— Воргены… Мы можем усмирить… их звериное начало…
Взамен на признание, Сильвана освободила их, как и обещала пленнику — освобожденных из пыточной Подгорода друидов перевели в башню среди руин Лордаерона, замурованную сверху донизу. Она выполнила обещание, правда? И она не собиралась убивать их, о чем и сказала третьему эльфу. Умолчала только о том, что за нее это сделают те самые воргены.
Тогда же Рэндал Сварт перестал глядеть ей в глаза, а затем исчез на несколько дней. Она решила — сбежал, но он вернулся и своими словами подписал себе смертный приговор.
— Я был в Оргриммаре, моя госпожа. Представитель Вождя ждет вашей аудиенции. Тралл хочет знать о судьбе ночных эльфов.
Верный слуга готовый отдать свою жизнь, чтобы остановить ее. Не вышло.
— Помоги мне, Сильвана. Помоги…
Ей не доводилось видеть Роммата таким. Верховный магистр появился в ее кабинете глубокой ночью, взъерошенный, ошалевший.
— Я рассказывал тебе про эльфийку крови, — шептал Роммат, заламывая руки. — Парни из Южнобережья убили ее. Сегодня Альянс оправдал их. Люди не стали слушать эльфов крови. Она была так молода… Она была меткой лучницей и хотела стать одним из Следопытов, совсем как ты… После суда я дождался ночи. Я следил за ними, хотел припугнуть, чтобы мерзавцы сознались… Но я… Я не рассчитал свои силы. Магия привлекла стражу Южнобережья. Меня пытались удержать, остановить… Что такое жители рыбацкого городка в сравнении с моими силами? Я убил их всех. Каждого в этом городе, кто встал на защиту убийц. Сильвана, помоги мне…
В тот вечер Сильвана смотрела на него с превосходством. В отличие от Роммата, убийства давно не волновали ее. Но почему же она согласилась?
Лишь трех валь’кир она успела призвать на Арене после расправы над друидами, а после земные толчки прекратили существование Зеркала Мертвых Душ — стихия превратила древний, внушающий ужас артефакт в никчемные осколки. Наверное, Сильване не следовало брать зеркало с собой на Арену в погоне за зрелищностью.
С тех пор валь’киры неотступно следовали за своей госпожой, и пока Роммат причитал, Сильвана задумчиво глядела на призрачных служительниц смерти. А потом сделала соответствующие распоряжения, и колесо истории, ржавое от пролитой крови, натужно, со скрипом пришло в движение.
Когда-то в темноте склепа последнего из Троллебоев, Сильвана сказала Роммату:
— Я не могу объявить войну Альянсу.
Может. Теперь она знала, что может. Это она объявила ее — когда ночь вспыхнула изумрудной смертью.
Никто из алхимиков и лучников не знал, что в миг, когда катапульты швырнули чуму, город у моря был уже мертв. Что магия Верховного Магистра погубила их, а не бомбы и не валькиры. Сильвану поразило, что Отрекшиеся, не задавая вопросов, согласились уничтожить целый город. Таким был приказ, но все же… Рэндал Сварт не смог бы. Сварт не позволил бы. Правда, к тому времени он был бы мертв, если бы не сбежал в Серебряный Рассвет.
Валь’киры парили над изумрудным туманом, и тела поднимались, выходили из домов, покидали родной город, и шагали навстречу новой королеве. Десятки новых Отрекшихся. Сложив руки на груди, в первых лучах бледного рассвета они присягнули на верность Подгороду. Южнобережье исчезло с карт Азерота. Альянс объявил войну Орде. Новый Вождь Гаррош тоже не вмешался и не остановил. Он не стал разбираться с пленными эльфами и пропавшим без вести послом, когда Тралл выбрал путь шамана и покинул Оргриммар.
А ведь не впервые она спасала жизнь Роммату, думала Сильвана. Не впервые…
— Беги! — крикнула она Роммату и взвела лук. — Я прикрою!
Он побежал, не оглядываясь, и тут же исчез из виду, в пыли, поднятой рухнувшими стенами Луносвета. На вершине этих стен, накануне ночью, под светом двух лун Азерота Роммат держал ее за руку и говорил, что их жизнь могла быть другой, если бы Король Мертвых не грозил им смертью.
Сильвана расстреливала мертвецов, перелетая через обломки стен, прикрывая своей жизнью тех, кто еще мог спастись, пока не услышала резкий приказ совсем рядом:
— Я сам!
Самонадеянный Король, презревший смерть. Не доверяй никому. Рассчитывай только на себя. Она переняла правила жизни Короля Мертвых и следовала им и в Подгороде, и в Гилнеасе.
— Госпожа, кому вы доверите эту миссию? — спросил ее Годфри под сводами собора Света.
— Я сделаю все сама, — ответила ему Сильвана, а ветер за стенами Столицы развевал серые штандарты подступающей армии Седогрива.
