Так, в конструкторских бюро, на стройках, между Москвой и Уралом, где возводились новые объекты, проходили недели, месяцы. Вместе с Аней в долгие командировки отправлялась и младшая сестренка – с ней жила, занималась в школе.
В начале 1944 года, после полного освобождения города от блокады, ленинградцы стали возвращаться домой. Аня вернулась в марте. Началась новая страница ее трудовой биографии, теперь уже сотрудницы «Ленпромстройпроекта». Город поднимался из руин. После рабочего дня начиналась вторая смена – разбирали завалы разрушенных домов. А их были тысячи! Работали на разборке завалов по улице Марата: отбирали все, пригодное для дела, в первую очередь кирпичи. Передавали по цепочке, из рук в руки, сортировали, укладывали в штабеля. В специальном журнале велся учет отработанных часов.
В 1945-м, сразу после освобождения Прибалтики, группу проектировщиков из 20 человек направили в Таллин – намечалось большое строительство, связанное с базированием кораблей Балтфлота. Там, в клубе моряков, Аня и встретила свою судьбу – познакомилась с молодым офицером Сухаревым. Удивлялись совпадению: одногодки, родились в декабре, ее именины приходились на его день рождения.
9 мая 1945 года на главной площади Таллина состоялся торжественный парад частей армии и флота. Площадь утопала в сирени; крестьяне из окрестных деревень, хуторов приехали нарядно одетые, с семьями, их повозки с букетами сирени заполнили все узкие улочки и переулки. Охапки сирени падали к ногам марширующих моряков и пехотинцев. 24 июля в Пирите состоялась их свадьба – ее светло-желтое платье с голубым воротничком как нельзя лучше смотрелось рядом с его новеньким мундиром и капитан-лейтенантскими погонами…
Несмотря на частые переезды, связанные со службой мужа, Анна Ивановна не оставляла работу, растила детей. Добрые, отзывчивые, они заметно выделялись среди сверстников. (Пример мамы – женщины глубоко верующей, нераздражительной, ласковой, видевшей в жизни и в людях только хорошее, – поддерживал Анну Ивановну в трудные минуты.) Сын, Юрий Николаевич, стал ученым, философом; дочь, Нина Николаевна, – кандидат педагогических наук. Получили образование внуки, в Париже учится правнучка Сашенька…
В 2005 году в кругу родных и друзей Анна Ивановна и Николай Устинович отмечали свою «бриллиантовую» свадьбу. Вместе 60 лет! Такая долгая, уходящая год за годом, вглубь времени, жизнь. До тех лет, когда они, еще не зная друг друга, сквозь голод, холод, тяжкие испытания, вместе со своим народом приближали Победу. Весну Победы, навсегда соединившую их.
ВСЕ 900 ДНЕЙ
Все было продумано с немецкой точностью: самолеты с ревом проносились, волна за волной, над беззащитными крышами жилых домов и сбрасывали не просто бомбы, а связки «зажигалок». В воздухе устройство срабатывало, «зажигалки» разлетались веером, пробивая во многих местах кровельную жесть. По замыслу стратегов «огненной войны», уже прокатившейся по городам Европы, после таких налетов внизу должно бушевать море огня. Старые петербургские дома с высушенными за многие десятилетия стропилами, балками, обрешеткой – сущий порох! – должны были воспламеняться сверху, с чердаков, и выгорать дотла, квартал за кварталом…
Но сжечь город осенью 1941 года захватчикам не удалось. Ленинградцы – в основном женщины, девушки, дети, подростки, старики, от мала до велика (мужчины бились на передовой) – спасли от огня свой общий дом. Родовое гнездо семьи Горшковых – дом № 18 по улице Егорова. Большая семья (семеро детей), осиротевшая в 1933 году после преждевременной смерти Фёдора Николаевича, только-только становилась на ноги. Работа, учеба, первые самостоятельные шаги во взрослой жизни… Летом 1941 года братья Борис и Николай надели гимнастерки и не снимали их до конца войны. Сестра Аня получила назначение в батальон аэродромного обслуживания в пригороде Ленинграда, Людмила эвакуировалась на Восток вместе с Кировским заводом, Клава и Оля эвакуировались из блокадного кольца позже. А Женя с мамой, Таисией Фёдоровной, оставались всю блокаду хранителями семейного очага.
