— Как он вообще нас заметил? — пробормотал Гевин.
А я ощутила невероятную силу, заключённую в теле садовника. Как будто лишённый голоса и зрения, тот не мог выпустить её на свободу. Зато цветы и деревья вокруг Тиля питались этой силой…
— Ксения…
Я аккуратно вытянула руку из цепкой хватки садовника и глянула на Гевина. Он выглядел так, будто увидел живого единорога в полной сбруе. Хотя, как знать, не водятся ли здесь единороги? Может, они в конюшне сено жуют…
— Что? — спросила я.
— В Тиле течёт королевская кровь, чтобы ты знала. Он бастард. Бывшая игрушка. Если бы он говорил, мог бы обращаться к моему отцу «Король», а не «Ваше Величество».
— И?
— И он не обязан преклонять колено даже передо мной.
— И? — с нажимом спросила снова.
— И, курочка моя, мне трудно предположить, чтобы Тиль проникся к тебе таким уважением, что забыл о своей крови…
— Он, по крайней мере, ведёт себя, как настоящий мужчина, — фыркнула я, пытаясь разрядить ситуацию. Но стало не по себе. Глянула на Тиля. А он вдруг открыл глаза. Страшные глаза слепого — белые бельма. И в них искрилась радуга — великолепные разноцветные лилии.
Мой страх будто рукой сняло. Я улыбнулась. Прекрасно поняла его, даже без слов. Он благодарил за мою импровизацию, за незнакомые цветы, за то, что я дала им жизнь.
— Пойдём, — Гевин схватил меня за локоть. — Молитвенный час закончился. Тебе надо вернуться в башню.
— Да, конечно, ведь ко мне на ужин, возможно, придёт твой братец, — ядовитым голосом ответила я, отвернувшись от садовника и направившись к потайной двери.
— Который? — встрепенулся принц, догоняя меня. — Андро? Нет, нет… Арман, разумеется. Он уже положил на тебя глаз!
— И не только глаз, — подлила я масла в огонь. Дразнить Гевина доставляло удовольствие. Просто так.
— Курочка, ты не обязана, слышишь!
— Не обязана — что именно?
Мы поднимались по сырой лестнице, я впереди, Гевин сзади, и я не видела его лица, но представляла, какие эмоции на нём написаны. Беспокойство, ага, и ревность. Он ревнует, мама дорогая!
Ревнует.
С чего бы это, а?
— Ты не обязана выходить замуж за Армана, — упрямо пробубнил Гевин. — Они будут давить на тебя, но ты не обязана! Я не позволю им…
— Не позволишь — что?
Остановившись, я обернулась на него, глянула сверху вниз, поймала взгляд серых глаз, которые смотрели пылко и цепко. Гевин поднялся на одну ступеньку со мной, обнял за талию рукой и привлёк к себе:
— Не позволю им убить тебя!
И поцеловал.
Глава 14. Время визитов, часть третья
Я не успела отпрянуть, не успела среагировать.
И, наверное, очень хорошо. Потому что губы Гевина оказались мягкими и нежными. От принца пахло каким-то древесным ароматом, а ещё кофе и сладким кремом. Сладкоежка, краем сознания улыбнулась я. Трогательный сладкоежка…
Нет, Ксюха, стоп!
Он насилует служанок на нижних этажах!
Он не прекрасный принц из сказки, а наглый мачо, иногда прикидывающийся клоуном!
Но как не хотелось отрываться от его губ…
Однако я сделала это — огромным усилием воли.
Приняла возмущённый вид и спросила:
— Соскучился по сковородке?
— Ты была не против, — усмехнулся Гевин, вытирая рот непередаваемо сексуальным жестом. Подавив желание самой наброситься на него с поцелуем, я фыркнула, задрав нос:
— Много ты знаешь!
— Не я, а мой аватар.
Я только головой покачала, возобновив восхождение по лестнице. Не хочу. Не желаю всех этих штучек с магией, внутренним зверем и истинной парой! Хочу нормальных отношений с сомнениями, кокетством, завлекающими взглядами и верой в трепетный искренний поцелуй.
Но фиг получу.
Потому что тут такие законы.
Прежде чем войти в свою тюрьму, я оглянулась на Гевина и сказала:
— Ну, ты заходи, если что.
Разумеется, он не понял, но мне хотя бы стало легче, когда я увидела его большие от удивления глаза.
