и Мико работала не покладая рук.
Сегодня они вместе с Такаей и Ицуки убирали большой заброшенный дом, чтобы в него могла заселиться семья бежавших от войны ёкаев – старуха-кадзин с длинными оленьими ушами, которые лежали на плечах, её дочь и семеро малолетних внучек. Пока Такая чинил крышу, латая прорехи новенькой черепицей, Мико и Ицуки стелили в большой комнате новое татами, старуха подметала местами обвалившуюся энгаву, которую ещё только предстояло заменить на новую, а дочь готовила обед на закопчённой печи. Дети, которые до этого помогали выносить мусор и обломки старых сёдзи, уснули на вымытом полу у очага. Большая часть дома оставалась заброшенной, Такая предлагал привести в пригодное состояние и её, но старуха-кадзин сказала, что как только они обживутся, в доме – если повезёт – может завестись акасягума, и тогда, с его помощью, они приведут в порядок и остальные комнаты.
– Так что нечего тратить на нас время, лучше другим помогайте, – заключила старуха, когда они завершили большую часть работ и сели передохнуть и поесть мисо-супа с рисом. – Деве Истока положено судьбы вершить, а не полы намывать.
– Я за свою жизнь вымыла немало полов, госпожа Акико, и считаю, что это вполне достойный труд, – улыбнулась Мико, палочками вылавливая водоросли из супа. – И прошу, не называйте меня Девой Истока. Просто Мико – достаточно.
– Ты старухе не указывай, как себя называть, не доросла ещё, – цыкнула Акико, а Мико подумалось, что, наверно, все кадзин с возрастом становятся несносными, и она даже захотела спросить у Акико, не служила ли случайно какая-нибудь её сестра в храме на самом севере земель Истока, но не успела.
– Мама, не грубите, прошу вас, – подала голос кроткая, молчаливая Ноко и поклонилась Мико. – Мы в огромном долгу перед вами, госпожа Мико, господин Такая. Для нас большая честь, что вы согласились разделить с нами пищу, прошу прощения, что большим мы отплатить не можем.
– Не берите в голову, госпожа Ноко, – замахал рукой Такая, вежливо улыбаясь. – Помочь устроиться – это меньшее, что мы можем сделать для вас.
Акико причмокнула губами, достала из рукава трубку и, набив её голубыми сухоцветами, прикурила от очага, затянулась и выдохнула облако фиолетового дыма.
– Мир рушится, люди и ёкаи гибнут, а мы чиним крышу и пьём суп, – проворчала она, Ноко от её слов густо покраснела и принялась кланяться, извиняясь за мать. – Будь я моложе, давно взяла бы свою нагинату и пошла в бой. И ты, – она ткнула скрюченным пальцем в дочь, – должна идти. А то что же – набился полный город ёкаев, попрятались, поджав хвосты.
– Каждый делает то, что в его силах, – сухо сказала Мико, которой болтовня старухи уже порядком начала надоедать. – И не вам их судить. А если так хотите воевать, берите свою нагинату и идите.
Акико снова затянулась и недовольно покосилась на Мико, прищурив подёрнутый голубоватой пеленой глаз.
– А Дева Истока, я гляжу, с норовом, – хмыкнула она, и лицо её утонуло в дыму. – Не то что моя Ноко, эта только и может, что перед мужиками хвост задирать да рожать каждое лето.
Ноко, став ещё краснее, громко поставила пиалу на пол, расплескав суп, но Акико не обратила на это никакого внимания.
– Раньше Тэн-Кадзин был великим кланом, наши предки бились бок о бок с Ооками, и женщины сражались наравне с мужчинами, это потом мы разбрелись по лесам, разлетелись на мелкие общины, даже ничтожнее, чем осколки былого величия, – всему виной проклятая война и проклятые Хранители. Но раньше, раньше мы жили верно, воспитывать молодняк – дело стариков, настоящая женщина из рода кадзин должна держать в руках нагинату, а не поварёшку.
– Знаете, а я пришла из мира, где удел женщины – это поварёшка и есть, – сдержанно сказала Мико, отставляя наполовину пустую пиалу мисо-супа. – И ни меча, ни нагинаты ей в руки не дадут.
– Вот как, и что же? – пыхнула дымом Акико и усмехнулась. – Ты, я слышала, в итоге выбрала меч, а значит, его и впрямь держать удобнее, чем поварёшку.
– Нет, не значит. – Мико повернула голову к Акико и смерила её мрачным взглядом. – Я мечтала о любви, семье и домике в горах. Меч оказался у меня в руках только потому, что рожать, как посчитали все вокруг, я была непригодна. А потом… потом меч просто прирос к руке.
– К чему ты клонишь, Дева Истока? – буркнула Акико, недовольная то ли словами Мико, то ли тем, что цветы в трубке прогорели.
– Ни я, ни Ноко не предназначены ни для детей, ни для сражений, и я по горло сыта подобными рассуждениями, до смерти устала соответствовать чужим ожиданиям и выслушивать ваши речи не собираюсь. – Мико поднялась с пола, поклонилась ошарашенной и теперь уже бледной от испуга Ноко и направилась к выходу, напоследок поймав весёлый взгляд Ицуки, который беззвучно посмеивался, доедая рис. Такая замешкался, должно быть, извиняясь за её грубость.
Ноко догнала Мико уже на улице.
– Госпожа Мико! – Она глубоко поклонилась. – Прошу, простите мою мать, она стара и не знает, что говорит, только прошу, не выгоняйте нас…
Мико удивлённо вскинула брови.
– Никто вас не выгонит, и извиняться передо мной не нужно. Завтра мы принесём вам ещё риса и одеял, а пока отдыхайте.
– Пожалуйста, простите нас за беспокойство. Мне очень жаль! – Ноко, так и не осмелившись поднять на неё глаза, склонилась ещё ниже, и Мико, кивнув ей на прощание, пошла прочь. Ей было жаль Ноко, но злости на старуху Акико было больше. Мико тошнило от супа и от так легко брошенных старухой слов, таких же невесомых, но удушливых, как дым из её трубки. Слов, от которых, возможно, так много зависело в жизни Ноко. И которым она, кажется, верила.
Что ж, раньше Мико тоже верила, а потому винить её не могла. В груди кольнуло, и Мико прикрыла глаза, отыскивая Райдэна, частичку его тепла, что осталась с ней, несмотря на расстояние, едва различимое эхо его чувств. Ей очень хотелось поговорить с ним, обнять, услышать его голос, чтобы унять встревоженное сердце, – соблазн нырнуть глубже и заглянуть в его мысли, как это делал Акира, был велик, но Мико не ступала дальше, остановившись на самой границе чужого сознания, чтобы ощутить любимый запах весеннего ветра и лучи нежного солнца, которым сияла между их душами любовь Райдэна.
«Всё хорошо, – выдохнула Мико, постепенно успокаиваясь. – Я тебя жду».
Связь душ не могла передавать мысли, но Мико надеялась, что хотя бы их отголосок доберётся до его
