[Geremia]) отказался от своего патриаршего сана в пользу Московской митрополии, который благодаря этой уступке сделался верховным пастырем и главой Греческой Церкви»[508]. Оставив в стороне бредни этого английского инженера, возвратимся к нашему предмету.
Расправившись с такой суровостью (необходимой в стране, которая до сих пор не избавилась от врожденной дикости) с врагами своего правления, царь устранил основные препятствия на пути задуманных им преобразований, для которых он собирал материал во время своих путешествий. Прежде всего, он ввел во всей армии военную дисциплину по немецкому образцу и облачил всех солдат в униформу: некоторое различие в цвете формы соблюдалось только на парадах. Затем он повелел составить именную роспись всех дворян своего государства, владевших значительным состоянием и не состоявших на службе. Часть из этих людей он обязал присоединиться к армии в качестве добровольцев, других отправил исполнять различные обязанности на флот. Сам же царь, поспешив в Воронеж, к своему большому удовлетворению увидел, что строительство кораблей и галер идет полным ходом. Он вновь приказал работать как можно тщательнее и быстрее.
Возвратившись в Москву, Петр позаботился о том, чтобы привести в порядок внутренние дела. Проводить реформы в этой области было весьма нелегко, потому что все таможни и предприятия, приносившие доход, находились в руках дворян, которые, хотя и назывались обыкновенно «рабами царя», отнюдь не были столь склонны к повиновению: царям приходилось проявлять большую осторожность и искусство в обращении с ними. Существовал обычай, согласно которому вельможи высшего ранга имели в провинциях такую власть, каковой обладал сам царь надо всем государством. Они обладали властью как над жизнью, так и над имуществом своих подданных: не подчиняясь никаким законам, кроме собственного произвола, они мало заботились об отправлении правосудия, и народ обыкновенно страдал от угнетения. Каждый из этих синьоров назначал в провинции, верховным правителем которой он был, еще одного, вторичного, правителя с титулом воеводы [Voivoda][509]. У главного правителя в Москве была канцелярия, ведавшая делами его провинции[510], а у воеводы была еще одна, находившаяся в самой управляемой им области, в которой вершился суд как по гражданским, так и по уголовным делам, а также по финансовым вопросам. Провинциальная палата была обязана докладывать в Москву обо всем происходящем в провинции, однако местные чиновники прекрасно умели делать это в той форме, которая была им удобна, а губернаторы в основном заботились не о том, чтобы как следует разбираться в делах, а о том, чтобы вытянуть деньги из воевод. Последние не получали за свою службу жалованья: наоборот, они нередко платили тысячи скудо[511], чтобы получить свою должность. Хотя на эту должность они назначались не более чем на три года, даже за это время они успевали здорово обогатиться. Легко себе представить, как должен был страдать народ под таким управлением. Дабы найти подходящее средство против столь большой напасти, царь Петр установил во всем государстве форму правления, сходную с той, которую мог наблюдать в хорошо управляемых государствах: он взял на себя назначение как губернаторов, так и их заместителей. И тех и других он полностью лишил контроля над финансами и для этой цели создал Камер-коллегию [Camera di Finanze][512], на которую были возложены функции собирания налогов и контроля отчетности, представляемой сборщиками. Таким образом, налоги были направлены в государственную казну, и народ был избавлен от множества притеснений[513].
Петр добился значительного увеличения общественного благосостояния, обложив налогами все монастыри государства сообразно размеру их имущества. Одновременно всем настоятелям монастырей был разослан строгий приказ, в соответствии с которым в дальнейшем к принятию монашеского сана могли допускаться только лица, достигшие возраста пятидесяти лет. Эта реформа имела две цели. Во-первых, благодаря ней в распоряжение государства поступило множество молодых людей, которые далеко не всегда принимают постриг ради служения Богу. Во-вторых, благодаря уменьшению численности братий во владение царя перешла бóльшая часть монастырских доходов: монастырям осталось лишь самое необходимое для поддержания существования немногочисленных монахов[514].
После этих преобразований, касавшихся управления государством, Петр решил изменить также внешний вид своих подданных и платье, которое они носили. Ему казалось, что с теми принципами цивилизованности и вежества, которые он хотел принести в свою страну, не согласуется ношение бороды, которую московиты всех сословий носили и о которой тщательно заботились, подобно тому как это еще и до сих пор делают все восточные народы. Поэтому он приказал дворянам, купцам и мастеровым людям сбрить бороды под угрозой штрафа, составляющего полную сумму годовой подати[515]. Невозможно передать, какое смятение породило в душах этих людей новое повеление, которые многие сочли чудовищным злодеянием, грозящим уничтожением религии, — и это несмотря на то, что Петр предусмотрительно отметил в своем указе, что духовным лицам будет позволено сохранить бороду: как для того, чтобы отличаться от мирян, так и для того, чтобы служители Церкви могли сохранить тот солидный вид, который придавала им борода. Среди московитов нашлись и такие, что, сбрив бороду из послушания царю, сохранили ее как ценную реликвию, которую завещали положить вместе с собой в гроб, словно боясь, что без нее их не пустят в Царствие Небесное. Затем он издал специальный указ для дворян и всех, занимающих какую-либо должность при дворе, а также их жен, в котором им предписывалось одеваться на французский манер, и добавил к этому распоряжение впредь приглашать женщин наравне с мужчинами на свадебные торжества, пиры, балы и праздники, тем самым отказавшись от бытовавшего в России, как и во всех других восточных странах, обыкновения скрывать женщин от глаз мужчин. Ведь прежде браки обыкновенно заключались одними лишь родителями, а будущие супруги друг друга даже не видели: царь же приказал, чтобы отныне жениху дозволялось познакомиться с невестой как минимум за месяц до заключения брака.
Оставалось устранить тот беспорядок, который был связан с челядью знатных людей. Ни один боярин не выходил из дома без сопровождения большой свиты из слуг, облаченных в одежды различных цветов, следовавших за ним медленной поступью. Чтобы исправить этот дурной обычай, царь не стал издавать никакого специального приказа: он предпочел воспитать людей собственным примером — средством более эффективным, чем любой закон. Он начал появляться на улице в сопровождении всего лишь двух или трех денщиков, всегда быстрым шагом. Этого было достаточно, чтобы все последовали примеру своего государя: Haec conditio Principum est, ut quidquid faciant, praecipere videantur[516]. Бояре избавились от лишних
