— Вообще-то она не за деньги, — ответил Джоби, отводя глаза.
Гвенда поняла: отец что-то задумал.
— А за что?
— Это как бы обмен.
— И что ты отдаешь ему за корову?
— Тебя.
— Не говори ерунды.
Гвенда не успела договорить, как почувствовала, что на нее набросили веревочную петлю и затянули на теле, так что руки прижались к бокам. Девушка растерялась. Это невозможно. Стала брыкаться, чтобы высвободиться, но Сим еще туже затянул петлю.
— Ну, не бузи, — бросил отец.
Гвенда не могла поверить, что это всерьез.
— Ты что такое говоришь? — недоверчиво спросила она. — Ты не можешь продать меня, дурак.
— Симу нужна женщина, а мне нужна корова, — пожал плечами Джоби. — Очень просто.
Тут Гвенда впервые услышала голос Коробейника:
— Ну и уродка у тебя дочь.
— Но это же смешно! — крикнула пленница.
— Не волнуйся, девочка, — улыбнулся Сим. — Я не сделаю тебе ничего плохого, пока ты будешь хорошо себя вести и делать то, что говорю.
До Гвенды начало доходить, что все всерьез. Мужчины действительно решили поменяться. Ледяная игла ужаса вонзилась ей в сердце, когда она представила возможные последствия.
— Ну хватит шутить, — громко вмешалась Керис. — Немедленно отпустите ее.
Сим не испугался командирского окрика.
— А ты кто такая, чтобы тут приказывать?
— Мой отец — олдермен приходской гильдии.
— Но ты-то нет, — хмыкнул Коробейник. — А если бы и была, у тебя нет власти ни надо мной, ни над моим другом Джоби.
— Вы не можете обменять девушку на корову!
— Почему это? Корова моя, дочь его.
Перебранка привлекла внимание прохожих, люди останавливались и таращились на девушку, связанную веревкой. Кто-то спросил:
— Что случилось?
— Он меняет дочь на корову.
Гвенда заметила, что отец испугался. Хотел все обстряпать по-тихому, но не хватило ума предвидеть реакцию людей. Девушка поняла: прохожие — ее единственная надежда. Керис помахала монаху, который выходил из ворот аббатства.
— Пожалуйста, подойди сюда, рассуди спор. — Суконщица торжествующе посмотрела на Сима. — Аббатство имеет право выносить решение о законности всех сделок, заключающихся на шерстяной ярмарке. Брат Годвин — ризничий. Полагаю, вы признаете его авторитет.
Монах подошел ближе:
— Здравствуй, сестренка Керис. В чем дело?
— Сестренка, вот как, — недовольно проворчал Сим.
Ризничий холодно посмотрел на него.
— О чем бы вы тут ни спорили, я попытаюсь судить справедливо, как служитель Церкви. Надеюсь, вы можете мне довериться.
— Счастлив слышать это, сэр, — подобострастно выгнулся торговец.
Джоби тоже заюлил:
— Я вас знаю, брат. Мой сын Филемон вам очень предан. Вы так добры к нему.
— Хорошо, и довольно об этом. Что здесь происходит?
— Джоби хочет обменять Гвенду на корову, — объяснила Керис. — Скажи ему, что так нельзя.
— Это моя дочь, сэр, ей восемнадцать лет, она девица — значит, я могу с ней поступать как хочу, — захныкал Джоби.
— И все-таки это позорное дело — продавать детей, — покачал головой ризничий.
Джоби решил бить на жалость:
— Ни за что не сделал бы этого, сэр, но только у меня еще трое дома, а я безземельный батрак, мне нечем кормить детей зимой без коровы, а прежняя подохла.
Зеваки одобрительно загалдели. Они-то прекрасно знали всё и про зимнюю нужду, и про крайности, на которые может пойти человек, дабы прокормить семью. Гвенда ослабла от отчаяния. Коробейник заметил:
— Вы можете назвать это позором, брат Годвин, но не грехом.
Сим говорил так, будто знал ответ, и Гвенда поняла, что он произносит эти слова не впервые. С явной неохотой монах признал:
— В Библии есть указание, как следует продавать дочерей в рабство. Книга Исхода, глава двадцать первая.
— Ну вот! — воскликнул Джоби. — Вполне по-христиански.
Керис была вне себя.
— Книга Исхода! — вырвалось у нее.
— Мы не дети Израиля, — вмешалась невысокая коренастая женщина с выступающей нижней челюстью, что придавало ее лицу решительное выражение. Она была бедно одета, но держалась уверенно. Гвенда узнала жену Марка Ткача, Медж. — Сегодня рабства нет.
— А как же подмастерья, не получающие жалованья? Ведь мастер вправе их бить. Или послушники? Или те, кто подрабатывает во дворцах за стол и ночлег?
— Может, у них и нелегкая жизнь, — ответила Медж, — но их нельзя продавать и покупать. Разве не так, брат Годвин?
