Талант Публио явил себя в полной красе: по всем бумагам, составляемым его светлостью для казначейства и канцлера, выходило, что Полуночный Тауран — самая нищая и несчастная область Аквилонии, ужасно пострадавшая от пиктских набегов. Публио с ходу изобрел с десяток новых способов воровства и теперь больше половины собранных налогов оставались в городе и казне герцогства, в Тарантию же отправлялись полупустые сундуки. Подкопаться было невозможно: даже присланные в прошлом году чиновники казначейства, обязанные проверить деятельность танасульской управы, только руками разводили, воочию узрев бедственное положение провинции — специально ради них Латерана устроила целый спектакль — умирающие от голода кметы, разваливающиеся замки дворян, сожженные пиктами деревни… Словом, кошмар.
Казначейские чины, что характерно, поверили…
Как я выяснил, общая схема узаконенного казнокрадства была проста до гениальности. Камбон привел мне несколько примеров того, как деньги высасывались из казны, а я лишь посмеивался, расширяя познания в науке чиновничьей хитрости.
Допустим, в одном из фортов на реке Ширка случился пожар — сгорело два дома. Сие прискорбное происшествие в бумагах немедленно превращается из пьяного недосмотра стражника, уронившего факел в солому, в нападение злокозненных пиктов, а из казны запрашиваются средства на полное восстановление форта, якобы выгоревшего дотла. В стражу и отряды ополчения записывают всех мужчин, от младенцев до глубоких старцев и требуют для них жалование. С кметами, живущими на землях мелких феодалов, история прямо противоположная — налоги взимаются не с каждого человека, но с двора добропорядочного виллана. А на одном дворе частенько обитает по несколько семей: женатые сыновья хозяина, наемные рабочие и так далее… Разница, понятно, уходит в карманы Публио и компании.
Прекрасный корабельный лес, сплавляемый по Ширке на Полдень, в Зингару и Аргос, проводится через бумаги таможни как «гнилой», однако на Побережье продается втридорога. Пошлины, ясен пень, взимаются от стоимости гнили. Количество пахотных земель за последнее время почему-то сократилось, а вот болот значительно прибавилось. На собранные деньги покупаются векселя торговых домов Офира (особенно тех, что содержат золотые копи), спустя несколько седмиц вновь продаются — когда цена вырастет. Тауранские торговые суда теперь ходят по рекам под вымпелами городов-государств Шема, а налоги с иноземных торговцев меньше, чем с аквилонцев. И заметьте, все законно или имеет видимость законности!
Выходит, что при полной поддержке тайной службы и герцога Аркона Публио за два с лишним года заработал для Танасула больше денег, чем можно себе вообразить. Часть золота заговорщики оставляли себе (за труды, так сказать. Кроме того, бескорыстность быстро надоедает), остальное возвращалось в казну города. Чиновникам, военным и страже вовремя платили содержание, цены оставались вполне приемлемыми, купцов не обирали до нитки. Вечно это положение сохраняться, разумеется, не могло однажды шайку казнокрадов обязательно выведут на чистую воду! — но произойдет это еще не скоро. В целом, заставить Камбона и его дружков прекратить нагло грабить сокровища короля, может только прекращение не менее наглого грабежа со стороны этого самого короля. Достаточно снизить налоги до пределов, установленных государем Вилером, а сборы с купцов вообще отменить на годик-другой — тогда надобность в столь замысловатых авантюрах отпадет сама собой.
Бесспорно, очень многие в городе знали или догадывались, что происходит с налогами и пошлинами, но, объединенные круговой порукой, молчали. Каждому было понятно, что не окажись во главе коллегиума Латераны благоразумных месьоров, способным позаботиться не только о себе, но и о других, дела в герцогстве шли бы гораздо хуже.
Я немедленно сделал вывод, что переворот против Нумедидеса Танасул поддержит безоговорочно — те, кто живет хорошо, всегда жаждут жить еще лучше.
Как хорош Публио! Взяться за аферу, за десять лиг попахивающую эшафотом, лишь ради высокого искусства и удовлетворения своих амбиций выдающегося чиновника?… Достойно уважения! Тем более, что Камбон держит старика буквально в черном теле — да, его поселили в лучшем особняке, создали все условия, кормят-поят, но из всего уведенного из рук короля и канцлера золота Публио получает что-то около одной сотой доли. Это по мнению Камбона.
Я, наоборот, уверен, что Публио втихомолку подворовывает и у своих нанимателей из танасульского коллегиума…
Уверен, хоть на куски меня режьте!
* * *
Камбон проводил меня вплоть до поворота тракта на Тарантию. Лошади двигались шагом, голова в голову, солнце ощутимо пригревало, окружавшие город перелески были покрыты едва заметным зеленым пухом распускающихся листьев. Я уезжал в столицу, чтобы как можно быстрее приняться за разрешение насущных трудностей — барону Гленнору сейчас необходима самая активная помощь.
— … Публио боится и я его отлично понимаю, — говорил мне Камбон, щурясь от бьющих в глаза солнечных лучей. — Представь, что может подумать уже переживший опалу и чудом избежавший плахи человек, когда ему предлагают…Такое.
— Какое — «такое»? — я лишь пожал плечами. — Дело-то, в сущности, житейское. Один раз в жизни можно поставить на кон все, чем владеешь, а Публио пока владеет только своей головой и несколькими тысячами кесариев, которые вы позволили ему заработать. Теперь представь: тебе возвращают все поместья и земли, отменяют решение Высокого Суда и прилюдно объявляют, что герцог Публио Форсеза был обвинен несправедливо, по наветам завистников… Добавим к возвращению честного имени пост канцлера королевства и возможность применить свои таланты не в захолустном герцогстве, а на поприще управления огромной страной!
— Огребете вы с ним неприятностей, — усмехнулся Камбон. — К рукам Публио золото липнет так, будто они смолой намазаны. Он не может не воровать. Родился таким.
— Плевать! Если Публио вытащит казну из трясины, в которую нас загнали Нумедидес и его управители, то мы закроем глаза на некоторые его слабости. Запомнил, что нужно делать?
— Как только из Тарантии приходит гонец с пергаментом, в котором указана нужная дата, ты сажаешь Публио в карету и под охраной отправляешь в столицу.
— Он ведь не согласился!
— Его согласия никто и спрашивать не будет! После всего, что я увидел в Танасуле, Публио будет назначен канцлером вне зависимости от его желаний.
— Не хочется расставаться со стариком, — Камбон тяжко вздохнул. — Ведь истинный гений, ты бы видел, как он с бумагами работает… Кстати, могу я надеяться, что барон Гленнор не станет излишне сердиться на наше вопиющее самоуправство с казенным золотом? Мы же хотели как лучше!
