Но зачем? – Макото дрожал от холода, но развести костёр они пока не решались. Благо большинство ёкаев не боялись смерти от промокших ног, и Райдэн надеялся, что полукровки – тоже.
– Подумаем об этом потом. Сейчас главное – вернуть мой клан. – Райдэн из последних сил боролся с тяжелеющими веками. Вряд ли Макото решит прирезать его во сне, но показывать ему лишний раз свою уязвимость Райдэн не хотел.
– Ты можешь идти?
Что ж, видимо, не вышло.
– Надо немного отдохнуть. Веера у нас нет, поэтому придётся искать, как обойти пропасть. И надо держаться подальше от залива – поднимемся в горы по восточному перевалу. – Райдэн старательно вспоминал заученную карту. – Это крюк, но надеюсь, не сильно выбьемся из запланированных семи дней.
Макото стянул с плеча дорожную сумку и зарылся внутрь. Удивительно, что он не решил её сбросить во время погони.
– Припасов должно хватить на три дня. Дальше по плану была остановка в деревне?
– Отлично. Три дня – это целая жизнь. Справимся.
– Ага, если не наткнёмся ещё на какой-нибудь вражеский лагерь, – пробурчал Макото, впрочем, беззлобно.
– Да ладно, весело же было, – ухмыльнулся Райдэн и подмигнул.
– Ты же в курсе, что сейчас твоё лицо серо-зелёного цвета?
Значит, всё настолько плохо? Ну что ж, по крайней мере, правое ухо уже снова начинало различать звуки.
– Как ты собрался драться с отцом, если грозишься помереть по дороге?
Хороший вопрос. Очень хороший, Макото.
– Тебе бы ещё поучиться словам поддержки, дружище. Давай начнём с «Райдэн, у тебя всё получится. Ты самый красивый и сильный тэнгу в мире»?
– Ты придурок, Райдэн, – огрызнулся Макото. – И совсем себя не бережёшь.
– О, я думал, мы сейчас на этапе, когда ты испытываешь чувство вины за коварное предательство и поэтому не дерзишь мне и стараешься всячески угождать.
Макото закатил глаз, достал из мешка сладкую картофелину и бросил Райдэну. Тот неловко поймал её левой рукой – правая отчего-то плохо слушалась.
– Я беспокоюсь о тебе и считаю…
– Беспокоиться надо было до того, как сдал нас Хранителям ради собственной выгоды. Думал, Кацуми возьмёт тебя под тёплый бочок?
Это было грубо, жестоко и не к месту, но Райдэн не сдержался. Макото посмотрел на него долгим, тяжёлым взглядом.
– Я решил, что наша затея обречена. И что смогу получить выгодное место в клане, если отдам Кацуми то, что она так хочет, – самых разыскиваемых преступников земель Истока.
– Что ж, ты ошибся.
– Я попросил её пообещать, что тебя не тронут, – тихо сказал Макото, глядя себе под ноги.
– Как это благородно с твоей стороны. Жаль, что Кацуми такая же лгунья, как и остальные лисы.
Макото вздрогнул. Райдэн отвернулся. Разумеется, он не считал, что все кицунэ лгуны, но злость на Макото, которую он так долго сдерживал, играя в благородство, наконец вырвалась наружу и следить за языком стало невыносимо сложно. И – боги – он так устал.
– Я никогда не лгал тебе, – сказал Макото ещё тише, так что сквозь звон в правом ухе Райдэн его почти не расслышал. – С того дня, как ты спас меня, Райдэн, и навсегда ты стал для меня всем. Большим, чем ты даже можешь представить. Я никогда, слышишь, никогда не говорил тебе ни слова лжи. Чего нельзя сказать о тебе.
– Так в твоём предательстве я виноват? – Райдэн посмотрел на него с насмешкой, за которой прятал болезненный укол совести. В словах Макото была правда. Он врал, что всё под контролем, когда у самого земля уходила из-под ног.
– Я хотел тебя проучить, да, хотел избавиться от Мико, чтобы она больше не морочила тебе голову. Ты же влюбился, как последний дурак… – Заметив темнеющий взгляд Райдэна, Макото печально вздохнул и отвернулся. – Ты не смотрел на меня, не слышал меня, а я по-прежнему видел только тебя. У меня никогда не было друзей. А когда появилась Мико, я остался совсем один.
– А как же Кёко? Ицуки? Шин?
– Это твои друзья, Райдэн. Кёко меня на дух не переносит. Остальные бы тоже знаться не стали, если бы не ты. В общем, что я хочу сказать, – Макото глубоко вдохнул, собираясь с мыслями, – не знаю, что я хочу сказать. Что я дурак. И я знаю, что ты никогда меня не простишь, но я всё равно буду стараться твоё прощение заслужить. К тому же Мико обещала меня убить, если я ещё раз напортачу.
Он грустно усмехнулся. Райдэн хмыкнул и прикрыл глаза, стараясь поудобнее устроиться у стены.
– Теперь я могу спать спокойно. Эту женщину лучше не злить, – с улыбкой пробормотал он, не в силах больше бороться с отяжелевшими веками.
– Мне стоило понять это раньше. Ошибочно принял её за слабого человека.
– Иногда, Макото, люди гораздо сильнее нас.
Конец фразы прозвучал совсем тихо, растворившись в шуме водопада и темноте, которая наконец настигла Райдэна и укутала в смоляной кокон.
Глава 14. Два сердца
Уже неделю Мико не находила себе места и спала по ночам только потому, что Ицуки добавлял в её отвар гинкго ещё и сонную траву. Мико доверяла Райдэну, знала, что обязательно почувствует, если с ним что-то случится, но необъяснимая тревога не отпускала, сжимая сердце. Мико бросало то в жар, то в холод, голова кружилась до тошноты, а в груди горело. Она старалась отвлекаться и большую часть времени проводила либо за тренировками с Ханзо, который оказался прекрасным учителем кендзюцу, либо в городе, помогая Такае и Ицуки наводить порядок.
К тренировкам иногда присоединялась Сацуки, и тогда Ханзо обязательно находил причину, чтобы уйти, и Мико приходилось заниматься с расстроенной Сацуки вдвоём. Тогда пост учителя занимала уже Мико. Сацуки неплохо обращалась с мечом и старалась изо всех сил, должно быть, направляя все свои неразрешённые эмоции относительно Ханзо в удары боккеном. Между этими двумя явно что-то происходило, но у Мико не было сил выяснять, что именно, и она, как и Сацуки, предпочитала концентрироваться на упражнениях.
Кёко занималась Инугами, оказавшись удивительно строгой и суровой военачальницей. Вместе с Нагамасу они готовили оборону города, занимались тренировками воинов и строили возможные планы наступления. Удивительно, как легко и безоговорочно связанные клятвой Инугами признали в Кёко нового вожака и без вопросов следовали за ней. Было ли дело в магии, в Кёко или в чём-то ещё – Мико не знала, но радовалась, что занятие захватило Кёко с головой и не давало впасть в уныние. По той же причине