Глеб, замолчал, сделал глоток чая, посмотрел в глаза Лены и тут же понял, что она там, рядом с ним в африканском кустарнике.
– Сжолько прошло времени, пока я прощался сам с собой, – продолжил рассказ Глеб, – я не помню. Однако ноги привели меня обратно к тому месту, где был оставлен украинский легионер.
Увиденное не просто потрясло меня невероятностью, но и ужаснуло происходящим…
…Муравьи, огромные чёрные муравьи клещами рвали кожу лица так и не очнувшегося после удара по голове Николая.
Беглого взгляда на происходящее было достаточно – тысячи насекомых поедают плоть уже мёртвого человека.
Но именно эта смерть встряхнула моё сознание, заставив каждую клеточку тела жить и бороться. В секунду в голове всплыли слова легионера о том, что город где-то недалеко, а память даже проявила невольный взмах его руки, указывающей направление движения.
Быстро преодолев зону кустарника, я, не раздумывая, лёг и пополз вперед, считая, что прежде, чем подняться, нужно как можно дальше удалиться от опасного особняка.
Земля была удачно твёрдой, но ужасные колючки и шипы высушенных веток мгновенно стали ощутимой проблемой. Несмотря на то, что я очень старался убирать их со своего пути, локти и колени то и дело ощущали болезненные уколы. Через час, весь потный, грязный с ноющей болью ног и рук, я принял решение подняться и перейти на бег.
Но, как только я приподнялся, сразу услышал нарастающий звук моторов, заставивший меня снова лечь на живот.
Грузовые машины в армейском камуфляже с набитыми в кузове, как сельди в банке, солдатами целой колонной ехали по невидимой дороге в направлении предполагаемого города. Я затаился: расстояние между нами, а, главное – высота обзора у солдат могла выдать меня, и этот факт снова холодным страхом неизвестности заскользил по сознанию.
Не знаю, почему, но всеми своими ощущениями вжавшись в почти каменную, красноватую почву, я вдруг вспомнил, как в предновогоднюю ночь полз по льду Анадырского лимана. Память отчётливо вернула холодную дрожь мышц, скрип зубной эмали и последние шаги по ступенькам крыльца, приносящие понимание преодоления выпавшего испытания. Удивительно, но именно воспоминание тех, уже ставших очень далёкими событий, успокоили мой страх и принесли веру. Поэтому, когда шум моторов стих, я поднял голову, убедился, что все машины проехали, встал на ноги и пошёл параллельно дороге.
Несколько часов, включая в работу все органы контроля, я шагал, вслушивался и всматривался, стараясь найти ямку и спрятаться раньше, чем проедет по дороге машина.
Сумерки, которых я так ждал, появились на небе северной звездой, желанными огнями города и опасением. Дневное солнце держало змей в норах и корнях кустарников, а с наступлением темноты они должны были выйти на охоту и, если раньше я старался не шуметь, то теперь всё делал строго наоборот, рассчитывая отпугнуть всех, кто мог оказаться на моём пути. К счастью, эти мысли и бездорожье скоро закончились, а небольшая возвышенность прямо у подножья города дала возможность увидеть, где находятся многоэтажные дома и горят огни витрин.
Однако, войдя в пригород, я, поймав на себе взгляды прохожих, понял, что снова могу стать добычей. Идеи и предложения закрутились в моей голове с новой силой поиска спасения. Но господин Великий Случай, который, похоже, не оставлял своего покровительства весь этот день, достал из кармана сюрприз, и на пустынной дороге появилось такси.
Мне даже не пришлось поднимать руки, старый автомобиль с эмблемой «Renault» остановился прямо около меня, и улыбчивый водитель на французском предложил свои услуги. Пощупав на всякий случай рукоятку отобранного у легионера пистолета, я нырнул на заднее сиденье, сняв его с предохранителя.
Машина рванула с места, словно хотела от кого-то оторваться. И, чем быстрее она ехала, тем отчётливее я понимал, что водитель, рот которого не закрывался, тоже не очень любит эту часть города…
Глеб снова остановился, сделал несколько глотков уже ставшего холодным чая, улыбнулся, почувствовав, как отступает алкоголь и возвращается лёгкость.
– Давай я опущу подробности моих поисков Алексея, так как ни опасности, ни каких-то интересных событий не происходило. Обычная логика и знание таксистом всех дорогих отелей города очень скоро помогли мне обнять охранника и ещё раз поблагодарить провидение за счастливый конец этой истории. Вернувшись в Москву, я отдал обратно одолженные для покупки алмазов деньги. А, так как ни жена, ни кто-либо другой не спросил меня о событиях в Конго, эта история сейчас прозвучала впервые.
Лена вздохнула и уже хотела что-то сказать, но он жестом остановил её.
