Беседа под липами о любви и опасности
На следующий день под небом серым как мрамор старая дама и юная девушка, беседуя, прогуливались рука об руку в саду вдоль вереницы лип. Старая дама с аристократическими манерами и вторая — уже не девушка, но еще и не женщина — склонили друг к другу головы.
Легкий ветерок шелестел в кронах деревьев.
Старуха покачала головой:
— Ни одному священнику в этом довериться нельзя. Они слишком долго предаются занятиям в уединении, и затем, когда, как оно и должно быть, вспыхивает любовь, она горит с безумной, неудержимой силой.
Герцогиня замолчала, они сделали еще несколько неуверенных шагов. Старуха опиралась на руку Элеттры.
— Хотя, должна признать, он славный человек.
— Да. Сеньор Аркенти не раз спасал мне жизнь и к тому же смотрит на меня словно утопающий. Я уже говорила, что, кажется, испытываю к нему нежные чувства.
Элеттра только не сказала, насколько эти чувства сильны.
Герцогиня заметила, что девушка произнесла «сеньор», а не «монсеньор».
— Это опасное положение, моя дорогая. Твой отец очень разгневан и настроен решительно. Как бы то ни было, адвокат дьявола скоро вернется в Рим. Его расследование, должно быть, подходит к завершению. Может быть, лучше покончить с этим сейчас, прежде чем что-нибудь случится. Я тебя предупреждала о твоей власти. Разве я не говорила, что мужчины не смогут устоять перед твоей красотой?
— Но, бабушка, ты разве не помнишь? Ты просила меня постараться смягчить его в отношении святого Камбьяти. Расположить его к нашему святому. Думаю, у меня получилось. Ты ведь за этим попросила его учить меня латыни, помнишь?
— Да, да. Знаю. Признаюсь, я не ожидала, что адвокат настолько тобой увлечется. В твоем присутствии он совсем другой человек. Я видела, как вы занимаетесь. Он смотрит именно так, как ты говоришь. Я замечала, что иногда, обращаясь к тебе, он касается твоей руки или плеча. Тогда он теряет твердость адвоката дьявола и смягчается, становится более человечным. Это зашло слишком далеко. Ты должна его забыть и сосредоточиться на предстоящей свадьбе.
— Разве так важно правильно выйти замуж? И разве не должна я слушать голос своего сердца?
— Боюсь, и то и другое, дитя мое. Отец с матерью ждут, что ты выйдешь за юношу, которому была обещана еще ребенком. Он принесет семье честь и богатство, несомненно. К тому же обряд помолвки уже свершился. Назад пути нет. Я уверена, Дженнаро — тот, кому ты сможешь довериться, если не прямо сейчас, то со временем.
— У тебя так было?
— Да, — солгала герцогиня.
— Адвокат не так стар, по крайней мере, я его таким не считаю. — Элеттра смотрела мрачно, глаза потемнели от печали.
— Он не кажется тебе неискренним, душа моя?
— Нет, не кажется. Это странно. Он не похож на остальных иезуитов, которых я встречала, и совсем не такой, каким, мне казалось, должен быть адвокат дьявола.
— Возможно, ты видишь лишь то, что хочешь видеть. — Старуха замолчала и вздохнула. — Пора возвращаться. Я устала.
— Да, конечно.
Они повернулись и пошли обратно.
— Я с тобой согласна. Он хороший человек. Но все же, Элеттра, должна тебя предупредить, это очень опасно.
— Я хочу знать, что будет. Все равно, ты же знаешь, я ничего не боюсь.
— О, дорогая, я не сказала, что это опасно для тебя. Здесь есть опасность для него.
Комета летела по небу белым горящим бриллиантом. Падала в пустоте голова жеребенка с развевающейся гривой. Кончик кисти макнули в белую краску и понесли к холсту. Голова ребенка пробилась в мир, за ней белым следом тянулся крик. Поток света, поток нестерпимо яркого света, идущий сквозь тьму. Великая идея свернулась в спираль и вознеслась в небесную высь.
Адвокат дьявола допрашивает сам себя
— Ты любишь девушку?
— Я… не знаю.
— Думаешь, ты сможешь распознать любовь?
— Не знаю. Я мог бы…
— Все твои ответы будут столь же неопределенными?
— Это официальный вопрос?
— Здесь я задаю вопросы.
— Конечно. Конечно, прости.
— Она кажется тебе прелестной?
— Да. Иногда ее взгляд кажется мне пронзительным, словно она смотрит насквозь, прямо в душу.
— Существует ли душа на самом деле?
— Не будем отклоняться от темы.
— Согласен. Так ты считаешь ее красивой?