Пройдя сквозь стену, как заправский призрак, я огляделась. Никого. Слава богу, меня не спалили. Вот и ладушки. Ухватив кусочек мяса с почти пустой тарелки, я плюхнулась на кровать, растянувшись во весь рост. Еда — это хорошо. Но сон… Сон в стопицот раз лучше! Посплю немного, подумаю обо всём, что произошло…
Пять дней! Пять дней, Карл! Я тут меньше недели, а случилось столько, сколько не случалось в моей прошлой жизни за месяц. И ведь события всё какие-то суровые, нерадостные… Схватили, привезли, принудили. А теперь давят. И ладно бы считали богиней. Нет же, считают выгодным товаром и таким же выгодным вложением времени и усилий.
Мои глаза закрылись сами собой.
Я уснула.
И почти сразу же подхватилась: мне показалось, что в дверь постучали. Замерла, прислушавшись, а потом снова опустилась на подушку. Но стук повторился, и я со вздохом встала, потянулась от души и выдохнула:
— Войдите.
Дверь открылась, и началось нашествие.
Я даже удивилась сначала. Череда молчаливых служанок принесла кресло, стол побольше, треножник, картину на треножник, высокие подсвечники, свечи, ковёр, подушки на кресла, а потом я перестала следить за ними. Потому что меня саму взяли в оборот.
Две камеристки в строгих белых передниках и таких же накрахмаленных чепцах притащили ворох одежды и принялись вертеть меня во все стороны, пользуясь моим сонным состоянием. Раздели, обтёрли салфетками, смоченными в лавандовом растворе, несмотря на мои протесты и «я сама!», потом затянули на мне тугой корсет и нарядили в панталончики с кружевами — в подобных щеголяла когда-то прабабушка…
Одна из девушек помогла мне влезть в роскошное платье с широкими юбками и неглубоким, но кокетливым декольте, и начала подгонять его по фигуре, вооружившись ниткой и иголкой. Вторая камеристка взгромоздилась на табуреточку и занялась причёской.
Подавив естественное чувство бешенства, я смирилась.
Принц Арман не собирался ужинать с оборванкой, одетой в старое платье королевы, предназначенное для садовых работ. Он решил нарядить куколку, чтобы не потерять аппетит.
Бесит!
Но чёрт с ним.
Главное, чтобы не казнили.
Наконец, настал момент, когда камеристка закончила дёргать и телепать мои волосы, слезла с табуреточки и обогнула меня, сцепив ручки на переднике, любуясь сотворённым. Вторая откусила последнюю нитку и присоединилась к коллеге. Несколько секунд они обе цокали языками, наклоняя головы то в одну сторону, то в другую, а потом синхронно протянули, как близнецы:
— Красота-а-а!
— Дайте, что ли, зеркало посмотреться, — раздражённым голосом попросила я.
— Э-э-э! — бросила девушка. — В зеркало даже Её Величество глядится раз в году по большим праздникам!
— Зеркало бесов тешит, — осуждающим тоном сказала её подружка. — Хороши вы, славная госпожа, хороши, мочи нет!
— Не оторваться, — поддакнула первая.
— Для его высочества герцога Армана постараться не в тягость!
— А даже в радость!
— Стоп, — прервала я подпевал. — Вот это вот всё — моё? Или после ужина отберёте?
— Вашего-нашего, славная госпожа, тут ничегошеньки нет, — фыркнула первая.
— Всё короне принадлежит, всё Их Величествам.
— Вот выйдете замуж за принца Армана — может, вам и подарят этот наряд…
Пф-ф-ф! Больно надо! Я, если выйду замуж, поменяю тут все порядки нафиг! И сама себе наряд закажу — какой захочу, а не эти пошлые розочки и кружавчики!
— Вы закончили? — спросила у камеристок. Те степенно кивнули и принялись собирать свои манатки. — Ну и идите с миром, — пробормотала, садясь в кресло.
— Не туда! — вскрикнула одна из них.
Я вскочила с перепугу.
— Сейчас вам принесут пяльцы, — с неудовольствием продолжила девушка. — Его высочество подобает встретить за рукоделием.
Я закатила глаза. Божечки-кошечки, тут есть какая-нибудь область жизни, не обнесённая частоколом из правил и директив? То нельзя, это нельзя, а надо так и вот так! Шаг влево, шаг вправо приравнивается к побегу, прыжок на месте — к попытке взлететь… Как же мне было хорошо на кухне! Поработала, поела, поспала, похихикала с товарками, и никаких тебе этикетов.
