Письмо Дугласу пришло примерно через неделю после того, как мы в последний раз видели мою сестру, за неделю до того, как родители всерьез обеспокоились ее отсутствием. Я удивилась, что никто не обратил внимания на ее почерк, и когда после обеда Дуглас не забрал это письмо и, так и не взяв его, отправился в кино, меня разобрало жуткое любопытство.
Я тушила яблоки на завтрак и, чтобы пощупать письмо, была вынуждена бросить ложку на стол. Похоже, внутри был лишь сложенный пополам или даже вчетверо листок бумаги. Я снова взяла ложку и принялась помешивать яблоки. Держа во второй руке конверт, посмотрела его на свет, но так ничего и не увидела. И все потому, что он был плотно заклеен для прочности полосками клейкой бумаги. «Бумага – оружие на войне. Экономь каждый листок». Я хорошо помнила этот лозунг, хотя война закончилась и оружие для нее больше не требовалось. Я собралась бросить письмо обратно на стол, но по какой-то причине повернулась к кастрюле с яблоками и, не думая, поднесла уголок конверта к струйке пара. Яблоки на огне запекались, издавая пряный аромат, а я стояла неподвижно, глядя, как под действием пара бумага сморщивается от влаги. Мое лицо было мокрым, оттого что я стояла у плиты. Скоро потной стала и моя рука, в которой я держала письмо. Край у клапана конверта начал понемногу отходить, и я мизинцем отодрала его еще дальше. Через минуту клапан приоткрылся наполовину. И вот в эту минуту в кухню вошел отец.
Я не слышала его шаги на лестнице. Испугавшись, я бросила письмо в кастрюлю и вновь принялась помешивать яблоки. Отец открыл дверь и что-то бросил в мусорное ведро. Приток холодного воздуха заставил меня съежиться. Отец снял со стула мамину шаль и набросил ее мне на плечи.
– Наверное, уже можно снимать с плиты, – заметил он, похлопав по рукоятке кастрюли.
Я тупо кивнула, моля бога, чтобы он только не заглянул внутрь. Немного постояв, отец вернулся в гостиную; я же, облегченно вздохнув, на ватных ногах прислонилась к плите и ложкой вытащила письмо. Оно превратилось в ком мокрой бумаги, так что открыть конверт, не повредив само послание, вряд ли удастся. Расправив его, я положила конверт между двух газетных листов и сунула на верхнюю полку духовки. Мне оставалось лишь надеяться, что чернила не слишком растеклись на тушеные яблоки и завтра утром никто ничего не заметит.
Дуглас вернулся домой, когда я мыла кастрюлю. Мама зашла в кухню пожелать спокойной ночи и спросила его, как прошел вечер. Рассказывая о фильме, который он только что видел, Дуглас был, как всегда, уклончив.
– Ну, это был такой фильм, где… э-э-э… все одеты как на бал. Ничего особенного.
– Он, случаем, называется не «Жестокая леди»? – поинтересовалась я и даже повернулась к нему, чтобы проследить за его реакцией. С моих рук капало мыло.
– Да, да, верно.
– Так его ведь больше не крутят в кинотеатрах.
Не вынимая рук из карманов, он недоуменно посмотрел на меня.
– Тогда, значит, это был другой фильм. Наверное, я ошибся.
Его обиженная поза заставила меня вспомнить самый первый раз, когда он смутился, потому что я застукала его на прозвищах. Мне даже слегка стыдно стало. Вода капала с моих рук на тапочки. Почему я всегда так жестоко обходилась с Дугласом? Вряд ли я делала это сознательно. Тогда я чуть не проговорилась ему про письмо, но вовремя решила, что если признаюсь, что пыталась прочитать то, что было адресовано ему, то еще больше испорчу Дугласу настроение.
Глава 10
Я ненавижу это место и вряд ли приду сюда еще раз. Ненавижу запах книг, неприятный, затхлый. Сама я никогда не беру здесь книги. Часто бывает так, что ты открываешь книгу, а от страниц пахнет табачным дымом или там застряли хлебные крошки или следы какой-то другой еды. Да и признаться, сейчас я не читаю, так что это вряд ли имеет значение.
– Мама, прошу тебя, говори тише, – говорит Хелен. – Ты ведь сама сюда напросилась.
Хелен слегка отстраняется, и я, шаря в кармане, подхожу к столу. Не могу понять, зачем я попросила привести меня сюда, у меня есть извещение библиотеки на полоске бумаги, но оно обращено к Элизабет, а не ко мне. Сидящий за столом мужчина убирает с глаз челку, и меня на миг охватывает панический страх. Меня пугает его испытующий взгляд, пугают тысячи книг на полках. Если бы я даже знала, что мне нужно, как бы я могла это найти?
– Я ищу кое-что, – сообщаю я библиотекарю. – Просто не могу вспомнить, знаете ли…
– Книгу?