— Да. Она вся светится. Светится изнутри. И глаза, эти огромные темные глаза. Рядом с ней я не могу удержаться, чтобы не смотреть в них, настолько они ясные и нежные. Она словно переполнена естественным желанием. Не тем желанием, что порождает воля, а тем, что невинно горит в ней.
— Ты скажешь ей о своих чувствах?
— Каждый раз перед встречей я репетирую свою короткую пьесу. «Элеттра, я должен вам кое-что сказать. Пусть мои слова не причинят вам огорчения. Я говорю лишь потому, что мое сердце переполнено. Я… питаю к вам глубокое чувство. Забудьте на миг, что я священник, адвокат дьявола. Вспомните, что я мужчина, был мужчиной прежде, чем стал священником, и всегда им останусь. Надеюсь, то, что я скажу, не оскорбит вас». И так далее. Но я никогда не произнесу этого при встрече. Слова не сорвутся с губ. Мое сердце поднимается к горлу и там остается.
— Возможно, она просто хочет быть твоим другом. Не может ли быть, чтобы она подозревала о твоих истинных чувствах?
— Да. Такое возможно. Не знаю. Я словно во сне. Утопающий, что во сне пытается выплыть.
— Ты ведь священник, к тому же высокопоставленный, не похоже ли, что ты становишься лицемером?
— Думаю, можно сказать и так, и все же сердцу не прикажешь. Все люди раздираемы чувствами. Я священник, но не евнух.
— Хорошо сказано. Так тобой движет не только сердце, но и чресла?
— Любовь, совокупление, совокупление, любовь — они так прекрасно переплетаются в двуногих тварях. Они неразделимы, как Минотавр и лабиринт.
— Она любит тебя?
— Не знаю. Каждый раз, когда мы видимся, кажется, она идет на все, чтобы одеться в той манере, которую я считаю изысканной и манящей. Укладывает волосы. Кажется, она рада меня видеть, глаза смеются, на губах широкая улыбка. Несколько дней назад я подошел и сел с ней рядом, чтобы взглянуть на текст. Наши плечи соприкоснулись. Ее кожа светилась, я чувствовал ее близость. Мне довольно было лишь повернуть голову, чтобы коснуться губами ее щеки. Она сияла и была так близко. Но потом солнце закрыла туча, и я вернулся на свое место напротив нее. Момент ускользнул. На самом деле я не знаю, что у нее на сердце.
— Возможно, это невинность юности? Не может ли она просто играть, чтобы посмотреть, к чему это приведет?
— Может быть. Выглядит она изумительно невинной, это часть ее очарования. Она действительно молода, а я уже не молод.
— Ты боишься герцога, ее отца?
— Очень, очень боюсь. Ему ничто не страшно. Ему ничего не стоит прихлопнуть священника словно муху. Если он хоть на миг допустит, что я испорчу репутацию его дочери, мне конец. Может быть, я ужасный глупец, но…
— Разве не стал ты скопищем надежд, страхов, колебаний и сомнений?
— Да. Возможно, я сойду с ума под пытками невыразимой любви.
— Я спрашиваю снова: ты любишь ее?
— Да. Да, люблю.
Молния и гром
Аркенти обнаружил, что стоит ночью у окна, всматриваясь в темноту, где собиралась летняя гроза. Он это чувствовал по тому, как вдруг стих ветер и воздух напитался влагой. В этот момент, точно повторяя изгибы реки По и ее притоков, в небе сверкнула молния. Теперь я смогу жить, только если признаю правду: ее неумолимая красота находит отклик в неистовстве моего желания.
И грянул гром.
Картина в укромном дворике
Направляясь через площадь к монастырю Святой Лючии, адвокат дьявола думал о странном разговоре с монахом-иеронимитом, пишущим фрески, Доном Аттилио.
Чудаковатый художник сказал, что в укромном дворике монастыря есть произведение Фабрицио Камбьяти, которое адвокат должен увидеть. Портрет женщины, как он сказал. Старая герцогиня в юности в образе святой Агаты. Он предложил иезуиту попросить настоятельницу показать портрет, намекнув, что это может оказаться интересным для расследования.
Что имел в виду Бодини? Затем он заговорил об имени Камбьяти. Звучит почти как «cambiare», «меняться». Он словно сообщал нечто важное. Это имя не из Ломбардии. Оно откуда-то еще, возможно, ниоткуда. Его семья не из этих мест. Иезуит не совсем понимал, к чему вел монах, но он посмотрит на картину и найдет все, что сможет найти. Что за бесцеремонный и надоедливый священник…
На подбородке настоятельницы росло несколько пучков волос, глаза казались окаменевшими. Она провела монсеньора