— Не утверждаю, что продажа законна, — ответил тот. — Я изучал в Оксфорде медицину, а не право. Но не нахожу ни в Святом Писании, ни в учении Церкви оснований для того, чтобы объявить это грехом. — Монах посмотрел на Керис и пожал плечами. — Прости, сестренка.
Медж Ткачиха скрестила руки на груди.
— Что ж, Коробейник, и как ты собираешься вести девушку из города?
— На веревке. Так же, как привел корову.
— Так вот — тебе не удастся провести ее мимо меня и этих людей.
Сердце Гвенды подпрыгнуло. Она не знала, сколько человек поддержат ее, но если дело дойдет до драки, люди скорее встанут на сторону знакомой Медж, чем чужака Сима.
— Мне уже приходилось иметь дело с упрямыми женщинами, — криво усмехнулся торговец. — Особых сложностей с ними не возникало.
Медж схватила веревку.
— Не тронь мою собственность, останешься цела!
Тогда жена Ткача положила тяжелую руку на плечо Гвенды. Сим грубо оттолкнул защитницу, и она попятилась; в толпе прошел ропот неудовольствия. Кто-то сказал:
— Ты бы так не сделал, если бы видел ее мужа.
Раздался смех. Гвенда вспомнила мужа Медж, нежного великана Марка. Если бы только он пришел! Но вместо него подошел Джон Констебль — опыт и нюх выводили его на толпу, стоило ей только собраться.
— Не толкаться, — прикрикнул он. — Это ты шумишь, Коробейник?
У Гвенды опять появилась надежда. Значит, у Коробейника дурная репутация, раз констебль решил, что причиной беспорядков стал именно он. Сим вновь превратился в лизоблюда. Такие перемены, очевидно, давались ему безо всякого труда.
— Простите, мастер констебль, но если человек заплатил условленную с продавцом сумму, ему нужно разрешить уйти из Кингсбриджа с неповрежденным товаром.
— Разумеется, — вынужден был согласиться Джон. Судьба ярмарочного города зависела от того, насколько честно заключаются сделки. — Но что ты купил?
— Эту девушку.
— Вот как. — Джон задумался. — А кто ее продал?
— Я, — отозвался Джоби, — ее отец.
— А эта женщина с большим подбородком, — продолжал Сим, — угрожает, что не даст мне увести девушку.
— Точно так, — подтвердила Медж. — Потому что я еще никогда не слышала, чтобы на кингсбриджском рынке продавали и покупали женщин, и никто такого не слыхивал.
— С собственным ребенком можно делать все, что угодно, — воспрял духом Джоби и вопросительно оглядел толпу: — Кто-нибудь считает иначе?
Гвенда знала, что возражать никто не станет. Кто-то обращался с детьми ласково, кто-то грубо, но все согласятся, что у отца абсолютная власть над дочерью. Девушка гневно взорвалась:
— Вы бы не стояли здесь глухие и немые, если бы у вас был такой отец. Кого-нибудь из вас продавали родители? Скольких из вас в детстве заставляли воровать, когда у вас были маленькие ручки, способные пролезать в кошельки?
Джоби с беспокойством посмотрел на дочь.
— Она бредит, мастер констебль. Мои дети никогда не воровали.
— Не важно, — отмахнулся тот. — А теперь все слушайте меня. Я все улажу. Не согласные с моим решением могут жаловаться в аббатство. Если кто-нибудь начнет драку или еще что-нибудь в этом роде, я арестую всех участников. Надеюсь, это ясно. — Констебль грозно осмотрелся. Никто не возражал, всем было интересно, что он решит. — Не вижу причины, по которой эту сделку можно признать незаконной, поэтому Симу Коробейнику дозволяется уйти вместе с девушкой.
— Я же говорил… — начал Джоби.
— Заткни свой проклятый рот, дурак, — перебил его Констебль. — Сим, убирайся, да побыстрее. Медж Ткачиха, если ты кого-нибудь ударишь, я посажу тебя в колодки и твой муж меня не остановит. И ты, пожалуйста, молчи, Керис Суконщица; можешь пожаловаться на меня отцу, если хочешь.
Джон еще не закончил, а Сим уже дернул веревку. Гвенда потеряла равновесие, сделала шаг, чтобы не упасть, и пошла по улице, спотыкаясь, почти бегом. Краем глаза она видела, что рядом идет Керис. Затем Джон Констебль схватил дочь олдермена за руку, она развернулась, пытаясь освободиться, и скоро исчезла из поля зрения Гвенды.
Сим быстро шел вниз по грязной главной улице, ослабляя время от времени веревку, чтобы приобретение не упало. Когда они приблизились к мосту, девушка пришла в отчаяние и дернулась назад, но Коробейник с силой рванул привязь, и Гвенда шлепнулась в грязь. Руки ее были связаны, она не могла их выставить и упала навзничь, ударившись грудью, лицо влипло в ил. «Покупка» с трудом поднялась на ноги, изо всех сил сопротивляясь. Как животное, избитая, испуганная, вся в грязи, Гвенда, шатаясь, потащилась за своим новым владельцем по мосту, а потом и по дороге, которая вела в лес.
