Афон, составляя единое целое, имеет свою особенную политику, как внутреннюю, так и внешнюю.
Каждый, кому приходилось долго жить на Афоне и вглядываться в жизнь и деятельность его, мог заметить, что Афон дорожит своею независимостью, хочет устранить всякое влияние мирских властей на свои дела и во всем, что ведет к достижению этой цели, все монастыри действуют с полным единодушием. Но в то же время заметно и то, что взаимные отношение монастырей холодны и эгоистичны и даже часто они поедом едят друг друга. Несколько раз приходилось мне на Афоне слышать горькие жалобы степенных и преданных делу спасение старцев на эти внутренние неустройства и частые столкновение монастырских интересов, которые иногда вводят начальство обителей в соблазн греховный. Горевали старцы степенные искренно, горевал и я вместе с ними, потому что при настоящем устройстве монастырей святогорских эти столкновение неизбежны. Они, может, прекратились бы, если бы монастыри имели одни уставы для спасения, одну общую кассу для расходов и все доходы делили бы поровну. Но это ещё пока невозможно.
Все монастырские дела, внутренние и внешние, братие вполне доверяет своим властным старцам, а сама не только не мешается в эти дела, но подчас даже и не знает, о чем толкуют старцы и что им Бог положил на душу. Особенно строгие отшельники, не обращающие внимание ни на какие толки, иной раз по 20 лет живут в монастыре и ничего не знают. Спросишь их, бывало, о какой тяжбе или ссоре, так они только крестятся да вздыхают.
– Не наше дело, говорят они: – на то нам старцев Бог дал, чтобы о делах толковать: у них спросите!…
Эти старцы (игумены, проэстосы, эпитропы, духовники и даскалы) выбираются из монахов дельных и оказавших юридические и административные способности, потому что от этих способностей зависит весь ход дел монастырских. В самом деле, много надо иметь старцу изворотливости ума и характера, чтобы уметь управиться с братиею, направить все помышление её к одной цели и в тоже время тонко следить за другими обителями, которые всячески стараются скрыть свои настоящие намерения. Много надо ему иметь дальновидности, чтобы сообразить, какие последствие будут от того, например, что в Ивер митрополит погостить приехал, а Дохиар с Зографом тяжбу начали? Не предвидится ли тут какой тайной опасности, нельзя ли что предпринять?… Если где власть обладает такими способностями, то монастырь процветает и входит во славу, а если не обладает, то дело, конечно, плохо, и вся надежда только на помощь Божию.
Властные старцы имеют какой-то особенный, монастырский патриотизм, в силу которого они стараются друг перед другом поднять значение своей обители и увеличить её капиталы в ущерб прочим обителям. Отсюда возникают вечные споры о том, какая обитель почётнее или скромнее, какая лучше или хуже и каждая, конечно, хвалит сама себя. Мы уже имели случай говорить, как спорили монастыри о древности своего происхождения. Этот спор поднялся из-за того, что учёные путешественники с уважением стали относиться к древностям афонским; вот старцы и начали друг перед другом выхваляться своими древностями и составили при этом целые легенды баснословного свойства о своих ктиторах, а монастыри, основанные недавно, поневоле смирились. Точно также выхваляются они друг перед другом своими чудесами, чудотворными иконами и обилием мощей, богатством и древностью своих ризниц и утвари, – и монастыри богатые и прославленные чудесами, смотрят с пренебрежением на остальные, менее богатые и чудесные.
