Девушка посмотрела на него как на ненормального, улыбнулась как психиатр пациенту, вздернула носик и отвернулась.
— Эй, Чарли, красотка‑то не прореагировала на твои достоинства, — развеселился третий, — Милая, это ваши монеты нам показывал наш приятель Брюс?
— Мои, — спокойно ответила Лисса.
— А откуда они у вас?
— Наследство от дедушки. Он умер год назад, я ездила на похороны и вот… Получила.
Она отвечала четко, но не торопилась, чтобы речь не звучала заученно.
— У вас интересный акцент, — снова вступил Гарези, — откуда вы родом?
— Я канадка уже пятнадцать лет! — гордо произнесла Лисса, точно так, как ее учил Джимми, — мои родители были из Европы. Они эмигрировали, когда я была еще маленькая. Папа родом из Греции, а мама из Румынии.
— У вас фамилия не греческая, — встрял Быховски.
Ему ответил Джимми:
— Авенариос, ее отца звали Ставрос Авенариос.
— Он жив?
— Нет, — ответила Лисса, — отец и мама умерли. Они попали в аварию четыре года назад.
Гарези сально улыбнулся Лиссе и следующий вопрос адресовал ее другу. Вопрос с подковыркой.
— И с тех пор вы, профессор, взяли девушку под свое крылышко?
— Нет, мы с Лизой вместе меньше года. Но я надеюсь…, — он собственническим жестом прижал голову Лиссы к своему плечу, — Да, милая?
Лисса под столом сжала ему руку и одарила окружающих весьма сердитой улыбкой. Разговор с каждой минутой не нравился ей все больше. В чем дело? Нравятся монеты — плати и забирай. Какое им дело до Лиссиной родословной? Врать приходится…
— А дедушка, — не унимался Гарези, — дедушка, который оставил наследство… Он тоже был грек?
К этому вопросу девушка готовилась заранее: проштудировала списки румынских имен и фамилий и выбрала из наиболее распространенных.
— Он был румын, — отчеканила Лисса, — Его звали Константин Попа, если вас интересует, хотя не знаю, какое это может иметь отношение к делу.
Реакция на ее ответ была разнообразной. Гарези скроил малоприятную улыбочку, Кентон остался спокоен, а Быховски мерзко захихикал. Что смешного он нашел в имени дедушки, Лисса не поняла.
— Он был нумизматом? — вновь спросил Гарези.
— У него была коллекция монет, если вы это имеете в виду.
— Ценных?
— Нет, просто монеты разных стран. Ни древних, ни золотых, кроме этих пяти. Были два луидора, но их я продала еще в Европе.
Она говорила и радовалась, что Джимми отрепетировал с ней этот текст. Ей удавалось произносить его спокойно и с убеждением, не понимая толком, что все это значит.
— А сейчас вам понадобились деньги?
Лисса посмотрела Гарези в глаза и чуть — чуть толкнула его мысли, добавляя спокойствия и доверия:
— Да, мне понадобились нормальные современные деньги. Я не коллекционер, не нумизмат, мне эти золотые кругляшки ни к чему. Но я хочу получить за них достойную цену.
— Вы знаете, какой страны и какого века эти монеты?
Еще один посыл. Они должны съесть эти слова и не поморщиться.
— Понятия не имею, но одно знаю точно: это уникум. Я прошерстила весь интернет. Нигде не встречалось мне ничего подобного, значит, они должны стоить дорого.
— А можно посмотреть? — спросил Кентон, — фото мы видели, но хотелось бы оценить их на ощупь, так сказать.
Не говоря ни слова, Лисса расстегнула курточку и достала пару монет из внутреннего кармана.
— Любуйтесь, — предложила она и откинулась на спинку стула.
Как по команде у Гарези и Кентона в руках появились лупы. Они долго рассматривали золотые кругляшки, тискали, пробовали на зуб, только что не лизали, затем Быховски достал из‑под стола чемоданчик, в котором ровными рядами в мягких гнездах покоились химические реактивы. Отличная штука, любой алхимик за такое удавится!
Сейчас стало ясно: Гарези — покупатель, Кентон — консультант, а Быховски — шестерка — охранник, прислуга за все при хозяине.
Джимми с авторитетным видом наблюдал за их манипуляциями, а Лисса с трудом сдерживала смех. Проба кислотой и щелочью всех убедила. Кентон даже буркнул, что такого чистого золота давно не видел. Монеты действительно уникальные, а если удастся установить их происхождение…
И начался торг. Лисса представить себе не могла, сколько стоят ее монетки, просто сидела и молчала. Джимми же на каждую оглашаемуюцифру щурил глаза и поднимал брови, не называя, впрочем, свою цену.
Гарези его мимику воспринимал как недовольство, начинал возиться в кресле и оглядываться на Кентона. Тот кивал и Гарези поднимал сумму. В результате Джимми с Лиссой ушли с чеками на полмиллиона американских долларов.
Девушка не знала, много это или мало, но по выражению лица своего парня понимала, что он на такое и не надеялся. Еще бы! Ей пришлось пустить в ход свое сильфское обаяние и чуть — чуть подтолкнуть этих противных типов к покупке.
На обратном пути они зашли в банк и зачислили всю сумму на счет Джимми. Карточку он передал Лиссе: это ее деньги, пусть заботится. Надо только не забыть заплатить с них налог.
— Джимми, я так и не поняла, сколько мы получили, — призналась Лисса уже в машине.
От неожиданности Хеддлтон чуть не врезался в ограждение. Он с трудом дорулил до ближайшей заправки, там остановился и разразился речью.
— Лиза, ты правду не поняла? Мы получили по сто тысяч долларов за одну монету, когда первоначально предполагали получить четыре тысячи за все! Ты завалишь лавку своей подруги зажигалками и гелевыми ручками и даже не заметишь, что что‑то потратила. Конечно, это не состояние, но теперь несколько лет ты сможешь не думать о деньгах. Ведь тебе много не надо, как я заметил.
Она задумалась.
— А я не перегнула палку? Может, стоило продать им наши монетки подешевле? Вдруг потом они решат, что переплатили?
Джеймс в недоумении пожал плечами.
— Лиза, при чем здесь ты? Это было желание Гарези, он сам назвал сумму. Ты вообще всю дорогу молчала.
Она смущенно опустила глаза в пол.
— Ну, я его к этому немного подтолкнула…
Джимми застыл с разинутым ртом и вытаращенными глазами. Посидел так, затем глубоко вздохнул несколько раз и побледнел и прижал руку к сердцу.
— Ты хоть предупреждай, а то еще такая выходка и я умру от инфаркта в мои молодые годы. Как‑то я к этому еще не готов. Ты вообще соображаешь, с кем мы имели дело?
— С людьми, — убежденно произнесла Лисса, — А что?
До Джимми вдруг начало доходить, что влюбится в иномирную красавицу — не самая удачная идея в его жизни. Если сейчас до Гарези дойдет, что его облапошили, то в жизни Джимми наступит черная полоса. Он никогда не имел дела с нелегальщиной, дистанцировался от всего, что может нести потенциальную угрозу, и тут так вляпался. А все почему?