– Сегодня я точно знаю, что ни тюрьма в Намибии, ни арест и депортация из Анголы, ни перенесённые болезни, ни горящий над Занзибаром самолёт так не испугали моё сердце, как это случилось в пригороде Киншасы. Мне очень трудно объяснить себе, почему именно этот страх стал самым запоминающимся. Кажется: ну полз, ну шёл, ну озирался, проверяя пистолет, на каждый шорох, ну и что? Не знаю… но, едва сновидения возвращают меня в это место, утром я просыпаюсь без сил с высоким давлением и грохочущем сердцем.
– Может, это потому, что ты убил человека? – наконец решилась и сказала Лена. – Мне кажется, что смерть легионера, этот ужас быть съеденным муравьями терзает тебе душу, и поэтому ты не можешь это забыть.
Глеб растёр ладонями лицо, прогоняя возвращающееся желание спать и, старательно подбирая слова, подытожил:
– Нет, это существо уже не было человеком. Кровавые разборки, участие в уничтожении простых людей сделали его глаза звериными, и поверь – именно по его взгляду я понял, что моя жизнь отсчитывает последние мгновения. Тут совсем другое. Раньше, отправляясь в свои алмазные походы, я, понимая, что будут проблемы, морально готовился их преодолевать. У меня всегда хватало сил, умения, изворотливости выйти из затруднительного положения. А там, на полянке, обросшей кустарником, ко мне пришло понимание краха всех моих крепостей и тылов. Постоянные промахи и неудачи сделали во мне дырку, а страх ринулся в это отверстие, лишая меня воли, злости и даже желания жить.
– Всё равно не понимаю, почему от тебя ушла жена, – неожиданно перескочила Лена на другую тему. – Ты рискуешь, зарабатываешь деньги, как умеешь, а она это не ценит. Тут что-то не так… Вы прожили вместе очень много лет, и если она ушла и потребовала развод, значит, у неё были весомые причины.
Глеб улыбнулся, неожиданный поворот разговора подсказал ему, что любопытство Лены в отношении его жены достигло максимума, просится наружу и требует ответов.
– А ты точно хочешь знать, почему мы с Викторий расстались? – решил он подразнить её перед тем, как начать новый рассказ.
– Конечно! Мы живём с тобой два месяца, а мне так и не удалось понять тебя. Узнать, что тебе дорого, что тебя волнует, а твоя скрытность и ровность наших отношений очень часто удивляет меня. Я всю жизнь проработала в следственном аппарате, видела и допрашивала отъявленных преступников, чувствовала их мысли, предсказывала их действия, но, встретившись с тобой – потерялась. Смотрю на тебя и не знаю – о чём ты думаешь, слушаешь ли ты меня, любишь ли ты меня, как люблю тебя я?.. – Она нервничала. Рассказ Глеба раскачал её мысли и достал из глубин вопросы, ответы на которые мучили её с того самого дня, как они решили жить вместе. – Я уже и не говорю о том, что мне совсем не понятно – на кого ты работаешь в деле Морозова? Ты участвуешь в секретной операции, проводимой федералами, и вывозишь олигарха из страны, но в тоже время СКП охотится за тобой и очень хочет допросить. И в тот момент, когда всё вокруг тебя закипает, моё руководство общается с генерал-лейтенантом военной разведки, и ты тут же перестаёшь их
интересовать. Поясни, какая из силовых структур, участвующих в этом деле, тебе действительно дом родной, а какая – мачеха?
– О-о-о! – Глеб рассмеялся в голос. – Ты определись, на какой вопрос ты хочешь получить ответ. Что тебе более интересно – мой развод с женой или шпионские страсти по олигарху.
Лена сделала вид, что задумалась, протянула руку и снова включила чайник, давая понять, что намерена сидеть на кухне до победного конца.
– Начни с развода! – произнесла она утвердительно и стала доставать из холодильника рыбные консервы, не найденные жадными руками вечно голодного Алексея, уничтожившего все их запасы во время «нефтяной» гулянки.
– Понимаешь, – Глеб игриво подмигнул, – тут такие личные подробности, что мне даже неудобно говорить.
– Что? – Интерес чертёнком запрыгал в её глазах, – Ну-ка, давай, быстро говори!
– Семь лет назад, вернувшись в очередной раз из Намибии, – начал он свой новый рассказ, – я открыл входную дверь своего дома и увидел пустые шкафы, валяющиеся вешалки и катающийся от ветра большой пыльный шарик. Помню, как, присев на край кровати, я смотрел по сторонам и, остро чувствуя пустоту, понял, что это – начало одиночества. Потом я долго бегал за ней, упрашивал вернуться, дарил подарки, просил одуматься и не разрушать семью… И через месяц она сжалилась и, не объясняя причин ухода, молча внесла свои чемоданы в дом. Но, добившись своего, я впервые ощутил: Виктория меня не любит, и физическое возвращение не принесло душевного удовлетворения. Продолжая жить вместе, я уже не видел в её глазах того света, который когда-то не давал мне покоя. Всё чаще между нами возникали эпизоды, подчёркивающие расхождение, а молчанки и обиды стали нормой существования. Образовавшаяся между нами пустота с каждым днём стирала память прожитых лет, разрушая незыблемую ранее преданность.
