Я просил многих офицеров дать мне объяснение, почему эти орудия так запоздали. Риск потерять две батареи вполне оправдывался, если бы они хоть на пять минут открыли огонь по переправлявшимся через р. Айхо японцам. Или если бы арьергард воспользовался своими орудиями для удержания японцев на известном расстоянии, пока Чиулиенченг занимался русскими, то этими батареями можно бы было пожертвовать со спокойной совестью. Но, как мы видели, эти батареи не произвели ни одного выстрела за данный промежуток времени, поэтому кажется странным, почему не были приняты меры для вывоза их совсем из сферы поражения. Наиболее основательным объяснением я считаю то, что хотя русские и предполагали совместное действие артиллерии и арьергарда, но не были в состоянии до последней минуты подвезти ее к позиции вследствие плохих дорог и большой потери в лошадях. Большие повозки, походные кухни и тому подобные помехи делали дороги к фронту позиции еще более непроходимыми. Передовые части 12-й дивизии своим близким присутствием у Хаматона угрожали единственному пути отступления. Подошло время, когда начальнику русского арьергарда предстояло принять одно из двух решений: или отступить, предоставив своей судьбе орудия, или же потерять и отряд и орудия. Он решился попытаться отступить со своей пехотой, и вскоре после 2 ч. дня началось очищение холма в 3000 ярдов к западу от Чиулиенченга. Как только это движение было замечено, Куроки отдал приказание всей армии начать наступление и преследовать…
Первыми вошли в соприкосновение с противником 2-й и 3-й батальоны 4-го гвардейского и 1-й батальон 30-го полка. Это было около 2 ч. 45 мин. дня, и одновременно с этим стали появляться на сцену передовые части 12-й дивизии. Вначале, и довольно продолжительное время, единственным представителем 12-й дивизии была столь знаменитая впоследствии в Первой армии 5-я рота 24-го полка. Если бы 12-я дивизия совершала свой обход левого фланга русских по дуге обыкновенным способом, то этой роте, находившейся на крайнем левом фланге левого батальона всей линии, пришлось бы занять последней из всех частей позицию, отрезавшую русских от их пути отступления. Но, как уже объяснено ранее, дивизия благодаря обстановке на ее участке наступления была вынуждена зайти несколько левым плечом и продвинуться на некоторое расстояние к северу. Когда отдано было приказание о преследовании, левый фланг всей линии оказался как раз на высоте Хаматона и к востоку от него, а крайняя левая рота несколько впереди прочих, чем она и воспользовалась в общем стремлении достигнуть Хаматона.
Для русских было крайне необходимо и важно отбросить эту роту. Действительно, она непосредственно угрожала их пути отступления, занимая командное положение на расстоянии короткого выстрела по отношению к дороге, по которой уже отступала русская артиллерия. Кроме того, рота эта была ближе к Хаматону, чем сами отступавшие войска. Соответственно этому главные силы русского арьергарда приняли меры, чтобы отбросить 5-ю роту и задержать противника, непосредственно угрожавшего тылу.
В 3 ч. дня появился генерал Ватанабэ с 1-м батальоном 4-го гвардейского полка и принял на себя командование отрядом. Несколько минут ранее 4 ч. дня он приказал 30-му полку энергично атаковать фронт противника, а 10-й роте и 4-му гвардейскому полку обойти русский правый фланг. Этот обход увенчался успехом, и русский правый фланг отступил через узкую долину. С мучительным трудом вскарабкались русские на длинный, обнаженный и острый как бритва хребет возвышенности, где и заняли позицию. Я употребил выражение с мучительным трудом обдуманно, потому что я сам взбирался на этот холм, причем мне, ничем не стесняемому, пришлось ползти на руках и коленях по 45-градусному скату, усеянному к тому же отдельными кремнями и осколками скал, дававшими ноге плохой упор.