Сильвана бежала среди руин Луносвета, не выпуская лук Солнечного Скитальца, ослепленная пылью и страхом. Последняя стрела коснулась натянутой тетивы, когда на клинке в руках преследователя вспыхнули руны.
Эта стрела предназначалась не тому принцу. Это принц Гилнеаса рухнул на ступени Собора Света с пронзенной грудью, а последний принц Лордаерона взмыл в воздух, подхваченный валь'кирами, и оказался позади нее.
— Я не убью тебя сейчас, — процедил он, прижимая холодную сталь к ее горлу.
Она кричала, толкалась, кусалась. Но оказалась в цепях и смерть еще долго обходила ее стороной, пока не появилось зеркало и изможденная эльфийка с золотыми волосами в его отражении.
Она стала бестелесной душой рядом с Королем Мертвым. Но когда она стала частью его самого? Когда она стала им? Она знала, что на жестокость нужно отвечать жестокостью. Артас научил ее этому. Она боялась живых… Но как вышло, что она уничтожает свой собственный народ?
— Вы хотите… — осекся генерал армии Отрекшихся.
— Я хочу уничтожить мятежников, — отрезала она. — Выполнять!
И груженые тележки снова покинули Подгород, как когда-то они сделали это ради Южнобережья. Теперь они катили по Серебряному Бору, чтобы сначала разделаться с мятежниками.
А затем — с Гилнеасом. Но как вышло, что уничтожение целого королевства, с его жителями, оборотнями или живыми людьми, приносит ей удовольствие? Никто не остановил ее прежде, и кто же сделает это теперь?
— Ты принадлежишь мне, Сильвана, — впервые он произнес это у стен Луносвета и не раз повторил позже, в плену, и эти слова стали последними, что она услышала, когда Ледяная Скорбь в отражении зеркала полыхнула рунами.
Клинок, наконец, отведал ее крови. Она тоже была мертва. Когда-то. Лишь миг между настоящей жизнью и жизнью после смерти. Настоящая смерть. Откуда нет пути назад. Или есть?
— Валь'киры будут возвращать тебя к жизни снова и снова.
Чей это голос? Артаса или ее собственный?
Сильвана пошатнулась, разжала руку, и сталь проехалась по камням, вызывая до боли знакомое чувство отчаяния. Застывший взгляд повисшего на цепях трупа обвинял. Безмолвные валь'киры, заливая камеру лунным светом, ждали приказа.
В Ледяной Цитадели Артас отдал этот приказ. В Подгороде, здесь и сейчас, Сильвана развернулась и побежала прочь. Словно то самое спасительное бегство, когда власть Короля Мертвых над ней и другой нежитью ослабла. Когда к ней вернулась способность мыслить и действовать. Сейчас такой же миг. И она его не упустит.
Стены Подгорода давили, сковывали, обездвиживали, как гроб, в котором она никогда не лежала. Она мчалась наверх, пусть не к солнечному свету, но к простору и ветру. Смрад смерти и ржавых цепей сдавливали легкие. Вверх, на лифте, потом бегом через бывший Тронный Зал, не глядя по сторонам. Этой ночью Артас может быть там.
— Трон твой, Сильвана, — скажет он, и это будет правдой.
Из пленницы она превратилась в палача.
Прочь от Тронного зала Лордаерона, куда луна заглядывает через дыры в крыше. Конюшня Подгорода рядом. Ее конь почти всегда оседлан и готов к выезду, она давно распорядилась. Мертвым лошадям не нужен отдых и сон.
— Королева? Опустить мост?
Сильвана покачала головой, повела коня шагом, сдерживаясь, чтобы не послать его галопом здесь, в городской черте, за стены, прочь от города, доставшегося ей в наследство. Прочь от Трона. И ненависти.
— Если я мертв, кого же ты теперь ненавидишь? — спросил ее Артас долгой ночью.
— Тебя, — так и не ответила ему Сильвана, — потому что одной смерти для искупления мало. Моей нерастраченной ненависти слишком много. Я ненавидела тебя, одного лишь тебя, а без тебя… обернула свою ненависть против целого мира.
В глазах Лорны Сильвана увидела всепоглощающую ненависть. Не зря ей показалось, что она глядит в зеркало. Впервые со времен своего плена она столкнулась с другим, таким же сильным чувством и впервые подумала, что, возможно, Артас стал жертвой тех же иррациональных, жгучих, безумных чувств. По отношению к ней самой.
Она до сих пор была связана с ним.
Иногда она оглядывалась через плечо, уверенная, что во тьме вспыхнет синими рунами голодный клинок и раздастся его крик:
— ТЫ МОЯ!
Когда Сильвана сбежала, Артас, как и в первый раз, в Луносвете, решил, что нагонит ее сам. Не вышло. Его тоже сгубила гордость, думала Сильвана, как и ее саму, как и Лорну.
