его граждан.
И если светская медицина, никогда не отрывавшаяся от своего божественного покровителя[358], в эллинистическое время сочла необходимым в официальных документах заявлять о божественном к ней благоволении, то это следует истолковывать как свидетельство существования определенных связей между светскими врачами и сакральными. Лекарям-практикам приходилось считаться с растущим почитанием Асклепия и родственных ему божеств, покровителей здоровья. Слухи об успехах санаторного лечения в Асклепиейонах широко разносились по стране толпами богомольцев, излечившихся или только видевших исцеление посредством инкубации[359]. Эти рассказы создавали весьма определенное общественное мнение, своего рода массовый медико-религиозный психоз. И доктора не прошли мимо этого явления. Противопоставить себя сакральному врачеванию эллинистический врач не мог; разумнее было хотя бы формально присоединиться к свите служителей божественных целителей.
Данные, почерпнутые из декретов Амфиссы и Гифия, показывают, что некоторые дальновидные врачи пошли по этому пути, так же как и власти названных полисов (равно как и Афин).
Таким образом, в III —II вв. среди практиковавших докторов Эллады нам известна группа врачей, которая считала необходимым придать определенный сакральный оттенок своей деятельности.
Отмеченное явление имело, несомненно, и другой аспект. Врачи, придерживавшиеся такого направления, должны были положительно относиться к религиозному врачеванию. Ничто не мешало им оказывать содействие врачевателям Асклепиейонов. Последние же в силу характера своей деятельности могли проявлять интерес к методам научной медицины. Это тяготение к науке в Асклепиейонах тщательно скрывалось от толпы непосвященных, и оно осталось неизвестным до сих пор. Но мы решаемся предполагать, что оно реально существовало[360]. Число почитателей Асклепия в изучаемое время резко возросло, и скопление масс народа в сакральных лечебницах ставило, особенно во время больших праздников, перед штатами Асклепиейонов сложнейшие задачи, которые можно было разрешить лишь с помощью приемов научной медицины. Далее: среди массы жаждущих исцеления немало больных могли быть излечены лишь действительно высококвалифицированными докторами. Выпустить стольких пациентов из святилища, не оказав им существенной помощи, означало бы нанести удар по престижу Асклепиейона. Определенную роль могло играть и то обстоятельство, что теперь широкие круги зажиточного гражданства изучали начатки медицинских знаний в гимнасиях и палестрах. Этих посетителей Асклепиейонов нельзя было удовлетворить видимостью исцеления, им нужны были результативные методы лечения, которые могла предоставить лишь научная мысль. Иными словами, культурный рост свободного населения страны неумолимо требовал высокой квалификации от работников сакральных лечебниц[361].
РИС. 4. Старый врач измеряет свой пульс. Терракота.
Добавим еще, что несколько позднее, в I—II вв., как обстоятельно показал С. А. Жебелев, сакральное врачевание активно применяло методы научного лечения[362]. Такой уровень научных познаний в медицине короткое время — вероятно, стали открыто практиковать те приемы и знания, которые ранее применялись без широкого обнародования[363].
Следует заметить и то, что резкое противопоставление профессионалов обеих отраслей медицины, рациональной и сакральной, вряд ли было возможно в условиях полисной жизни Эллады. Ученые медики не могли противопоставить себя своим коллегам по государственной службе, исполнявшим обязанности жрецов, а тем более враждовать с служителями самого Асклепиейона. Постоянное участие врачей в сакральной жизни своих полисов засвидетельствовано рядом источников, но на них мы остановимся несколько позже.
Итак, греческие медики эллинистического времени унаследовали от своих предшественников, ученых V — IV вв., систему моральных установлений, требовавших от каждого врача гуманности и бескорыстия. Тщательное сохранение этих традиций, передававшихся из поколения в поколение, показывает, что медицинская интеллигенция изучаемого периода продолжала считать указанные нормы обязательными для себя.
Вероятно даже, что суровая действительность эллинистической Греции, ослабление роли полиса как защитника граждан, усиливали потребность отдельного человека в помощи именно ему одному, Полисы несли огромные людские потери во время бесчисленных войн, внутренние социальные конфликты также приводили к кровавым столкновениям, эпидемии распространялись быстрее из-за увеличившихся передвижений масс людей. В этих условиях часто именно врач был первым лицом, который приходил на помощь. Поэтому гуманность и бескорыстие были теми качествами, которых теперь особенно искали у врачевателя все слои населения полиса. Не ответить на эти запросы было бы равносильно отказу от основной задачи медицинской профессии. И филантропия, которой учили в школах гиппократовского направления, не осталась абстрактной прописью на страницах врачебных руководств. Лекари видели, как сильна была потребность в их человеколюбивом отношении, причем в нем нуждались не только отдельные лица, но и целые гражданские коллективы.
Источники показывают, что лучшие представители медицинской профессии прилагали много стараний к тому, чтобы их деятельность практически отвечала этим запросам. Здесь часто сказывались чисто личные качества того или иного лекаря, по самой природе своей склонного благожелательно относиться к пациентам и искренно любящего свое дело. Но иногда врачебная филантропия диктовалась и рассудочными соображениями: умные специалисты понимали особенности своей профессии, отличавшие ее от других видов деятельности образованных людей.
Учение о гуманном и самоотверженном враче являлось как бы конкретизацией основного положения полисной идеологии о добропорядочном гражданине. Если воин должен быть отважен, законодатель — мудр, то врач обязан быть искусным и гуманным специалистом. Это составляет часть его гражданского долга, выполнения которого полис обычно требовал достаточно твердо. В этом причина того, что человеколюбие, усердие и достойный профессии врача образ жизни столь часто упоминаются в декретах полисов, восхваляющих медиков. Поэтому поучения авторов гиппократических сочинений не были забыты и послужили основой практики многих медиков эллинистической Греции[364].
Многих, но не всех. Уже приводившиеся выше гневные тирады Полибия, обращенные против недобросовестных лекарей, показывают, что встречались болтуны, шарлатаны и обманщики, присваивавшие себе звание врача, но не умевшие или не желавшие лечить больных по-настоящему. О таких мошенниках неоднократно упоминают авторы гиппократовских сочинений, обрушиваясь на профанацию врачебного искусства[365] и преступные действия этих лжеврачей.
Правда, практика полисной жизни позволила грекам довольно быстро найти средство для защиты от недобросовестных лекарей, которые, судя по Полибию (XXIX, 8), нередко встречались. Этим оружием явилась гласность и государственные акты: народные собрания полисов оценивали заслуги своих добропорядочных врачей, и эти постановления, будучи обнародованы, служили официальными свидетельствами честной службы того или иного лекаря.
Многочисленные декреты эллинистического времени, восхвалявшие врачей, подробно рассказывают об их заслугах, причем очень часто в выражениях, весьма близких к лексике гиппократических наставлений. В этих документах мы находим немало примеров филантропии медиков, работавших в Греции.
Приведем текст постановления полиса Амфиссы, принятого между 189 и 167 гг. в честь Менофанта, сына Артемидора, македонянина, из Гиркании[366].
[άγαθα]ι τύχαι. [3Αμφιβίων οι άρ]χον:ες και ά πόλις Σκαρφέων-
τοις άρχόντ[οις
και τα βούλα] και ται πόλει χαίρειν. των δεδομένων τιμίων ύπ[ό τας