Ночь на 22 июня Женя провела вместе с одноклассниками, выпускниками других ленинградских школ на проспектах, набережных родного города. Утром, возбужденная, веселая, спать не легла. По радио до обеда передавали классическую музыку…
Квартира Горшковых находилась на первом этаже, рядом с домовым комитетом – жилконторой, – и здесь уже во второй половине дня стали готовить дома к предстоящим испытаниям. И военные, и гражданские понимали, чтó может случиться, если здесь, в районе плотной застройки, во время бомбежки пойдет гулять по чердакам огонь, перебрасываясь от здания к зданию. Стропила, балки, обрешетка – все сухое, легко воспламеняющееся… Да еще десятки, сотни чердачных чуланчиков, где жильцы сушили белье, хранили про запас всякое старье. Приводить в порядок чердаки начали именно с этих чуланов – разбирали, выносили во двор доски, старый хлам. Приладив лебедку, поднимали наверх в ведрах песок – засыпали потолки, предусмотрительно оставляя кое-где кучи. В эти-то кучи и совали потом, зажав в щипцах, брызжущие искрами «зажигалки». Наполняли водой железные бочки, белили известкой балки, стояки. А сигналы воздушной тревоги завывали все продолжительнее, все чаще. Немецкие самолеты пытались прорваться к городу в первые дни войны – их отгоняли, хотя тревогу объявляли всякий раз.
К массированным налетам в начале сентября город был подготовлен основательно. Комиссия из представителей райисполкомов, МПВО, противопожарной охраны обходила дом за домом, квартал за кварталом. На чердаках, крышах постоянно дежурили специальные группы – в основном женщины да такие, как Женя Горшкова, девчушки. Их сверстники-ребята были уже где-то в окопах. В дивизии народного ополчения записывались старшеклассники, студенты, пожилые ленинградцы.
С первыми бомбежками кончилась для Жени мирная жизнь. Кто-то уезжал в эвакуацию, но многие семьи оставались… Что ожидало их там, в снегах первой военной зимы?
В город вползал голод
К бомбежкам привыкнуть невозможно. Вой самолетов, взрывы – дальние и близкие, – грохот, треск… Подкашиваются ноги, захлестывает страх, и как будто кто-то другой вместо тебя хватает щипцы, зажимает в клубке искр сверкающую «чушку», сует в кучу песка. Песок шевелится, кипит – теперь можно наполовину погашенную «зажигалку» окунуть в бочку с водой. Первый налет, второй, третий… Если действовать быстро, расторопно, огонь не успевает набрать силу – не зря убирали с чердаков все лишнее, старательно белили известкой древесную сушнину.
Сжечь город врагу не удалось. Опасность надвигалась с другой стороны. В Ленинград вползал голод. Еще не было истощенных, обессиленных людей, в каждой семье держали небольшие припасы, но пустые магазинные полки не сулили ничего хорошего. Женя, как и другие ленинградцы, уже в начале сентября почувствовала: еды не хватает. Таисия Фёдоровна, глава большой семьи, всегда держала про запас и крупу, и банку-другую топленого масла, и варенье. Но когда в семье четверо едоков, все это быстро исчезало. Сестра Оля ездила в пригород, где еще можно было собрать листьев капусты, мелкой морковки; все это сразу уходило на стол. Дошел черед и до сухих корочек. Хлеба в их большой семье брали всегда много, куски Таисия Фёдоровна не выбрасывала, сушила – так и набрался мешок. Обычно эти сухари отдавали молочнице – на подкормку корове. Как-то в сентябре, когда фронт придвинулся к пригородам, молочница снова появилась у них, предлагая привести на постой корову… Жили Горшковы на первом этаже, возле черной лестницы был чуланчик. Только чем бы кормили они буренку здесь, в центре города? Больше женщина не появлялась – тысячи и тысячи людских судеб ураган войны уносил навсегда в безвестность…
Тянулись недели – день за днем, заполненные с утра до ночи неотложными делами. Ночью – дежурства. Редкая ночь обходилась без воздушной тревоги. Услышав по радио сигнал, Женя забегала на минуту в жилконтору, находившуюся от их квартиры в двух шагах, отмечалась и бежала наверх. Вместе с девушками из их группы, ребятами-ремесленниками выбиралась с чердака на крышу, и здесь, на высоте шестого этажа, прыгали через расщелину, чтобы попасть на крышу соседнего дома. В их группе было 5–6 человек, и старший – тоже сверстник. Позже из таких групп самообороны формировались пожарные батальоны, несшие всю блокаду нелегкую службу.
8 сентября (именно в тот самый день началась блокада) Женя пошла в фельдшерскую школу, организованную при больнице им. 25 Октября. В группе было десятка полтора девушек. Учились и одновременно дежурили в госпиталях, помогали медперсоналу – натиск врага нарастал, кровопролитные бои не стихали ни днем, ни ночью, раненых поступало все больше…
Ранние холода обещали суровую зиму. Дровами семья Горшковых запасалась на разбитых Бадаевских складах. Понемногу жгли мебель. Голод свирепствовал в полную силу. Иногда удавалось добыть немного жмыха, экономно тратили запасы столярного клея, который когда-то использовал в работе старший брат.