Я отвечаю, что да, должно быть, книгу, и он уточняет, какую именно, но я не знаю. Он спрашивает о том, художественная она ли нет.
– Нет, нет, никаких художеств, – отвечаю я. – Это чистая правда, только мне никто не верит.
Лоб библиотекаря собирается складками, и он прикрывает морщины, приглаживая челку.
– Что это за история? – спрашивает он. – Может, тогда я смогу помочь вам в поисках.
– Это история Элизабет, – отвечаю я.
– Элизабет? Это что, такое название книги?
Я наблюдаю за тем, как библиотекарь необычайно гибкими пальцами набирает что-то на клавиатуре компьютера.
– С этим названием кое-что есть в разделе детективной литературы, – сообщает он и указывает в сторону полок, где стоят детективы.
Хелен просматривает какие-то газеты, и поэтому я иду к книжным полкам одна. Здесь не так много книг, как было раньше. Сейчас здесь почти все пространство занимают компьютеры. Они кажутся мне очень яркими и притягательными. Я несколько раз пыталась освоить компьютер, но поняла, что никогда не научусь на нем работать. На ребре полки написано слово «детективы». На ней длинный ряд книг, на обложках которых изображены кости или капающая кровь. В основном эти обложки темные, с яркими, светящимися буквами. В них есть что-то зловещее, пугающее, и я вряд ли решилась бы войти в мир этих книг, но я все-таки беру одну из них и читаю аннотацию. Она о женщине, сбежавшей от серийного убийцы. Ставлю книгу обратно на полку. Рядом с ней еще четыре книги в светлых обложках. Действие в них происходит в России и связано с какими-то тайнами. Нет, это явно не для меня. В моей жизни и без них хватает тайн.
Хелен тихо подходит сзади и тоже рассматривает обложки.
– Нет, эти я даже в руки не возьму, – признаюсь я. Хелен просит меня говорить тише и даже оглядывается по сторонам, но в зале практически никого нет. – Раньше мы засушивали между книжных страниц цветы, – добавляю я. – Мы со Сьюки, когда я была маленькой.
Мы пробовали составлять из них картинки, но нам это никогда не удавалось. Много лет спустя я находила их между страниц купленного отцом собрания сочинений миссис Радклиф [3]: сплющенные и засохшие незабудки, цветы чистотела, лютики или фиалки. Мы также засушивали травинки и лепестки клевера.
– Знаешь, Хелен, когда она в последний раз пришла к нам на ужин, я помню, что подарила ей заколку для волос, и она положила ее в книгу в твердой обложке и сильно сжала. Заколка хрустнула, и все ее зубчики сломались и вылетели. Она сказала: «Очень красивая вещь, спасибо, дорогая» – и, прежде чем выйти за дверь, поцеловала меня. У меня на лбу остался след помады.
Мне кажется, что все именно так и было. Хелен так не считает, но сейчас не хочет со мной спорить. Мне же нужна книга, иначе зачем мы здесь находимся?
Но мне ничего не нравится, и мы направляемся к двери. По пути к выходу проходим мимо стола. У мужчины странные гибкие пальцы, и когда он смотрит на меня, то поправляет челку. Его пальцы сами похожи на челку, вернее, бахрому на торшере персикового цвета. Какое-то мгновение мне кажется, что я сейчас увижу книжные полки, часы и пустые цветочные горшки, поставленные на стол, но это всего лишь тележка для книг. «Тайны Удольфского замка» нужно поставить обратно на полку. Я беру с тележки том и взвешиваю его в руках, затем прикасаюсь к обложке и легко встряхиваю, думая, что из книги должно что-то вылететь. Корешок книги издает скрип.
– Эй, послушайте! – окликает меня сидящий за столом мужчина. – Что вы делаете? Так нельзя обращаться с книгами!
– Извините, – бормочу я и роняю книгу на стол. – Я всего лишь должна была проверить.
С этими словами я выхожу на улицу. Хелен идет следом за мной.
– Мы идем домой? – спрашиваю я.
Она не отвечает, и это, похоже, означает, что мы направляемся именно туда, но она просто не хочет ничего говорить. Я, прищурившись, смотрю на дочь, но не могу понять, делает ли она какой-то жест. Не могу этого понять, потому что солнце светит прямо в глаза. Ее силуэт очерчен светом. Он какой-то округлый, этот силуэт. Как будто его вырезали по лекалу или же вынули из формы для выпекания тартинок с джемом. Хелен шагает немного впереди, и я пытаюсь ее догнать.
Я закрываю один глаз и продолжаю идти. Мне нужно лишь следить за тенью Хелен, шагающей впереди. Нужно лишь сосредоточиться на ней и не беспокоиться по поводу того, куда я иду. Не беспокоиться о людях, машинах или солнце, а просто сосредоточиться на тени Хелен. Я не должна упускать ее. Она приведет меня к Сьюки.