Теперь было уже слишком поздно, чтобы спасти русскую артиллерию. Русская же пехота могла еще благополучно отступить, если бы этому не помешало героическое самопожертвование 5-й роты 24-го японского полка.
Превосходящие силы русских находились против ее левого фланга и были от него на расстоянии 300 ярдов, а немного севернее дороги они были даже в 200 ярдах. Капитан, командир роты, был вскоре убит, а за ним той же участи подвергся его субалтерн. Половина роты перебита и переранена, патроны были на исходе. Несмотря на все это, рота стойко держалась и отбивала русских. К 4 ч. 30 мин. дня обстановка складывалась таким образом: русский левый фланг и центр оставались еще на своих прежних позициях. Небольшой отряд отделился от крайнего левого фланга и повел атаку на левый фланг 5-й роты 24-го полка. Русский правый фланг был отброшен назад к вершине длинного, острого как бритва холма. 10-я и 12-я японские роты могли стрелять через узкую долину в тыл русского левого фланга. Русские выдерживали этот огонь только несколько минут. Под этим огнем, а также давлением с фронта они отступили со всей линии вдоль восточного холма и спустились в долину между этим холмом и другим, похожим на бритву. Атаковавшие японцы немедленно же овладели хребтом возвышенности, очищенной русскими. Как раз в это время, т. е. к 4 ч. 40 мин. дня, остальная часть 24-го полка, часть горных орудий и людей 12-й дивизии появились на поле сражения, чтобы поддержать 5-ю роту. Это было очень кстати. Они подоспели как раз вовремя, чтобы отбросить 300 русских, двинувшихся уже в штыки на поколебленные остатки 5-й роты.
Редко в современные войны войска находятся в таком крайне безнадежном положении, как эти несчастные русские к 4 ч. 45 мин. дня. Даже пользуясь превосходной картой генерала Ватанабэ, не побывав лично на местности, трудно создать себе ясное представление об этой беспомощности. Западный холм, или холм-бритва, как я уже упоминал, был крайне крут, со скатами под углом в 45°. Он не имел абсолютно никаких закрытий и возвышался на 450 футов над долиной, через которую пролегала дорога. Долина эта представляла собой абсолютную плоскость, где даже мыши трудно спрятаться. Восточный холм, с которого русских только что сбросили, был в 550 футов высотой и также очень крут. Закрытий на нем тоже не было. Потрясенные, но неустрашимые остатки 5-й роты 24-го полка все еще преграждали выход из ловушки и каждое мгновение получали подкрепление орудиями и пехотой от 12-й дивизии. Раз русские были уже сброшены в эту западню, казалось, что с ними уже покончено, и генерал Ватанабэ со штабом думал, что бой уже кончился.
В самом широком месте долина достигала только 800 ярдов. Орудия, повозки и пехота, наполнявшие долину, были в самом беспомощном смятении, и японцы занимали по отношению к ним такое же командное положение, какое занимает в театре галерея над партером. Однако, несмотря на все это, вечная слава русским: они отказывались сдаться, и в то время, когда некоторые из них старались вырыть себе закрытия, другие пытались уйти через северную вершину холма-бритвы. Эти последние были все перебиты. Японский офицер говорил мне, что ему противно было смотреть на избиение этих несчастных. Они могли только очень-очень медленно подниматься вверх по крутому скату, а их поражали из сотен ружей с вершины высокого холма, что к востоку от дороги. Каждому охотнику противно стрелять по дичи при таких условиях, а по отношению к своим ближним нет другого выбора, как или брать в плен, или же убивать… Русские орудия стреляли по всем направлениям и храбро поддерживали огонь, но выстрелы их становились все реже и реже по мере того, как прислуга ложилась у орудий. Ружейный огонь тоже стихал понемногу, но так как русские продолжали окапываться, то нужно было с ними покончить. Поэтому генерал Ватанабэ приказал 10-й роте 4-го гвардейского полка пойти в штыки. В это время взвился белый флаг.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
