Как сможет он в одиночку противостоять страшным, отвратительным великанам со всеми их колдовскими чарами?
Улль прервал его размышления.
— Я успел полюбить тебя, — сказал он, — и буду очень скучать, когда ты уедешь.
Эрик промолчал. Он сидел, уронив руки на колени, И рассеянно поигрывал своим новым ножом. Что тут говорить? Он чувствовал на себе взгляды обоих собеседников. Взяв нож за ручку, он опустил его острием к полу и разжал пальцы, желая посмотреть, как он вонзится в половицу.
Тяжелый нож, свистнув, рассек воздух, с треском пробил дерево и скрылся в образовавшейся дыре.
— Эрик, Эрик! — Улль укоризненно покачал головой. — Я знаю, каково тебе сейчас. Ведь ты же не ас, не такой, как все мы. Ты — человек, со всеми присущими ему слабостями и недостатками, и я прекрасно понимаю, что ты боишься. Но пойми, мы здесь, в Асгарде, страшимся того же, чего боишься и ты, страшимся и боремся против этого. Скажи, ведь тебе не хотелось бы, чтобы настало такое время, когда все мечты и надежды угаснут, умрут под тяжким бременем всепоглощающего ужаса, бессмысленного насилия, бесцельного разрушения, вечной войны на истребление всего живого — то есть то время, которому имя Рагнарок?!
Эрик кивнул.
— Я знаю также, что может случиться с тобой во время путешествия по Ётунхейму, и, поверь, понимаю твой страх, — продолжал Улль. — Если Рагнарок все же наступит — хотя все мы надеемся, что этого не случится, — не спасется никто. Однако останутся мифы о нас. Хоть мы и сойдем в мрачное Царство мертвых, истории, саги о нас будут живы всегда. Так предначертано, что, несмотря на нашу гибель и лежащий в руинах Асгард, память о нас никогда не угаснет в сознании людей и будет передаваться из поколения в поколение. Знай же, Эрик: против всего этого и выходишь ты сегодня на бой! Сражаясь за нас, ты сражаешься и за себя!
Сильный раскат грома прервал его слова. Тьму за окном прорезали длинные прямые молнии. Хлынул дождь. Несколько мгновений спустя дверь с шумом распахнулась. На пороге стоял высокий рыжебородый старик. Эрик узнал в нем отца Труд.
— Где ты, Эрик — сын человека? — прогремел Тор, смахивая с лица дождевые капли.
Эрик поднялся на ноги.
— Я вижу, ты вырос за последнее время. Ну, как он, выдержит? — спросил Тор Улля.
Улль кивнул.
— Я сделал все, что было в моих силах, и надеюсь: он справится. Тор вновь перевел взгляд на Эрика.
— Ты уже опробовал нож?
— Да, — смущенно ответил мальчик, стараясь ногой прикрыть отверстие в полу.
— Впредь будь осторожней, когда выпускаешь его из рук! — нахмурился Тор. — Я тоже однажды лишился своего молота — это было весьма неприятно. Собственно говоря, это было ужасно. Чтобы его вернуть, мне даже пришлось пойти на страшное унижение — переодеться в женское платье. Жуткая история!
— при воспоминании о ней Тора даже всего передернуло. — Однако сейчас самое время выпить чего-нибудь — я промок до нитки.
— Да-да, конечно, скорей проходи к огню и обсушись, прежде чем продолжишь рассказ. — Улль прикрыл дверь, за которой вовсю бушевала непогода, и протянул Тору огромную чашу меда. Любой другой, выпив ее залпом, замертво рухнул бы на пол. Тор же лишь слегка крякнул, одним богатырским глотком осушив чашу.
— Спасибо, — пробормотал он, глядя, как Улль снова наполняет ее до краев. — Ты, можно сказать, вернул меня к жизни. — Он опять повернулся к Эрику. — Да, так вот я и говорю, — начал он, поглаживая себя по животу, — нехорошо лишаться своего оружия. Без него чувствуешь себя жалким и слабым. Как я уже сказал, однажды кто-то стащил у меня мой молот, Я пришел в ярость и, чтобы дать выход своему гневу, вышел на двор и принялся крушить огромные камни.
— Да уж, что было, то было, — вставила Труд.
— Хм, да… Прежде всего я накинулся на Локи, ибо был уверен, что это он взял молот. Но Локи поклялся, что он здесь ни при чем, и, чтобы доказать свою невиновность, взял у Фрейи ее соколиное оперение и отправился на поиски молота.
