это был чистый выпендреж, потому что проблемы со зрением давно уже решались прямо в эмбриональной стадии – редко кому приходилось носить очки. Китайские джинсы из ЦУМа с иероглифами на жопе Сальный натянул почти до ушей, а свитерок, напротив, был слишком короток и как бы намекал на то, что тот все это купил в сувернете, в каких-нибудь «Ягодках», поэтому одно к другому не подходило, да и с размером не угадал. Так одевался и отец Данила, и тот за него стыдился. А иногда, бывало, отец отчитывает его за какую-нибудь провинность – обычно за что-нибудь связанное с госрелигиозной херней, а сам в это время поправляет что-то в паху, не стесняясь, потому что джинсы эти неудобные и нелепо сидят на нем, делая квадратной задницу. Как только Сальный переступил порог «Плутона» и рухнул на кожаный скрипучий диван, Данил узнал этот формат одежды, и к его горлу подкатила давно забытая тошнота. Ему бы хотелось, чтобы исследование не утвердили, но Сальный предъявил нужные документы: при тестировании на животных его таблетки имели успех. Данил понимал, что между животными и людьми разница не только в инстинктах, но и в весе, и в потребностях, но говорить об этом не стал: никто б не послушал его. Иона и Сальный обменялись рукопожатием.
Несколькими часами позже Данил с Лексом поехали на поиски чиселки. Они объездили несколько судоприемников, куда попадали свежие осужденные, но так и не нашли подходящую – им нужен был кто-то, недавно потерпевший бедствие, потерявший веру, недавно голодный, еще не больной. К тому же женщина. Данил считал так: они не лечили, но и не калечили; искали того, кто выдержит и, возможно, получит шанс на новую жизнь. Чертыхаясь, они ползали по баракам, как крысы, заглядывали в лица, спрашивали возраст. Без зубов не брали сразу, с кровоподтеками – исключить, с переломами – не подходят, меньше двадцати пяти лет – слишком молоды, старше сорока – слишком стары, беременные и заболевшие – помеха эксперименту. Пьяные – лишняя агрессия, молящиеся – измененные состояния психики, смеющиеся – наркоманы. Интересно, что за годы работы, сталкиваясь со всем этим день за днем, Данил ни разу и не подумал помочь кому-то из них – просто узнать, почему так сложилась жизнь? Он был полон миссией до краев.
Наконец они изрядно устали, запачкались и продрогли под мокрым снегом; Данил снял свою воняющую псиной парку и бросил ее на топчан в грязном коридоре очередного судоприемника. Размотал шарф под капюшоном толстовки и сел покурить. Лекс сел рядом. Мелочи – как ясно помнит он теперь все эти мелочи. В судоприемнике уже отключили основное освещение, остались лишь тусклые красные лампы, темно – как песку насыпали в глаза. За решеткой на скамейке лежал кто-то под клетчатым одеялом. Данил попросил Лекса проверить, кто там. Лекс взглянул на него с сожалением, встал и лениво пошел к камере.
– Бро, это, кажется, наша клиентка, посмотри-ка! – закричал он оттуда.
Данил подошел и склонился над скамейкой, поднял грубое одеяло. Женщина – тонкая, хрупкая, светлые волосы тянутся вверх – статическое электричество, конечно, но выглядела она в их ореоле как святая. Он коснулся ее плеча. Она вздрогнула и отпрянула.
– Что вам нужно? Вы кремлин? – спросила она и села, натягивая на себя одеяло, будто оно ее защитит.
– Нет, – выговорил Данил с трудом.
В горле застрял сигаретный дым. Он хотел прокашляться, но не смог.
– Дайте тогда поспать, я после суток допросов, – сказала она и снова легла на скамейку лицом к стене.
– Послушайте… – начал Данил, но осекся.
Она резко повернулась:
– Пожалуйста. Оставьте меня. Я вам не нужна. Я все равно ничего не знаю. Моего сына забрали ваши. Моя жизнь кончена и так. – Она помолчала немного. Потом пристально посмотрела на Данила и вцепилась в его руку: – Впрочем, я могла бы кое-что сделать для вас, если вы обещаете найти моего сына.
– Что сделать, – опешил он. – Что вы можете для меня сделать?
Лекс смотрел на Данила с выражением «что ты мелешь, идиот», а тот не мог произнести больше ни слова. Женщина смотрела на Данила. Лекс смотрел на Данила.
Данил вошел в какой-то ступор, но она вдруг ослабила хватку и тихо сказала:
– Я могу взять у вас. Или дать вам.
Он молча смотрел на нее. Красивая – как же так.
– Слушай, мы же не трахаться с проститутками вышли. Уже час ночи. Берем ее, или посылай к чертям. И поехали. – Лекс дернул Данила с небес на землю.
Данил пробормотал:
– Мне ничего не нужно. Я приехал, чтобы забрать вас в отдел медицинских экспериментов. Это не причинит вам вреда. И точно лучше, чем тюрьма.
Он чувствовал, что его приглашение звучит как на каторгу, где ее пустят на органы, но что поделать? Это его работа. Между тем девушка показалась ему невероятно прекрасной, и он правда верил, что их отдел – лучше, чем тюрьма. Все ведь лучше, чем тюрьма, не так ли?
Через два часа она сидела в кабинете 307 на «Плутоне». Ее оформили за номером 13148 – то есть все, что касалось Данила, было улажено. Он подписал все необходимые бумаги и провел ее в переговорку. На этом его часть работы заканчивалась, дальше он чиселками не занимался. Эта была работа Лекса.
– Бро, не против, если я к тебе сегодня присоединюсь? – бросил Данил как бы между прочим.
– А че такое, – спросил Лекс, оскалившись. – Понравилась телка? Так надо было брать, пока предлагала, а то тут везде камеры.
– Брось, – сказал Данил. – Просто интересно. Хочу еще пару смен себе взять. Коплю на «ультру».
«Ультрами» назывались особенно быстрые и вездеходные беспилотники, такую сейчас хотел себе каждый парень – мечтать об этом было не западло.
Данил и Лекс взяли по банке пива: пить во время допросов не возбранялась, потому что работа плевая – обычный смолтолк, как сказал Лекс, – и вошли вслед за 13148 в переговорку.
Это только называлось так – переговорка. На самом деле – в комнату для допросов. В безликой и пустой комнате шесть на четыре – никаких окон, картин и удобств – воняло аммиаком и хлоркой. Прямоугольник из серых стен, мерцающая холодная лампа дневного света, чтобы давило сильнее. 13148 зажмурилась после лабиринта темных коридоров. Лекс жестом указал ей на стул. Они с Данилом сели напротив, на два таких же. Все – казенное и дешевое из гипермаркета «Аеки».
Лекс должен был задать несколько формальных вопросов, вбить их в систему и вызвать инженера, чтобы тот снял с нее хеликс. Это Данил в теории знал. Попадая в «Плутон», ты лишался всего, даже имени.
– Начнем, – несколько вопросительно сказал Данил, но