Вся земля афонского полуострова с давних пор разделена между монастырями и границы этих владений до наших дней служат предметом бесконечных споров. Чуть разбогатеет какой монастырь, первым долгом он спешит предъявить свои права на землю, соседние обители, конечно, не уступают и спорное дело завязывается. Оно сначала поступает на рассмотрение протата, которому, по этому случаю, каждая сторона подносит подарки: потом переходит к аге, тоже с подарками; от аги к солунскому паше, с подарками, и наконец доходит до Константинополя, где тоже нельзя обойтись без подарков. От ценности этих подарков, конечно, зависит весь успех спора и кто больше даст, тот и выиграет. Иногда тяжбы возникают из за нескольких сажен земли, или даже из за одной кельи и тянутся по нескольку лет; кассы монастырские истощаются, драгоценные вещи идут в заклад, долги растут, а между тем каждый монастырь, как бы ни был он беден, ни за что не уступит противнику и бьётся из последних сил, чтобы задарить начальство. Эти тяжбы – бич для Афона, и без преувеличение можно сказать, что большинство капиталов монастырских погибает за тяжбами и переходит во владение турецкой власти. Несколько лет тому назад есфигменский сборщик привез из России около 50 тысяч руб. сер. и монастырское начальство сряду же после этого возобновило свою застарелую тяжбу с соседним Хиландарским монастырем о нескольких десятинах земли. Спор был проигран, но в нем Есфигмен ухлопал весь свой капитал и, кроме того, наделал множество долгов, для покрытие которых ему пришлось посылать за новым сбором. Недавно Ксенофский монастырь оттягал у Руссика целый скит, и тамошние греки, из опасения, чтобы скит опять когда-нибудь не перешёл во владение Руссика, стали истреблять в нем всё русское. При этом они жгли и закапывали в землю русские книги, рукописи, иконы, даже сосуды с русскими надписями, чтобы и русского духа в ските не осталось… С грустью узнали об этом старцы Руссика, и за недостатком денег, скрыли на сердце горькое оскорбление, но вероятно впоследствии они возобновят ещё спор об этом ските и опять постараются захватить его в свои руки.
Штатные и общежительные монастыри имеют уставы противоположные один другому. У них одинаковы только службы церковные, а келейная жизнь, особенно у богатых монахов, не та, что в киновиях. Штатные и общежительные монахи отличаются друг от друга и костюмом и пищей и взглядом на путь к спасению, а потому отношение их не братские. Киновиаты желчно подсмеиваются над штатными монахами и стараются избегать столкновений с ними, а те, в свою очередь, почти никогда не заглядывают в киновии. Эта взаимная неприязнь заметна с первого взгляда и даже выразилась в письмах святогорца, но киновиаты по неволе должны скрывать её, потому что в руках штатных монастырей, как мы видели, находится вся власть афонская.
Немало ссор между братиею афонскою происходит от того, что здесь постоянно сталкиваются разные национальные элементы. Не смотря на полное желание переделать себя, монаху трудно бывает истребить в себе чувство национальности и потому каждая национальность на Афоне сохраняет свои типичные черты характера, свой народный патриотизм и относится враждебно ко всякой другой национальности. Преобладающий элемент здесь греческий и, не смотря на общую ненависть к грекам, все другие народности как-то невольно подчиняются греческому влиянию. Греки – народ суровый, скрытный и в то же время вкрадчивый, напряженно стараются где бы то ни было упрочивать свой родной элемент и захватывать власть в свои руки. В Руссике один монах-грек однажды сказал мне великую истину: «мы прежде были светилами мудрости земной, говорил он: – мы выработали начала науки и искусства; но потом разные варвары разграбили у нас всё это богатство. Осталось у греков только гордость и честолюбие народное и этого наследие предков не отнимет у нас никто!…» Монах, по принципу, должен отказаться и от этого чувства, но грек отказаться от него не может: природное честолюбие только замаскируется и уйдёт в глубь души монаха, но оно будет главным двигателем всей его деятельности, особенно если он получит власть какую. Если несколько греков поступят в какой-нибудь славянский монастырь, то они приглядевшись, начинают по немногу переманивать туда и других земляков своих и с изумительным терпением добиваются того, чтобы власть игуменская перешла в руки грека. Лишь только удастся это, греки свободнее вступают в свои права, и вместе с игуменом так ловко поведут дела, что редкий старожил уцелеет в обители. Захватив монастырь в свои руки, греки начинают истреблять всё, оставшееся от прежних владетелей и заводить своё. Таким образом несколько чужеземных монастырей на Афоне перешло в вечное владение греков…
Славяне, напротив, поступив в греческий монастырь, играют в нём незавидные роли и по простоте своей скоро стушевываются и свыкаются со своим положением. Греки не поручают этим пришлецам никакой должности, не позволяют им даже служить на родном языке и требуют строгого подчинение своим правилам и обычаям. Славянин тогда только может добиться почетного места в греческом монастыре, когда он скроет своё происхождение и прикинется греком. Некоторые славяне поселяются в греческие обители, в виде особенного душеспасительного подвига, чтобы наказать себя за прошлые грехи.
